А знаете почему? Потому что в каждом американце, даже самом пропащем, сидит задубелый, простецкий малый, вроде меня, который ненавидит всяких подонков еще больше, чем я.
— Право, отец, я и не надеялся тебя увидать. Такая неожиданная радость. И выглядишь ты прекрасно.
— А чувствую себя прескверно. И новости у меня прескверные, особенно для тебя. Решил лично тебе сообщить.
Элиот слегка нахмурился:
— А когда у тебя действовал желудок?
— Не твое дело.
— Прости.
— Я к тебе приехал не за слабительным. Кое-кто считает, что у меня хронический запор с того самого дня, как объявили, что проект восстановления национальной экономики противоречит нашей конституции. Но я не потому здесь.
— Ты сказал, что чувствуешь себя прескверно .
— Ну и что?
— Обычно, когда ко мне приходят и жалуются на скверное самочувствие, девять из десяти жалобщиков страдают от запора.
— Погоди, вот я тебе все расскажу, мой мальчик, тогда посмотрим, поможет тебе пурген или нет. Один адвокатишка, работающий в конторе Мак-Алистер, Робджент, Рид и Мак-Ги, которому был открыт доступ ко всем документам, теперь уволился оттуда. Он нанялся к род-айлендским Розуотерам. Они собираются подать на тебя в суд. Они хотят объявить тебя невменяемым.
На столе у Элиота зазвонил будильник. Элиот взял часы и подошел с ними к красной кнопке на стене. Он напряженно смотрел на секундную стрелку, его губы беззвучно отсчитывали секунды. Он нацелил средний палец левой руки и вдруг ткнул им в кнопку, пустив в ход самую громкую сирену на всем Восточном полушарии.
От жуткого воя сирены сенатор, заткнув уши, отскочил в угол и прижался к стене. В семи милях от Розуотера, в Новой Амброзии, какой-то пес завертелся волчком, кусая собственный хвост. Случайный проезжий в закусочной опрокинул кофе на себя, забрызгав бармена, а в «Салоне красоты у Беллы», у самой хозяйки, трехсотфунтовой Беллы, чуть не случился инфаркт. Все остряки в округе уже собирались повторить дурацкую, устарелую хохму про начальника добровольной пожарной команды Чарли Уормерграма, державшего страховую контору рядом с пожарным депо:
— Ага, сбросило Чарли с его секретарши!
Элиот снял палец с кнопки. Гигантская сирена стала давиться собственным голосом. Она глухо бормотала одно и то же:
— Бля-бля-блям… Бля-бля-блям…
Никакого пожара в Розуотере не было. Просто надо было возвестить, что настал полдень.
— Ну и звук! — сказал сенатор, медленно выпрямляясь. — У меня все вылетело из головы.
— Может, это и хорошо?
— Ты слышал, что я тебе говорил про род-айлендских Розуотеров?
— Да.
— И как ты к этому относишься?
— Мне грустно и боязно. — Элиот вздохнул, попытался было невесело усмехнуться, но ничего не вышло. — Я ведь всегда надеялся, что никто не станет искать доказательств — здоров я или нет и что это вообще никакого значения не имеет.
— Разве у тебя когда-нибудь возникали сомнения, здоров ты психически или нет?
— Безусловно.
— И давно это началось?
Глаза у Элиота расширились, словно он искал в пространстве честный ответ:
— Лет с десяти, пожалуй…
— Ты шутишь, конечно!
— Очень утешительно, что ты в этом уверен.
— Ты был здоровым, нормальным ребенком!
— Серьезно? — Элиот искренне обрадовался, вспомнив, каким он был мальчиком, он был рад вызвать в памяти этот свой образ, вместо того чтобы думать о тех наваждениях, которые его одолевали.
— Мне только жаль, что в детстве мы привезли тебя сюда.
— А мне тут и тогда понравилось и нравится до сих пор.
Сенатор крепче уперся ногами в пол, готовясь нанести решительный удар:
— Возможно, мой мальчик, но теперь надо отсюда уезжать и больше не возвращаться.
— Как это не возвращаться? — удивленно спросил Элиот.
— Этот этап твоей жизни окончен. Когда-нибудь должен был прийти конец. Хотя бы за это стоит поблагодарить род-айлендских стервецов. Это они заставляют тебя уезжать отсюда — и уезжать немедленно.
— Как это они могут ?
— А как ты сможешь доказать, что ты не сумасшедший, живя в такой декорации? Обстановочке?
Элиот оглядел комнату, ничего особенного не увидел:
— Тебе… тебе моя обстановка кажется странной ?
— Да ты и сам все понимаешь, черт подери!
Элиот медленно покачал головой:
— Если тебе рассказать, отец, чего я не понимаю, ты, наверно, очень удивишься!
— Такой обстановки нигде в мире не найдешь. Если бы поставить на сцене такую декорацию и в ремарках было бы сказано: «При поднятии занавеса сцена пуста», то все зрители дрожали бы от нетерпения — поскорее увидеть, какой немыслимый психопат живет в таких условиях.
— А что, если этот псих выйдет и совершенно разумно объяснит почему он так живет?
— Все равно он — психопат!
Элиот как будто с этим согласился. Во всяком случае, спорить он не стал, решив, что лучше ему умыться и переодеться перед отъездом. Он порылся в ящиках стола, нашел наконец бумажный пакет, где лежали вчерашние покупки: кусок душистого мыла, жидкость для ног, шампунь от перхоти, флакончик дезодоранта и тюбик зубной пасты.
— Рад, что ты опять решил принять приличный вид, сынок.
— Гм? — Элиот внимательно читал надпись на флакончике дезодоранта «Аррид» — таким он никогда не пользовался, да и вообще никаких средств от пота он никогда не употреблял.
— Вот приведешь себя в порядок, бросишь пить, уедешь отсюда, откроешь контору где-нибудь в Индианаполисе, в Чикаго, в Нью-Йорке, где угодно, — и когда начнется судебная экспертиза, все увидят, что ты абсолютно нормальный человек.
— Угу, — сказал Элиот и спросил отца, употреблял ли он когда-нибудь средство от пота «Аррид».
Сенатор обиделся:
— Я принимаю душ и утром и на ночь. Предполагаю, это избавляет меня от нежелательных выделений.
— Тут написано, что при употреблении может выступить сыпь, и если выступит, то надо перестать пользоваться этим средством.
— Если тебя это беспокоит, выкинь эту штуку. Лучше воды и мыла ничего нет.
— Гм…
— Вот в чем наша беда тут, в Америке. Эти деятели с Мэдисон-сквера заставляют нас больше беспокоиться о наших подмышках, чем о России, Китае и Кубе вместе взятых.
Разговор, в сущности, очень щекотливый для двух столь ранимых людей сейчас незаметно перешел в совсем мирную беседу. Сейчас они спокойно и безбоязненно говорили обо всем.
— Знаешь, — сказал Элиот, — Килгор Траут однажды написал целую книгу про страну, где люди боролись с запахами. Это было всенародное дело. Там у них больше не с чем было бороться — не было ни эпидемий, ни преступлений, ни войн. Вот они и стали бороться, с запахами.
— Видишь ли, если тебе придется выступать на суде, — сказал сенатор, — лучше не проявлять особых восторгов по поводу этого Килгора Траута. Твоя любовь к этой приключенческой чуши может создать впечатление у очень многих людей, что ты очень отстал в своем развитии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45