сейчас прибудут два моих фургона, груженных сокровищами.
Харон. Если я повезу такой груз, то лишусь места.
Директор акционерного общества. Пустяки! Я возьму тебя в долю, и, ручаюсь, мы обставим самого черта! Он об меня уже на том свете чуть было зубы не обломал. Тебе небось неведомо, что такое ссуда под залог груза? Так вот: вези – озолочу!
Харон (лодочнику). А ну, забирай этого субъекта! В кандалы его и на галеры! Да поскорей!
Лодочник. Глядите, хозяин, вот из Англии катит к нам целый фургон духов: всем на выборах башку проломили!
Харон. Снаряжай побыстрей вторую лодку! Да смотри, хорошенько проверь у духов карманы, чтоб они чего неположенного не провезли. А то в прошлый раз у одного сапожника я нашел в кармане банковский билет – тоже с выборов ехал!…
Лодочник. Ой, а из Лондона сколько пассажиров валит! Ну тьма-тьмущая, и все, хозяин, ко двору Ахинеи.
Харон. Небось чума у них там, а может, молодых врачей из университетов повыпустили.
Лаклесс. А теперь, милостивые государи, я представлю вам такое собрание, какого вы нигде, кроме нашего театра, не сыщете – обойдите хоть всю Европу! А ну давай – выдавай! Вот полюбуйтесь!
Входят дон Трагедии, сэр Фарсикал Комик, Оратор, синьор Опера, мсье Пантомим и миссис Чтиво.
Поэт. Ба, кого я вижу?! Дон Трагедио, мое вам почтение! Сэр Фарсикал!
Досточтимый Оратор! Как я счастлив вас видеть! Милый синьор Опера! Мсье
Пантомим! Ах, минхер ван Требл! Миссис Чтиво, и вы тут, в загробном
царстве?! Какой печальной случайности я обязан вашим обществом?
Дон Трагедио.
Таилась смерть в трагедии моей:
Она скончалась – я вослед за ней.
Сэр Фарсикал Комик. А меня сгубила пастораль . Я скончался под рулады свиста. Жисть ты моя, злосчастная!
Оратор. О, магглтонская собака меня сразила клеветой !
Синьор Опера.
Всеобщие вопли,
Рулады солиста,
От воя и свиста
Дрожала земля,
Зал шикал и хлопал,
Я грянулся об пол,
Когда выводил я свои тру-ля-ля.
Поэт. А с вами, мсье Пантомим, что стряслось?
Пантомим делает знаки, указывая на шею.
Он сломал шею, бедняжка! А вы, минхер ван Требл, что вас привело сюда? А вас, миссис Чтиво?
Миссис Чтиво.
Девицу пожалейте –
Удел ей высший дан;
Но, право, легче плети,
Чем девственницы сан.
Как накануне свадьбы
Печально умирать,
Мне жизни не терять бы –
Невинность потерять…
Поэт. Бедная леди!
Харон. Господа хорошие, надвигается шторм – баллов восемь-девять, не меньше. Пожалуйте в лодки!
Все, кроме Лаклесса, уходят.
Лаклесс (публике). Заметьте, друзья, с какой важностью вышагивают эти люди. А сейчас, милостивые государи, появится арапка. Она спляшет вам сарабанду под аккомпанемент кастаньет.
Появляется арапка, танцует, исчезает.
А вот, дамы и господа, возвращается наш поэт, а с ним вместе – книготорговец Карри, состоящий нынче премьер-министром при Ахинее.
Входят книготорговец и поэт.
Поэт. «Это очень странно».
Книготорговец. И тем не менее это правда. Видели вы ее глаза?
Поэт. Скажите лучше – уши! Ведь через них в нее вошла любовь. Внимая пению синьора Опера, она вообразила, что он красавец.
Книготорговец. Она таяла под звуки его голоса, заметили?
Поэт. Мне почудилось, будто предо мной вторая Дидона . Казалось, вся ее душа сосредоточилась во взгляде, а оттуда переместилась в слух.
