Адриенна машинально взялась за стул, но Роза, с гостеприимством, достойным античных времен, когда даже врага считали священным гостем, с живостью воскликнула:
— Не берите этот стул! У него не хватает ножки!
Адриенна взялась за спинку другого стула.
— И этот не берите — у него спинка не держится.
И действительно, спинка, изображавшая лиру, осталась в руках мадемуазель де Кардовилль, которая, тихонько положив ее на стул, заметила:
— Я думаю, мы можем поговорить и стоя?
— Как угодно, мадам ! — ответила Роза, стараясь сохранить вызывающий тон, чтобы не дать заметить своего смущения.
Так начался разговор между мадемуазель де Кардовилль и гризеткой.
24. РАЗГОВОР
После нескольких минут колебания Пышная Роза сказала Адриенне, сердце которой усиленно билось:
— Я сейчас выскажу вам все, что у меня на душе… Я не стала бы вас искать, но раз мне удалось с вами встретиться, понятно, что я хочу воспользоваться этим обстоятельством.
— Но позвольте, — мягко возразила Адриенна, — кажется, я могу по крайней мере спросить, в чем может заключаться наш разговор?
— Да, мадам , — сказала Роза с напускной храбростью, — во-первых, нечего воображать, что я очень несчастна и хочу устроить сцену ревности или плакать и кричать, что меня покинули… И не ожидайте этого… не воображайте… Я очень довольна своим волшебным принцем (я дала ему это прозвище) — он сделал меня очень счастливой, и если я от него ушла, то против его желания, а потому, что так захотела…
Говоря это, Пышная Роза, у которой на сердце, несмотря на развязный вид, было очень тяжело, не могла удержаться от вздоха.
— Да, мадам , — продолжала она. — Я ушла, потому что сама захотела, а он от меня был без ума; если бы я пожелала, он даже женился бы на мне… да, женился!.. Очень жаль, если это вам неприятно… Впрочем, я говорю, что мне жаль, если это вам неприятно… а это не то… я именно и хотела причинить вам эту неприятность!.. Да… это так… Только вот сейчас, когда я увидела, как вы добры к бедной Горбунье… я хоть и знаю, что права… а все-таки что-то такое почувствовала… Ясно, впрочем, только одно: я вас ненавижу… да, вы это заслужили! — прибавила Роза, топнув ногой.
Из всего этого для человека менее проницательного, чем Адриенна, и менее заинтересованного в открытии истины, было бы ясно, что и победоносный вид Пышной Розы, и ее хвастовство относительно некоего лица, которое было без ума от нее и хотело жениться на ней, доказывали, что она в действительности испытывала сильное разочарование, что она лгала, что ее не любили и что сильная досада заставляла ее желать встречи с мадемуазель де Кардовилль, чтобы в отместку, вульгарно выражаясь, устроить ей сцену , так как сейчас будет ясно, почему она видела в Адриенне счастливую соперницу. Но добрая натура Пышной Розы взяла верх; она не знала, как продолжать эту сцену : Адриенна, по тем соображениям, которые мы уже отметили, нравилась ей все больше и больше.
Хотя Адриенна и ожидала чего-нибудь подобного, потому что предполагать серьезную любовь Джальмы к этой девушке было невозможно, она все-таки была довольна, что ее предположения подтвердились словами соперницы. Но вдруг в уме девушки надежда снова сменилась жестоким опасением, причину которого мы сейчас объясним.
То, что Адриенна услышала, должно было ее вполне удовлетворить. По обычаям и нравам света, для нее, уверенной теперь, что сердце Джальмы принадлежит, как и прежде, ей, должно было быть безразлично, уступил принц или нет, под влиянием возбуждения пылкой юности, временному увлечению хорошенькой и привлекательной девочкой; потому что, если он и поддался этому соблазну, то, устыдившись своего чувственного увлечения, он сразу расстался с Пышной Розой. Но Адриенна не могла простить этого чувственного увлечения . Она не понимала такого полного разделения между телом и душой, дозволяющего, чтобы осквернение одного не отражалось на другом. Она не считала возможным, чтобы можно было ласкать одну, думая о другой. Ее целомудренная молодая и страстная любовь предъявляла такие неограниченные требования, которые, будучи справедливыми в глазах природы и божества, являлись в глазах людей смешными и наивными. И именно потому, что она возводила чувства в религиозный культ, потому, что она стремилась к утонченности чувств, считая их за божественное и восхитительное проявление природы, Адриенна была в этом отношении чрезвычайно щепетильна, изысканна и вместе с тем испытывала непобедимое отвращение к тому, что нарушало гармонию; такие переживания совсем неизвестны строгим спиритуалистам и лицемерам-аскетам, которые под предлогом того, что материя есть нечто низменное и гадкое, пренебрежительно относятся к этому разделению материи и духа, чтобы доказать свое презрение к низменной; грязной материи.
Мадемуазель де Кардовилль была достаточно смела, чтобы без ложного стыда заявлять, что она желает себе мужа только молодого, красивого, пылкого и чистого: так называемые стыдливые, скромные особы довольствуются старыми, истощенными развратниками, а через полгода заводят себе двух или трех любовников. Нет, Адриенна инстинктивно чувствовала, сколько девственной, божественной свежести кроется в одинаковой невинности страстных молодых влюбленных и сколько гарантий для будущего заключается в нежных, неописуемых воспоминаниях, какие сохраняются у; человека о его первой любви и первом обладании. Итак, Адриенна была разуверена только наполовину, несмотря на то, что досада Пышной Розы подтверждала отсутствие привязанности Джальмы к гризетке.
Пышная Роза закончила свою речь словами полной и явной неприязни:
— И наконец, мадам , я вас ненавижу!
— За что же вы меня ненавидите? — мягко спросила Адриенна.
— Ах, Господи! — продолжала Роза, совсем утратив победоносный вид и уступая природной искренности своего характера. — Пожалуйста, не притворяйтесь, что вы не знаете, из-за кого и из-за чего я вас ненавижу!.. Только этого недоставало… Разве пойдут доставать букеты из пасти пантеры для особ, к которым равнодушны? Да это еще бы ничего! — прибавила Роза, воодушевляясь, причем ее хорошенькое личико, до сих пор имевшее сердитое выражение, подернулось печалью, вполне искренней, но и довольно комичной. — История с букетом — пустяки! Когда я увидала, что волшебный принц, как козленок, прыгнул на сцену я подумала: «Ба! У этих индусов вежливость особенная; у нас кавалер поднимает букет и возвращает его даме, а в Индии, видно, не так: мужчина букет поднимает, но не отдает уронившей, а закалывает перед ее глазами дикого зверя. Вероятно, это считается там хорошим тоном»… Но уж так обращаться с женщиной, как обращались со мной… это нигде хорошим тоном не назовут… и я уверена, что этим я обязана вам…
Эти наивные жалобы Пышной Розы, горькие и смешные в одно и то же время, мало соответствовали рассказам о безумной любви принца к ней, но Адриенна и не подумала указать на противоречия, а только кротко сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158