ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он выглядывал до того времени из толпы товарищей, как страус между индейками; говорил он глухим, гробовым голосом, при каждом слове глубокомысленно закрывал глаза, украшенные белыми ресницами, и вообще старался сохранить вид человека рассудительного, необычайно умного и даже, если можно, ученого.
Глеб дал утвердительный ответ.
- Вам, любезный человек, примерно, то есть, поклон посылают, - с достоинством проговорил рассудительный шерстобит.
- Кто ж бы такой?
- Станете проходить, говорит, через Оку, по дороге к Сосновке, увидите, говорит, рыбака Глеба Савинова, кланяйтесь, говорит, и нижайше...
- Ну, пошел, пучеглазый, размазывать! Тянет, словно клещами хомут надевает! - грубо перебил Нефед. - Кланяться наказывал тебе старичок из Комарева... Кондратьем звать... Вот те и все!
Долговязый шерстобит презрительно отвернулся; несмотря на всю свою рассудительность, он, как видно, был из числа самых щепетильных, обидчивых. Чувство тончайшей деликатности, заставлявшее его говорить всем вы, было сильно оскорблено грубостию Нефеда.
- А, да! Озерской рыбак! - сказал Глеб. - Ну, что, как там его бог милует?.. С неделю, почитай, не видались; он за половодьем перебрался с озера в Комарево... Скучает, я чай, работой? Старик куды те завистливый к делу - хлопотун!
Шерстобит закрыл уже глаза и хотел что-то промолвить, но Нефед снова перебил его.
- Об делах не раздобаривал: наказывал только кланяться! - сказал Нефед. - Ну, что ж мы, братцы, стали? - добавил он, приподняв пилу. - Пойдем к избам! Сват Глеб не поскупится соломой: даст обложить лаптишки.
- Что ж? Посидите. Можно и соломы дать, - проговорил Глеб, медленно поворачиваясь спиною к реке и направляясь к тому месту, где прежде работал.
Прохожие подняли свои мешки и пошли за ним.
- Ну, а как, сват Глеб, как у тебя насчет, примерно, винцо есть? неожиданно сказал Нефед, покрякивая и прищуривая левый глаз.
- Нет, мы этим не занимаемся.
- Пустое самое дело! - глубокомысленно заметил рассудительный шерстобит, но так, однако ж, чтобы не мог расслышать этого необразованный Нефед.
- Полно, сват! Э! Ты думаешь, на мне кафтанишко-то рваный, так уж я... Я ведь не даром прошу, - приставал Нефед.
- Знамо, что не даром, - насмешливо возразил Глеб. - Не осуди в лаптях: сапоги в санях!.. Да с чего ты так разохотился: стало быть, денег добре много несешь?
- Давай только; за этим не постоим! - крикнул Нефед, торопливо вынимая трубчонку и выворачивая при этом пустой карман.
Раздался хохот.
- В кармане-то у него, видно, сухотка.
- Всего одна прореха и есть!
- Хвать в карман, ан дыра в горсти!
- Эх ты! - вымолвил Глеб, усмехнувшись.
- Чего зубы-то обмываете! - сказал Нефед. - С собой, знамо, нету: опасливо носить; по поште домой отослал... А вот у меня тут в Сосновке тетка есть; как пойдем, накажу ей отдать тебе, сват, за вино... Душа вон, коли так!
- Как ее звать-то? Я в Сосновке всех знаю.
- Матреной... Первая изба с краю...
- Что ж ты не сказывал нам про эту тетку-то? - заметил кто-то из пильщиков.
- А что говорить!.. Душа вон, коли тетки нету.
- Нет, брат, долго ждать; может статься, она у тебя еще в бегах, сказал, смеясь, Глеб.
- Э! - крикнул Нефед, махнув рукой, и поплелся вперед, сопровождаемый молодым парнем, который не переставал держаться за бока.
