Еще никто не снимал со Спящего очки. Даже самые нервные посетители не решались на такой рискованный эксперимент.
Бородач как-то жалобно всхлипнул и затрепетал веками, как мельтешит какая-нибудь испуганная мелкая птаха. Это означало, что Спящий проснулся, но все-таки по инерции Бородач пробормотал:
– Г… г…
– Вы Коньшин? – спросил подросток ломким голосом. В голосе было презрение, почти ненависть.
Спящий Тимофей быстрым движением выхватил из рук мальчика очки, нацепил на огромный красный нос, похожий на раннюю парниковую клубнику, и словно исчез, скрылся в тумане.
– Я Коньшин, – сказал Петр Кириллович негромко. Он сразу, как только подросток вошел, понял, что это его сын.
Взгляд мальчика метнулся к нему через всю комнату. Коньшин поднялся навстречу этому мгновенно-изучающему, оценивающему взгляду. Потом взгляд мальчика потеплел, сделался не таким острым. Видно, подросток обрадовался, что его отцом оказался не Спящий Тимофей, а этот еще сравнительно молодой приличный человек в чистой спортивной рубашке, в светло-коричневых брюках.
– Я Коньшин, – повторил Петр Кириллович. – А ты Валентин?
– Да.. Откуда вы…
– Подожди меня в коридоре.
Петр Кириллович убрал в стол бумаги, закрыл ящик, причесался. Он делал все нарочито медленно, чтобы успокоилось бешено колотящееся сердце. И так же неспешно он написал на бумажке «УШЕЛ НА БАЗУ» – обычную отдельскую шутку, когда надо было кому-нибудь исчезнуть по своим делам.
– Ушел на базу, – сказал Коньшин, проходя мимо Спящею Тимофея.
– А… а… – ответил Спящий.
Бородач, несмотря на вечное сомнамбулическое состояние, помнил все, и в него можно было наговаривать, как в магнитофон.
Сын ждал его в коридоре.
– Ты долго меня искал? – спросил Коньшин, украдкой рассматривая подростка.
У мальчика были черные, как у него самого, жесткие волосы, упрямый подбородок матери, умные любопытные глаза, темно-карие – почти под цвет волос, – копия глаз Петра Кирилловича.
– Не… Про институт я давно знал. А вахтер сказал, где тебя найти.
Валентин тоже исподтишка изучал отца. В его пристальных глазах было замешательство. Он явно представлял себе Петра Кирилловича совсем другим.
– Ты… приехал один?
– Да. Я победитель телеконкурса эрудитов. Завтра у нас запись в Останкине.
– Вот как… Поздравляю. И ты давно… стал эрудитом?
– Давно. Я знаю почти всю Большую Энциклопедию… Я учу ее с четвертого класса.
– Вот как… – Коньшин был поражен. – Надо же…
Мальчик был явно рад изумлению Петра Кирилловича.
– Спросить вас что-нибудь?
– Давай.
Его покоробило это «вас».
– Ну, например, что такое «Пито трубка»?
– Пито трубка?
– Ну да.
– Представления не имею.
– Это, – торжественно сказал мальчик, – Г-образная трубка для измерения динамического напора текущей жидкости или газа. Названа по имени ее изобретателя французского ученого Пито. В каком году он родился?
– Представления не имею.
– В тысяча семьсот тридцать втором.
– Здорово.
Сын был польщен.
– А что такое «восковница»?
– Сосуд, где хранят воск?
Мальчик хмыкнул.
– Ну вы даете… Это небольшое дерево.
– Дерево?
– Да.
– Сразу бы не подумал. А где оно растет?
– На болотах вдоль Балтийского побережья.
– Надо же… Целебное?
– Пока не установлено. Но у некоторых видов, в частности у тропических, плоды съедобные.
– Здорово, – сказал Коньшин. – Ну, а допустим… допустим… Что такое куры?
– Куры?!
