Что они могут сделать с моей упрямицей сестрой, с моей матерью даже в ее нынешнем состоянии! Да и с тобой, моя Прекрасная Лилия! В особенности с тобой!
Кровь у Кэтлин заледенела.
– Нет, – прошептала она, – я не могу в это поверить!
– А я думал, ты веришь мне.
Горечь в его голосе заставила Кэтлин нахмуриться.
– Если когда-нибудь прежде вы верили мне, леди, то поверьте и на этот раз. – Глаза Нилла сузились. – На свете есть вещи похуже, чем быстрая смерть от удара меча! А если один из них – хотя бы один! – на минуту заподозрит, что я чувствую к тебе… – Губы его вдруг побелели, словно от боли. Кэтлин растерянно заморгала, но Нилл уже отвернулся, чтобы не выдать себя.
Что же он чувствует к ней? Жалость? Сострадание? Или же чувство, не дававшее ей покоя, сжигает его с такой же силой, как и ее? Неясная надежда вдруг шевельнулась в груди Кэтлин. Осмелев, она коснулась ладонью его спины, там, где под тонкой тканью бугрились мускулы, и почувствовала, как бьется его сердце.
– Нилл, я не боюсь.
– Зато я боюсь – боюсь за тебя! – Он резко обернулся, погрузив пальцы в ее черные как вороново крыло локоны.
Глаза Нилла горели. Он внезапно оказался так близко, что дыхание его обжигало ей губы. Ей казалось, она чувствует их вкус, вкус сжигающей его страсти, как в ту ночь, когда он целовал ее.
Пылающий взор Нилла утонул в ее глазах, и девушка слабо вздохнула, подставив ему губы. Нилл склонился над ней и вдруг с проклятием отпрянул в сторону.
– Не смей так смотреть на меня! Будто я могу изрубить в клочья огнедышащего дракона, стоит ему только глянуть в твою сторону! Черт возьми, Кэтлин, неужели ты не понимаешь, что тебя ждет?! Всю свою жизнь ты станешь скрываться, вечно оглядываясь в страхе, что каждый, кто приближается к тебе, получил от Конна приказ перерезать тебе горло!
– Пока ты со мной, мне ничего не страшно!
– Но ведь и мне не под силу остановить целую армию, Кэтлин, даже ценой собственной жизни! – Лицо его потемнело. – Когда Конн узнает правду, то рядом со мной тебе будет грозить еще большая опасность. И не только тебе, но и матери с Фионой.
– И что же ты собираешься делать? – спросила она.
– Отвезу вас троих на север, к родственникам матери. Тогда если даже люди Конна явятся в Дэйр, мать и Фиона будут уже в безопасности.
– А мы тоже останемся там?
Нилл горько рассмеялся:
– Думаешь, люди Конна не догадаются отправиться на север? Я решил отвезти тебя на остров Айона.
– Конну не удастся нас там отыскать! – согласилась Кэтлин, не сомневаясь, что рядом с Ниллом будет в безопасности.
– Но я не смогу остаться на Айоне. – Руки Нилла сжались в кулаки.
– О, я понимаю, – тихо пробормотала Кэтлин.
Лицо ее потемнело от разочарования, и Нилл вдруг почувствовал ужас. О чем она думала, эта женщина, когда он целовал ее? Или решила, что этот поцелуй – нечто вроде клятвы, которой обмениваются любовники?
– Я должен вернуться в Ирландию и явиться к тану, – угрюмо объяснил Нилл, нарочито безразличным тоном стараясь воздвигнуть непреодолимую стену между собой и этой девушкой с мягкими печальными глазами. – Я должен заставить его поверить, что тебя нет в живых.
Надежда снова зажглась в ее глазах – небесно-голубых глазах женщины, рожденной для счастья.
– Значит, ты сможешь снова вернуться к прежней жизни, да? И все будет как прежде?
– И ты считаешь, я смогу это сделать? Снова каждый день смотреть в глаза тану, зная, что солгал ему?
Ниллу вдруг представилось, как он опускается перед таном на колени, сознаваясь в измене, и ждет неизбежного наказания. В этой мысли была какая-то спокойная, горькая обреченность – за предательством должна последовать кара, в глазах воина это нормально. Но как же это далеко от того мира, в котором жила Кэтлин, мира, в котором царили мужество и сострадание! Понимать это было больнее, чем чувствовать, как в тело входит острое лезвие меча.
– Нилл, что ты собираешься делать? – Голос Кэтлин дрогнул.
– Откажусь от благородного имени, которое обещал мне Конн, и навсегда оставлю Гленфлуирс.
– Уедешь?! Но куда?
Нилл поднял взгляд к узкому стрельчатому окну.
– Это не так уж важно. Только куда бы я ни уехал, хоть на край света, ничего уже не изменишь – я навсегда останусь предателем.
Кэтлин уже открыла рот, чтобы успокоить его. Ей хотелось сказать, что истинное мужество, истинная честь не имеют ничего общего с надуманным представлением о том, каким должен быть рыцарь без страха и упрека.
Но она стояла молча. Сердце ее разрывалось. Никакие ее слова не смогли бы залечить кровоточащую рану – сознание измены не только своему тану, но и всему, что до сих пор составляло смысл его жизни.
Слезы хлынули из глаз Кэтлин. При мысли об этом сильном, благородном и мужественном человеке, обреченном скитаться по миру, словно обломок разбитого бурей корабля, у нее разрывалось сердце.