Книготорговец. Кто бы подумал, что женщина столь великого ума, как
Ахинея, может влюбиться с первого взгляда! Тридцать лет я служил ей верой и правдой на земле, печатая и продавая книги, и не догадывался о том, что она способна на такое сумасбродство.
Поэт. Ах, мистер Карри, она оставалась для вас такой же загадкой, как и для всех прочих мужчин.
Книготорговец. Мне ли было не знать ее? Я ведь каждый день воскурял ей фимиам на Варвик-Лейне и на Патерностер-Роу .
Поэт. Неужели она нынче вечером сочетается браком с синьором Опера?
Книготорговец. Да, сегодня. Пожалуй, это будет самое невероятное событие в нашем загробном царстве со времен похищения Прозерпины . Но довольно об этом! Что нового на земле?
Поэт. Да все по-прежнему, как и при вас. Сочинители голодают, издатели жиреют. На Граб-стрит пиратов не меньше, чем в Алжире. В столице нашей театров побольше, чем в Париже, а остроумия – под стать Амстердаму. Мы повыбрали из Италии всех певцов, из Франции всех танцоров.
Книготорговец. А из ада всех чернокнижников .
Поэт. Лорд-мэр сократил срок проведения Варфоломеевской ярмарки в Смитфилде, и теперь они решили устраивать ее круглый год без перерыва в другом конце Лондона .
Книготорговец. Что ж, все идет как по маслу. Но, кажется, мне пора. Если вы не против, я укажу вам дорогу, сударь.
Поэт. Сударь, я следую за вами!
Оба уходят.
Входит Панч.
Панч. Эй, скрипач!…
Лаклесс. В чем дело, Панч?
Панч. Знаешь, что затеяла моя жена, Джоан?
Лаклесс. Понятия не имею!
Панч. Уговорила трех знатных дам сесть с ней играть в карты, чтоб их черт подрал!
Лаклесс. Да ну? Ха-ха-ха!
Панч. Я решил уйти от нее и открыть свое дело.
Лаклесс. Дело? Но у тебя же нет капитала.
Панч. А я займу у кого-нибудь, а потом его облапошу – вот у меня и появятся денежки!
Лаклесс. Ну, это устаревший способ, милый Панч!
Панч. Ах так! Что же, я подамся в адвокаты. Тут не требуется иного капитала, кроме наглости.
Лаклесс. Однако необходимо изучать законы. Иначе ты помрешь с голоду.
Панч. А я пойду в судьи. Тогда у меня все законы будут в кармане и каждое мое слово будет закон!
Лаклесс. Постыдись, мошенник!
Панч. Ой, я придумал!…
Лаклесс. Что еще?
Панч. Нашел все-таки!… Редкостную профессию!… Ну, Панч, тут ты прославишься!
Лаклесс. Что еще пришло в голову этому дураку?
Панч. Я пойду в парламент!
Лаклесс. Ха-ха-ха! Эко выдумал – у тебя же ни знаний, ни имущества.
Панч. Подумаешь! Панча всякий знает – мне в Англии в любой корпорации пособят, а знания тоже можно занять.
Лаклесс. Нет, дружок, так не пойдет. Подыщи что-нибудь другое, для чего ты больше пригоден.
Панч. Тогда я пойду в великие люди: тут уж не надобно никаких талантов!
Лаклесс. Отвяжись, наглец, ты мне надоел! А теперь, милостивые государи, появляются Некто и Никто. Они споют для вас и спляшут.
Входят Некто и Никто.
Некто.
Из всех столичных дураков,
Мошенников и простаков
Я самый видный тип.
Никто.
Таких «Никто» в любых краях,
В любых кругах, в любых слоях
Вы отыскать могли б.
«Никем» зовут повсюду тех,
Кому работа – тяжкий грех,
Кто спит, и жрет,
И пьет, и ржет,
И у кого одна лишь цель –
Ходить из кабака в бордель
И вновь в кабак – и только так!
Лаклесс. На этом, милостивые государи, заканчивается первая интермедия. А теперь, любезная публика, вам покажут великолепное зрелище, равного которому еще не являла сцена. Итак, перед вами двор царицы Ахинеи! Давайте нежную музыку – пошел занавес!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Харон. Если я повезу такой груз, то лишусь места.