- Должно быть, человек бездетный? - спросил Глеб, указывая головой на Нефеда.
- Какое! Восьмеро ребят, мал мала меньше, - отвечал один из пильщиков, - да такой уж человек бесшабашный. Как это попадут деньги - беда! Вот хоть бы теперь: всю дорогу пьянствовал. Не знаю, как это, с чем и домой придет.
- Рассудка своего человек, примерно, то есть, не имеет, - проговорил длинный шерстобит, закрывая глаза. - Ему, видно, так-то вольготнее.
- Вот, братцы, посидите, отдохните, - вымолвил Глеб, когда все подошли к лодкам. - А вы, полно глазеть-то! За дело! - прибавил он, обратившись к Гришке и Ване, которые до того времени прислушивались к разговору.
Тут старый рыбак повернулся к воротам и велел Василисе принести охапку соломы.
- Эй, Василисушка-любушка! - заголосил Нефед, успевший уже развалиться между вершами. - Захвати-ка кваску рот прополоснуть: смерть горло пересохло!
- Я полагаю, более всего от эвтаго от табаку оно так-то у тебя пересыхает, - посмеиваясь, сказал рыбак. - Ты, вишь, и трубочку, видно, покуриваешь... на все руки горазд.
Вместо ответа Нефед перевалился на бок и молодцевато сунул чубук в рот.
- Что ж ты ее не запалишь? Аль табаку нету?
- Вместе с сапогами в Комареве обронил... И не надыть его, табаку-то, я и то всю дорогу курил беспречь, инда весь рот выжег.
- Ох-о-о... Нефедка... балясник... о! - закатился снова молодой парень.
- У него табаку-то и в заводе не было: всю дорогу так-то один чубук глодал, - промолвил один из пильщиков.
Квас и солома не замедлили явиться.
Прохожие сняли мокрые лапти и принялись перекладывать их соломой; между тем Глеб и молодые помощники его уселись за работу. Разговор снова завязался. Но в нем уже не принимал участия Нефед: сначала он прислонился спиною к лодке и, не выпуская изо рта трубки, стал как словно слушать; мало-помалу, однако ж, глаза его закрылись, губы отвисли, голова покачнулась на сторону и увлекла за собою туловище, которое, свешиваясь постепенно набок, грохнулось наконец на землю. Но Нефед ничего уже не чувствовал; он не чувствовал даже, как трубка вывалилась у него изо рта. Через минуту от храпа его заволновались даже лохмотья рукава, нечаянно попавшего вместе с рукою под голову. Два-три пинка, удачно направленные в бок молодого парня с белыми зубами, предостерегали его от нового взрыва хохота, и с этой минуты лицо его как словно одеревенело. Мало-помалу, однако ж, глаза его, все еще не покидавшие спящего Нефеда, начали соловеть и смежаться; немного погодя зубастый парень растянулся наземь и, подложив под голову шапку, предался отдыху; примеру его последовали двое других товарищей.
Разговор между тем шел своим чередом.
- Знамое дело, какие теперь дороги! И то еще удивлению подобно, как до сих пор река стоит; в другие годы в это время она давно в берегах... Я полагаю, дюжи были морозы - лед-то добре закрепили; оттого долее она и держит. А все, по-настоящему, пора бы расступиться! Вишь, какое тепло: мокрая рука не стынет на ветре! Вот вороны и жаворонки недели три как уж прилетели! - говорил Глеб, околачивая молотком железное острие багра.
- И то вороны прилетели! Я сам встрел двух на дороге, - сказал один из бодрствующих пильщиков, маленький человек с остроконечной бородкой, которая, без сомнения, должна была иметь какое-нибудь тайное сообщение с языком своего владельца, потому что, как только двигался язык, двигалась и бородка. - А что, братец ты мой, - Глебом, что ли, звать? Да, - подхватил он, - правда ли, сказывают, будто вороны эти вот в эвту самую пору купают детей своих в прорубях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105