- Ясно? - потом добавляет: - А всё, что он нам рассказал, узнали от осведомителей и кое-что им за это отвалили, за счет конторы, конечно.
Он коротко смеется, а остальные молчат. Так, молча, мы добираемся до управления. Моемся, бреемся - уже утро - пьем кофе в ближайшем кафе и расходимся по домам. Ночь была бурная, мы здорово поработали, и начальник, довольный нами, разрешил весь день отдыхать.
Мы с О'Нилом идем вместе.
День чудесный, небо голубое, зелень изумрудная... Ах, я уже говорил это. Иду и продолжаю свой монолог.
- Слушай, - говорю О'Нилу, - может, займемся теперь оптовиком? Представляешь, какую мы, благодаря этому поставщику, цепь раскрыли. Как думаешь, наградят нас? - мечтаю.
Наконец О'Нил раскрывает рот.
- Кто? - спрашивает.
Теперь рот раскрываю я, от удивления.
- Как кто? Начальство.
Он пожимает плечами и молчит.
- В конце концов, - говорю я, - мы же какую работу сделали? Притон тот накрыли, не наша вина, что там одни покойники были. Раз. Поставщика тоже накрыли. И он нам все... - Тут я спохватываюсь и торопливо добавляю: - И не наша вина, что он тоже покойником оказался. А какие сведения добыли - всю клиентуру этого поставщика, небось человек тридцать. Ну и, главное, оптовик. Хотя пока мы этот наш козырь начальству и не выкладывали. Ну, как?
- За что ж награждать? - в свою очередь спрашивает О'Нил. - За покойников? Так их на кладбище пруд пруди. Вот дали день отдыха, и радуйся.
Действительно, не за что нас награждать получается. Молчу.
- А вот кое-кто другой может и впрямь премию отвалит. Жирную, - неожиданно произносит О'Нил и так же неожиданно сворачивает к подвернувшемуся кафе.
Садимся за столик, заказываем пиво. (В баре кофе пили, в кафе - пиво, так и живем.)
- Сегодня ночью нанесем визит тому оптовику, - говорит О'Нил. - Частный. Деловой. Так и так, мол: "Не хотите ли вознаградить нас за усердную работу?" Что скажешь?
Что я скажу? Скажу, что с О'Нилом не пропадешь. Он еще умней, чем я думал. Ну, ладно, не умней - хитрей, ловчей, короче говоря, такие, как он, умеют устраиваться. И я за ним в кильватер.
- Поехали, - говорю и встаю.
Он усмехается:
- Поехали по домам, выспимся, а вечером - за премией, - и он подмигивает.
Продираю глаза, когда на дворе уже темно. Бреюсь, надеваю хороший костюм, красивый галстук - все-таки не куда-нибудь идем, а в гости к солидному человеку. Когда я спускаюсь вниз, у подъезда уже ждет О'Нил в своем новеньком "форде". Этот "форд" он купил недавно (наверное, на такие вот премии, за какой мы сейчас направляемся). В управлении никто об этом не знает, так что, показав мне свое приобретение, О'Нил тем самым оказал мне большое доверие.
Мы едем молча. Сосредоточены. Всё же оптовик с размахом это не поставщик, тем более не какие то там жалкие мальчишки-наркоманы. Это человек со связями, у него могут быть телохранители, и его голыми руками не возьмешь. Одно дело, если б мы были в мундирах, с полицейским эскортом, с сиренами, с ордерами на обыск, на арест, по заданию начальства... А так он может взять да и пристрелить нас за милую душу, скажет: двое неизвестных вооруженных вломились в квартиру, стали угрожать. У нас ведь на лбу не написано, что мы полицейские! Он, может быть, фокусник не хуже О'Нила, такую инсценировку устроит, что хоть в Голливуд приглашай.
Так что мы в напряжении.
