Но для Петра достоянием являлась вся Россия. Он всем сердцем любил скромный Летний дворец с его четырнадцатью комнатами да еще Монплезир, такой же маленький и уютный. В Монплезире он мог сидеть со своей подзорной трубой и наблюдать за кораблями. В этих по-домашнему уютных дворцах он наслаждался редкими и оттого столь ценными минутами уединения с Катенькой.
Возвращаясь с площади, он завернул в трактир «Четыре фрегата», толпа, приветствуя его, взорвалась воплями. Быстрый и острый взгляд Петра выхватил из толпы бражников голландского и французского послов, сидящих в разных концах залы в окружении своей свиты. Они безрадостно приветствовали царя, их лица явно свидетельствовали о том, что они уже приняли изрядную дозу успокоительного зелья и теперь омывают щеки слезами горя.
– Водки и бренди! – громогласно провозгласил Петр.
В таверне воцарилась глубокая тишина, когда Петр прошел и уселся в самом центре залы. Он осушил первую чарку, налил вторую и громко произнес:
– Друзья, в мире случилось нечто ужасное, но мы до сих пор не знаем, что именно и каковы пределы этого несчастья. Уповая на божью волю, надеемся, что скоро все прояснится. До нас дошли страшные новости: в Европе на головы наших соседей и собратьев обрушились чудовищные напасти, поэтому я хочу поднять чашу за упокой души тех, кто погиб. Мы слышали, что Амстердам ушел под воду, но я верю, и вера моя крепка, что в Голландии море никогда не победит человека! Если сегодня море и поглотило город, то эта победа временная! – С этими словами он поднял свою чарку. Его поддержали возгласами одобрения. Царь взглянул на голландцев и понял, что тронул их суровые, закаленные ветром и морем сердца.
Кровь, согретая бренди, взыграла в нем, и он поднял чарку для второго тоста.
– Обращаюсь к моим французским друзьям. Знайте, сердце мое скорбит о вашей печальной судьбе. Но, если в том будет нужда, Россия всегда готова вам помочь. – Он окинул взглядом трактир. – А какие новости у моих английских друзей? – спросил он, но англичане, сидевшие с понурыми лицами, ничего не ответили.
В трактире «Четыре фрегата» люди согревались горячительными напитками и бравыми речами, а небо тем временем становилось все темнее, все холоднее. Наконец Петр вышел в непроглядную ночь и направился домой. Добравшись до постели, он лег. И ему приснился сон.
Ему снова было десять лет. Он, дрожа, прятался в темном углу. Его мать, Наталья, затаилась рядом. В темноте он не мог различить ее лица, но помнил его таким, каким видел в последний раз: смелым, решительным. Несколько часов назад, когда злая судьба столкнула их лицом к лицу с разъяренной толпой стрельцов, вооруженных мушкетами, пиками и бердышами, мать стояла, крепко держа его за руку, и говорила голосом уверенным и сильным.
Стрельцов не иначе как бес попутал. Бунт? Они со времен Ивана Грозного верой и правдой служили царю, являлись личной охраной ему и чадам его. И вдруг подняли бунт, да не где-нибудь, а в стенах самого Кремля. Как гончие псы, охотятся за царской семьей, кого найдут – убивают, грабят царские палаты. Маленький Петр со своей матерью и братом Иваном спрятались в темной трапезной.
«Если мне суждено остаться в живых, – решил про себя Петр, – стрельцы мне за все ответят. Придет день, и они на своей шкуре испытают не только страх, пережитый царем, но и его царскую волю».
Кремлевские палаты обернулись подвалами, полными голодных крыс.
Поздно ночью мать, решив, что он крепко спит, выбралась из укрытия.
– Матушка, – шепотом позвал Петр.
– Чадушко мое, я должна узнать, что творится, – сказала мать, гладя его по голове. – Оставайся здесь и присмотри за Иваном. Сидите тихо-тихо.
– Они могут убить тебя, – беззвучно плакал и цеплялся за материнский подол маленький Петр.
– На это они не решатся, – успокаивала его мать. – Даже стрельцы не посмеют зайти так далеко. Они не убьют меня. Петруша, будь хорошим мальчиком, оставайся здесь, Иван без тебя пропадет.
Петр посмотрел в сторону старшего сводного брата и кивнул головой. В темноте он почти ничего не видел и от страха едва мог говорить.
– Я присмотрю за ним, – пообещал Петр матери.
Она ушла. Прошло какое-то время, и из соседних залов до Петра долетело мужское пение; вскоре он увидел, как движется к ним желтый трепещущий свет. От страха Петра била дрожь, он задыхался. В свете факела показалось бородатое лицо стрельца, забрызганное кровью, с хищным оскалом бешеного пса.
Огонь тускло осветил трапезную.
– Может, тут серебро есть, – послышался голос.
– Может, – ответил другой.
– Не здесь ли царица затаилась? Проклятые Нарышкины! Эй, вы там! Слышите? Вы, проклятые Нарышкины!
Петру чудилось, что его затянуло глубоко под воду и ему никак не вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. «Что же делать? Как спастись?»
И в этот момент что-то черное и мягкое окутало его, что-то, вселяющее покой. Он больше не видел стрельца, он больше не боялся.
– Здесь никого нет, – снова послышался голос. – В трапезной пусто.
Стрельцы ушли.
– Ты кто? – одними губами спросил Петр. Он знал – в трапезной кто-то есть. Уже сколько лет подряд ему снится один и тот же сон. Но на этот раз во сне появился некто новый, темный и сильный – надежный защитник, которого у него не было прежде.
– Я здесь, чтобы помочь вам, Петр Алексеевич, – прошептал мрак. – Есть ангелы, которые охраняют царей. И я – один из них.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111