— Называется «Удачливая Люси», — продолжал Долли. — Идет с аншлагом… пока что. Лотти Лэнгдон — молодец.
— Она-то и есть удачливая Люси? — спросила я.
— Разумеется. Вы должны прийти. Я позабочусь, чтобы у вас были лучшие места. Я рад, что ты опять в Лондоне, Ноэль.
Мы правильно сделали, что пошли на спектакль. Мари-Кристин приходила в себя после шока и, думаю, здесь вдали от места трагедии, у нее это получалось лучше. Он; была молода, по натуре жизнерадостна и никогда не была слишком близка со своей семьей. Кажется, я для нее стал; значить больше, чем любой из них, даже до этой трагедии.
Она быстро взрослела. Я полагаю, столь драматические события способствовали этому.
Мне было приятно видеть, с каким наслаждением она следила за «Удачливой Люси».
В антракте к нам подошел Долли, а после спектакля он провел нас за кулисы. Мари-Кристин познакомили с Лотти Лэнгдон, представшей перед нами во всем блеске и великолепии.
Опьяненная успехом и аплодисментами восторженной публики Лотти была чрезвычайно любезна с Мари-Кристин и ласкова со мной.
Мари-Кристин пребывала в прекрасном настроении, но для меня этот вечер был наполнен воспоминаниями о прошлом. Внезапно у меня возникло желание пойти в комнату мамы. Мне хотелось побыть там, как тогда, прежде, когда она поздно просыпалась по утрам и я прокрадывалась, к ней в постель, чтобы поговорить.
Я спустилась в ее комнату и легла на кровать, думая о ней. В ту ночь светила полная луна, окутывая ореолом серебряной дымки каждый предмет. Я почувствовала, что мама здесь, рядом со мной.
Не знаю, сколько я так пролежала, погрузившись в воспоминания.
Потом я очнулась, услышав, что дверь медленно открывается. В комнату вошла Мари-Кристин.
— Ноэль, — сказала она, — что ты здесь делаешь?
— Я не могла заснуть.
— Это из-за того, что мы ходили в театр, тебе опять все вспомнилось.
— Наверное, так.
— Должно быть, у тебя была удивительная жизнь.
— Была.
— Твоя мама была такой же красивой, как Лотти?
— Гораздо красивее.
— У нас обеих были красивые мамы.
— Мари-Кристин, почему ты до сих пор не в кровати в такое время? — спросила я.
— Я слышала, как ты вышла из комнаты. Я приоткрыла дверь и следила за тобой. Я не собиралась ничего делать, но тебя так долго не было, что я решила пойти посмотреть.
— Да, Мари-Кристин, теперь я вижу, ты в самом деле решила заботиться обо мне.
— Мы будем заботиться друг о друге, да?
— Да, пока в этом будет необходимость.
Она подошла к кровати и легла рядом со мной.
— Я думала, ты выйдешь замуж за моего папу, — сказала она. — Я была бы рада. Ты бы тогда стала моей мачехой.
— В роли моей падчерицы ты бы не стала мне еще ближе.
— Я думаю, это было бы очень хорошо для тебя. Тебе ведь он очень нравился, правда?
— Да.
— Значит, если бы он был жив…
— Я не знаю.
— Но если бы он предложил тебе…?
— Он так и сделал. Я сказала, что не могу ответить сразу. Мне нужно было время подумать.
— Почему?
— Это длинная история.
— Ты любила кого-то еще?
— Да, любила.
— А он тебя не любил?
— Нет, любил. Но оказалось, что мы брат и сестра.
— Как это?
— Этого в двух словах не расскажешь. Мы познакомились и полюбили друг друга. А потом узнали о нашем родстве.
— Я не понимаю, как же вы раньше этого не знали?
— Я знала его отца очень давно. Я считала, что он один из маминых друзей. У нее было много друзей. Оказалось, он и мама любили друг друга, и родилась я. Он жил в загородном имении с женой и сыном. Такие истории бывают.
— С такими людьми, как твоя мама.
— Она не жила по законам, принятым в обществе.
— Как это было ужасно для тебя.
— Если бы мама не умерла, ничего ужасного бы не было. Она бы увидела, что может получиться, и вовремя остановила бы нас. Но она умерла, и получилось вот так.
— Не удивительно, что иногда ты выглядишь такой грустной.
— Я была очень несчастна, Мари-Кристин. Это невозможно забыть.
— Если бы ты вышла замуж за папу, это было бы хорошо для нас всех.
— Может быть. Но мы никогда уже этого не узнаем.
— И теперь ты вернулась в дом, где жила со своей мамой. А что случилось с твоим братом?
— Он сейчас женат.
— Значит, он нашел себе утешение.
— Надеюсь, что да.
— Ноэль, тебе тоже нужно найти утешение. Это могло бы быть с папой. Он был несчастлив из-за мамы. Ему становилось легче, когда ты приезжала. Вы могли помочь друг другу.
— Этому не суждено было случиться.
— Что ж, мы должны начать сейчас. Мы вернулись в этот дом. Это наш дом — и это дом, в котором жила она. Все здесь напоминает тебе о ней. Эта комната все такая же, как при ее жизни. Так не должно быть, Ноэль. Это теперь наш дом, твой и мой. Мы будем в нем жить, и он должен стать не таким, как был раньше. Ты не должна все время возвращаться к этим воспоминаниям. Мы начнем с этой комнаты.
— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь изменить ее?
— Я хочу избавиться от всей этой одежды, которая висит в шкафу. Мы купим новые шторы, новый ковер. Здесь будут белые стены, а не бледно-зеленые. Мы уберем эту мебель, может быть отнесем ее на чердак или даже продадим. Пусть все будет новым. И когда мы с этим закончим, это будет моя комната, а не ее. Тогда ты перестанешь вспоминать и грустить. Она уйдет отсюда. Здесь не будет всех этих вещей, которые без конца напоминают тебе о ней. Ну, что ты скажешь о моей идее?
— Я… я подумаю над этим.
— Нечего здесь думать. Скажи: «Да, я считаю, это хорошая идея». Потому что она и в самом деле хорошая. Знаешь, здесь, в этой комнате… у меня такое чувство, как будто она говорит мне, что я должна делать. Она говорит: «Заботься о Ноэль. Помоги ей перестать думать о прошлом. Скажи ей, пусть лучше она забудет меня, если мысли обо мне делают ее такой несчастной». Вот что она говорит мне.
— О, Мари-Кристин! — произнесла я, и мы обнялись.
— Это будет так интересно! Мы повесим желтые шторы, потому что желтый — цвет солнечных лучей, мы ведь хотим, чтобы все тени ушли отсюда, чтобы пришло солнце. А ковер будет голубым. Голубое и желтое. Голубое небо и желтое солнце. О, давай так и сделаем, Ноэль!
— Может быть, ты права, — начала я.
— Я знаю, что я права. Начнем завтра же.
Она горячо взялась за переустройство маминой комнаты. Купила материал для штор и отдала их шить. Выбрала ковер и теперь была озабочена мебелью.
Ее явно увлекало это занятие, и меня трогала ее забота обо мне.
Никогда еще после гибели своей семьи она не была такой веселой. И ее решение было правильным. Человек не должен делать из умерших идолов для поклонения. Это значит самому взращивать свое горе.
Однажды она с горящими глазами вбежала в мою комнату, размахивая зажатыми в руке бумагами.
— Ты помнишь письменный стол? — спросила она. — Я сейчас разбиралась в его ящиках, подумала, что его можно было бы отправить на чердак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102