Директор акционерного общества. Пустяки! Я возьму тебя в долю, и, ручаюсь, мы обставим самого черта! Он об меня уже на том свете чуть было зубы не обломал. Тебе небось неведомо, что такое ссуда под залог груза? Так вот: вези – озолочу!
Харон (лодочнику). А ну, забирай этого субъекта! В кандалы его и на галеры! Да поскорей!
Лодочник. Глядите, хозяин, вот из Англии катит к нам целый фургон духов: всем на выборах башку проломили!
Харон. Снаряжай побыстрей вторую лодку! Да смотри, хорошенько проверь у духов карманы, чтоб они чего неположенного не провезли. А то в прошлый раз у одного сапожника я нашел в кармане банковский билет – тоже с выборов ехал!…
Лодочник. Ой, а из Лондона сколько пассажиров валит! Ну тьма-тьмущая, и все, хозяин, ко двору Ахинеи.
Харон. Небось чума у них там, а может, молодых врачей из университетов повыпустили.
Лаклесс. А теперь, милостивые государи, я представлю вам такое собрание, какого вы нигде, кроме нашего театра, не сыщете – обойдите хоть всю Европу! А ну давай – выдавай! Вот полюбуйтесь!
Входят дон Трагедии, сэр Фарсикал Комик, Оратор, синьор Опера, мсье Пантомим и миссис Чтиво.
Поэт. Ба, кого я вижу?! Дон Трагедио, мое вам почтение! Сэр Фарсикал!
Досточтимый Оратор! Как я счастлив вас видеть! Милый синьор Опера! Мсье
Пантомим! Ах, минхер ван Требл! Миссис Чтиво, и вы тут, в загробном
царстве?! Какой печальной случайности я обязан вашим обществом?
Дон Трагедио.
Таилась смерть в трагедии моей:
Она скончалась – я вослед за ней.
Сэр Фарсикал Комик. А меня сгубила пастораль . Я скончался под рулады свиста. Жисть ты моя, злосчастная!
Оратор. О, магглтонская собака меня сразила клеветой !
Синьор Опера.
Всеобщие вопли,
Рулады солиста,
От воя и свиста
Дрожала земля,
Зал шикал и хлопал,
Я грянулся об пол,
Когда выводил я свои тру-ля-ля.
Поэт. А с вами, мсье Пантомим, что стряслось?
Пантомим делает знаки, указывая на шею.
Он сломал шею, бедняжка! А вы, минхер ван Требл, что вас привело сюда? А вас, миссис Чтиво?
Миссис Чтиво.
Девицу пожалейте –
Удел ей высший дан;
Но, право, легче плети,
Чем девственницы сан.
Как накануне свадьбы
Печально умирать,
Мне жизни не терять бы –
Невинность потерять…
Поэт. Бедная леди!
Харон. Господа хорошие, надвигается шторм – баллов восемь-девять, не меньше. Пожалуйте в лодки!
Все, кроме Лаклесса, уходят.
Лаклесс (публике). Заметьте, друзья, с какой важностью вышагивают эти люди. А сейчас, милостивые государи, появится арапка. Она спляшет вам сарабанду под аккомпанемент кастаньет.
Появляется арапка, танцует, исчезает.
А вот, дамы и господа, возвращается наш поэт, а с ним вместе – книготорговец Карри, состоящий нынче премьер-министром при Ахинее.
Входят книготорговец и поэт.
Поэт. «Это очень странно».
Книготорговец. И тем не менее это правда. Видели вы ее глаза?
Поэт. Скажите лучше – уши! Ведь через них в нее вошла любовь. Внимая пению синьора Опера, она вообразила, что он красавец.
Книготорговец. Она таяла под звуки его голоса, заметили?
Поэт. Мне почудилось, будто предо мной вторая Дидона . Казалось, вся ее душа сосредоточилась во взгляде, а оттуда переместилась в слух.