Подъезжаем. Дом роскошный. Вернее, не дом, а вилла, довольно уединенная. К нашему изумлению, ни сторожей, ни собак, ворота раскрыты, над подъездом фонарь.
Звоним. Дверь открывает молоденькая служанка в фартучке.
- Кого? - спрашивает.
- Хозяина, - говорим и, оттеснив ее, вваливаемся.
Хозяин выходит в холл. В халате, ночных туфлях. Ему лет шестьдесят, он носит очки, почти лысый, с брюшком - вид коммерсанта, удалившегося от дел, или доброго дедушки, отправившего детей и внуков в кино и отдыхающего у телевизора. Но вот внуки вернулись, и он спешит их радостно встретить.
Но мы на его внуков не похожи, он это сразу понимает и меняется в лице. Нет, на лице этом возникает выражение не страха, а просто недовольства, какой-то брезгливости, словно мы пришли продавать пылесос или принесли счет за газ.
- Что вам нужно? - спрашивает.
- Поговорить, - отвечаю.
Он смотрит на служанку, потом открывает дверь в кабинет и жестом приглашает пройти.
Входим. Да, живет он неплохо, кабинетик что надо.
- Садитесь, - говорит сухо, - я вас слушаю. Вы откуда?
- Мы из полиции, - отвечаю.
На его лице читаю выражение явного облегчения. Мне даже кажется, что на губах его промелькнула ироническая улыбка.
- Из полиции? Чем обязан?
- Видите ли, - начинаю я, - сегодня ночью мы задержали некоего (я называю имя) и имели с ним долгую беседу.
- Да? - Он вскидывает брови. - А я слышал, что когда вы явились к нему, он уже преставился.
Ничего не скажешь - информирован он неплохо, знает то, что не знает даже наш начальник. Откуда?
Но я не показываю вида.
- Вас неправильно информировали, - говорю, - он действительно скончался, но перед этим рассказал нам много интересного. Иначе, - добавляю, - мы бы здесь не были.
- Значит, это вы его прикончили, - говорит он задумчиво, - ну что ж, это неплохо. По крайней мере этот болван никому, кроме вас, не проболтается. А ваш начальник в курсе?
Ага, он начинает понимать.
- В том-то и дело, что нет, - отвечаю, - кроме нас, никто до его прискорбной кончины с преступником не беседовал.
- Ну, так что? - неожиданно спрашивает он, и на губах его мне снова чудится ироническая усмешка.
- Если начальство узнает, - объясняю (может быть, он не такой понятливый, как я думал), - у вас могут быть большие неприятности, как вы догадываетесь. А мы получим награду. Так вот... - Я делаю паузу, но он тоже молчит, - так вот, нам безразлично, от кого получать награду, нам важен ее размер, - и я вопросительно смотрю на него.
Он встает, направляется к комнатному бару. О'Нил вынимает пистолет.
Старик усмехается, открывает бар, наливает рюмку коньяка и залпом выпивает ее. Нам не предлагает. Потом возвращается к своему креслу.
- Если я вас правильно понял, - говорит он и смотрит на нас не мигая, - вы решили сделать свой маленький личный бизнес? Так? Вы забываете мое имя, а я выдаю вам за это премию. Сколько, позвольте узнать?
- Десять тысяч монет! - выпаливает О'Нил.
Теперь в глазах нашего собеседника я читаю откровенную жалость.
- Да, - произносит он задумчиво, - мелко плаваете, без размаха. Десять тысяч монет! За это и машины приличной не купишь. Наверное, только начинаете?
Я растерян. Он что, не понимает? Может, он хочет, чтобы мы увеличили нашу ставку вдвое-втрое? Может, у него какая-то тайная мысль?
О'Нил медленно краснеет, лицо его, и без того цвета спелого помидора, становится багровым. Это значит, что его охватывает ярость. Лишь бы он все не испортил.
- Какое это имеет значение, - поспешно говорю я, - начинаем не начинаем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38