– Ага. Только называй меня на «ты».
– Куры! Ну… ты даешь! Это домашняя птица.
– Точно. Молодец. А откуда они взялись?
– Откуда? Да они существуют вечно.
– Куры произошли от дикого банкивского петуха.
Сын посмотрел на отца удивленно:
– Ты тоже учишь энциклопедию?
– Да нет… от института осталось…
Они вышли на улицу. Стоял липкий, душный, горячий полдень.
– Хочешь мороженого? – спросил Петр Кириллович.
– Нет, – быстро ответил мальчик и покраснел. Ему явно хотелось мороженого, но он стеснялся. А может быть, у него не было лишних денег? Мать, видно, не очень-то балует сына. Костюм новый, но из самых дешевых и, очевидно, «выходной» – еще не обносился, а туфли старые-престарые и явно местного производства. Под серым пиджаком белая застиранная рубашка. Таня и раньше была сторонницей «аскетического» воспитания детей, а став директором школы, очевидно, еще больше укрепилась в этом мнении. А может быть, ей просто некогда было обращать внимание на такие «пустяки», как одежда сына.
– Но я обещал тебе.
– Обещал? – удивился мальчик. – Когда?
– Очень давно. Ты еще был маленьким. Ты болел, а потом к тебе ночью пришел волшебник. Помнишь? Вы еще бежали в метель…
Лицо подростка сделалось каким-то испуганным.
– Откуда вы знаете про волшебника?
– Он обещал тебя взять с собой в Москву и накормить мороженым и рыбой-капитаном.
– Это… это были вы? – выдохнул сын. – Вот оно что… Ну да… Значит, это не сон… И про Илью вы знаете?
Петр Кириллович ничего не ответил.
– Знаете… Потихоньку я зову себя Ильей,.. Больше никто… Только еще один человек…
Валентин-Илья смутился и покраснел.
– Пойдем есть мороженое.
– Пойдемте… Пойдем…
Они зашли в небольшое полупустое кафе. Бесшумно неслись под потолком стрекозы-вентиляторы. Коньшин заказал две порции мороженого и бутылку минеральной.
– Вы… можете взять себе шампанского… – сказал сын. – Я знаю… ты же любишь… шампанское…
Петр Кириллович отрицательно мотнул головой, хотя ему очень хотелось холодного шампанского. Работа матери…
Они сидели рядом, чуть по диагонали, и продолжали быстрыми короткими взглядами изучать друг друга.
– Ты подумал, что Спящий – это я? – спросил Коньшин.
– Да, – кивнул головой мальчик.
– Ты рад, что это не я?
Сын опять кивнул.
– Можно, я тебя буду звать Ильей?
– Нет.
– Почему?
– Так… Ты мой отец?
– Нет.
– Мой отец – Миркин?
– Да.
Мальчик молча доел мороженое.
– Хочешь еще?
– А у тебя есть деньги?
– Есть.
– Ты богатый?
– Средний.
– Ты все… пропиваешь?
– Да как сказать… Не все, но много. Мне больше некуда тратить деньги. Пытался посылать тебе, но мать их отсылает назад.
Опять наступило молчание.
– Я не хочу, чтобы моим отцом был Миркин.
– Почему?
– Не знаю. Не хочу, и все.
– Миркин – знаменитый поэт. Недавно про него была передача по радио. Слышал?
– Слышал. Но все равно – не хочу.
– Отцов не выбирают.
– Знаю… Но Миркин не может быть отцом. Мать мне наврала… И вы меня обманываете.
– Почему он не может быть твоим отцом?
– Потому что он не человек.
– Вот как… А кто же он?
– Не знаю… Все: река, небо, ветер, бог, но не человек…
– Это мать тебе сказала?
– Нет. Я сам…
Они молчали. Сын копался ложечкой в залитом алым сиропом шарике.
– Выходит… Мой отец ты… Больше некому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47