Книготорговец. Кто бы подумал, что женщина столь великого ума, как
Ахинея, может влюбиться с первого взгляда! Тридцать лет я служил ей верой и правдой на земле, печатая и продавая книги, и не догадывался о том, что она способна на такое сумасбродство.
Поэт. Ах, мистер Карри, она оставалась для вас такой же загадкой, как и для всех прочих мужчин.
Книготорговец. Мне ли было не знать ее? Я ведь каждый день воскурял ей фимиам на Варвик-Лейне и на Патерностер-Роу .
Поэт. Неужели она нынче вечером сочетается браком с синьором Опера?
Книготорговец. Да, сегодня. Пожалуй, это будет самое невероятное событие в нашем загробном царстве со времен похищения Прозерпины . Но довольно об этом! Что нового на земле?
Поэт. Да все по-прежнему, как и при вас. Сочинители голодают, издатели жиреют. На Граб-стрит пиратов не меньше, чем в Алжире. В столице нашей театров побольше, чем в Париже, а остроумия – под стать Амстердаму. Мы повыбрали из Италии всех певцов, из Франции всех танцоров.
Книготорговец. А из ада всех чернокнижников .
Поэт. Лорд-мэр сократил срок проведения Варфоломеевской ярмарки в Смитфилде, и теперь они решили устраивать ее круглый год без перерыва в другом конце Лондона .
Книготорговец. Что ж, все идет как по маслу. Но, кажется, мне пора. Если вы не против, я укажу вам дорогу, сударь.
Поэт. Сударь, я следую за вами!
Оба уходят.
Входит Панч.
Панч. Эй, скрипач!…
Лаклесс. В чем дело, Панч?
Панч. Знаешь, что затеяла моя жена, Джоан?
Лаклесс. Понятия не имею!
Панч. Уговорила трех знатных дам сесть с ней играть в карты, чтоб их черт подрал!
Лаклесс. Да ну? Ха-ха-ха!
Панч. Я решил уйти от нее и открыть свое дело.
Лаклесс. Дело? Но у тебя же нет капитала.
Панч. А я займу у кого-нибудь, а потом его облапошу – вот у меня и появятся денежки!
Лаклесс. Ну, это устаревший способ, милый Панч!
Панч. Ах так! Что же, я подамся в адвокаты. Тут не требуется иного капитала, кроме наглости.
Лаклесс. Однако необходимо изучать законы. Иначе ты помрешь с голоду.
Панч. А я пойду в судьи. Тогда у меня все законы будут в кармане и каждое мое слово будет закон!
Лаклесс. Постыдись, мошенник!
Панч. Ой, я придумал!…
Лаклесс. Что еще?
Панч. Нашел все-таки!… Редкостную профессию!… Ну, Панч, тут ты прославишься!
Лаклесс. Что еще пришло в голову этому дураку?
Панч. Я пойду в парламент!
Лаклесс. Ха-ха-ха! Эко выдумал – у тебя же ни знаний, ни имущества.
Панч. Подумаешь! Панча всякий знает – мне в Англии в любой корпорации пособят, а знания тоже можно занять.
Лаклесс. Нет, дружок, так не пойдет. Подыщи что-нибудь другое, для чего ты больше пригоден.
Панч. Тогда я пойду в великие люди: тут уж не надобно никаких талантов!
Лаклесс. Отвяжись, наглец, ты мне надоел! А теперь, милостивые государи, появляются Некто и Никто. Они споют для вас и спляшут.
Входят Некто и Никто.
Некто.
Из всех столичных дураков,
Мошенников и простаков
Я самый видный тип.
Никто.
Таких «Никто» в любых краях,
В любых кругах, в любых слоях
Вы отыскать могли б.
«Никем» зовут повсюду тех,
Кому работа – тяжкий грех,
Кто спит, и жрет,
И пьет, и ржет,
И у кого одна лишь цель –
Ходить из кабака в бордель
И вновь в кабак – и только так!
Лаклесс. На этом, милостивые государи, заканчивается первая интермедия. А теперь, любезная публика, вам покажут великолепное зрелище, равного которому еще не являла сцена. Итак, перед вами двор царицы Ахинеи! Давайте нежную музыку – пошел занавес!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15