Ради нее он пожертвовал всем, что у него было. И самое малое, что она могла сделать для него, – это устроить так, чтобы после того, как изгнание Нилла подойдет к концу, ему по крайней мере было куда вернуться. Она поклялась, что вдохнет в замок новую жизнь, оставит ему этот дар взамен того, чем он пожертвовал ради нее, – родной дом и тех, кто будет любить его.
Глава 11
Кэтлин рассеянно отбросила выбившийся из прически локон, не замечая царапин, появившихся на нежной коже после того, как она несколько часов подряд копалась в саду. Вся она светилась торжеством. Солнечные лучи, подобно великолепной, сотканной из золотых и пурпурных нитей мантии, украшали ее устало поникшие плечи.
Накануне она полночи не могла сомкнуть глаз – все смотрела в темноту, гадая, как же пробудить замок к жизни. Постепенно она впала в уныние – задача казалась ей почти безнадежной.
Наконец, когда небо над горизонтом заалело, словно щеки молоденькой девушки, ответ пришел к ней сам собой, словно эхо донесло издалека нежный голос матушки-настоятельницы: «Сад, Кэтлин. Сад – это обещание самого Господа, что будущее только и ждет своего часа, чтобы появиться на свет».
Кэтлин сорвалась с постели, сгорая от нетерпения. Как только Нилл снова выедет за ворота, она накинется на эту Богом забытую, унылую землю, которая прежде кормила всех обитателей замка.
Прошло совсем немного времени, и Кэтлин уже наслаждалась привычным ощущением жирной, плодородной земли на руках. Тепло, исходившее от прогретой солнцем земли, успокаивало ее исстрадавшееся сердце. Страх и горечь прошлых недель исчезли бесследно, сменившись желанным умиротворением, о котором она уже почти успела забыть.
Аббатиса была права, думала Кэтлин, старательно вскапывая землю вокруг большого куста розмарина. Сад и в самом деле был олицетворением жизни. Увидев, как со временем все здесь зазеленеет, Нилл, может, и поверит в то, что Дэйр можно возвратить к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Кровь у Кэтлин заледенела.
– Нет, – прошептала она, – я не могу в это поверить!
– А я думал, ты веришь мне.
Горечь в его голосе заставила Кэтлин нахмуриться.
– Если когда-нибудь прежде вы верили мне, леди, то поверьте и на этот раз. – Глаза Нилла сузились. – На свете есть вещи похуже, чем быстрая смерть от удара меча! А если один из них – хотя бы один! – на минуту заподозрит, что я чувствую к тебе… – Губы его вдруг побелели, словно от боли. Кэтлин растерянно заморгала, но Нилл уже отвернулся, чтобы не выдать себя.
Что же он чувствует к ней? Жалость? Сострадание? Или же чувство, не дававшее ей покоя, сжигает его с такой же силой, как и ее? Неясная надежда вдруг шевельнулась в груди Кэтлин. Осмелев, она коснулась ладонью его спины, там, где под тонкой тканью бугрились мускулы, и почувствовала, как бьется его сердце.
– Нилл, я не боюсь.
– Зато я боюсь – боюсь за тебя! – Он резко обернулся, погрузив пальцы в ее черные как вороново крыло локоны.
Глаза Нилла горели. Он внезапно оказался так близко, что дыхание его обжигало ей губы. Ей казалось, она чувствует их вкус, вкус сжигающей его страсти, как в ту ночь, когда он целовал ее.
Пылающий взор Нилла утонул в ее глазах, и девушка слабо вздохнула, подставив ему губы. Нилл склонился над ней и вдруг с проклятием отпрянул в сторону.
– Не смей так смотреть на меня! Будто я могу изрубить в клочья огнедышащего дракона, стоит ему только глянуть в твою сторону! Черт возьми, Кэтлин, неужели ты не понимаешь, что тебя ждет?! Всю свою жизнь ты станешь скрываться, вечно оглядываясь в страхе, что каждый, кто приближается к тебе, получил от Конна приказ перерезать тебе горло!
– Пока ты со мной, мне ничего не страшно!
– Но ведь и мне не под силу остановить целую армию, Кэтлин, даже ценой собственной жизни! – Лицо его потемнело. – Когда Конн узнает правду, то рядом со мной тебе будет грозить еще большая опасность. И не только тебе, но и матери с Фионой.
– И что же ты собираешься делать? – спросила она.
– Отвезу вас троих на север, к родственникам матери. Тогда если даже люди Конна явятся в Дэйр, мать и Фиона будут уже в безопасности.
– А мы тоже останемся там?
Нилл горько рассмеялся:
– Думаешь, люди Конна не догадаются отправиться на север? Я решил отвезти тебя на остров Айона.
– Конну не удастся нас там отыскать! – согласилась Кэтлин, не сомневаясь, что рядом с Ниллом будет в безопасности.
– Но я не смогу остаться на Айоне. – Руки Нилла сжались в кулаки.
– О, я понимаю, – тихо пробормотала Кэтлин.
Лицо ее потемнело от разочарования, и Нилл вдруг почувствовал ужас. О чем она думала, эта женщина, когда он целовал ее? Или решила, что этот поцелуй – нечто вроде клятвы, которой обмениваются любовники?
– Я должен вернуться в Ирландию и явиться к тану, – угрюмо объяснил Нилл, нарочито безразличным тоном стараясь воздвигнуть непреодолимую стену между собой и этой девушкой с мягкими печальными глазами. – Я должен заставить его поверить, что тебя нет в живых.
Надежда снова зажглась в ее глазах – небесно-голубых глазах женщины, рожденной для счастья.
– Значит, ты сможешь снова вернуться к прежней жизни, да? И все будет как прежде?
– И ты считаешь, я смогу это сделать? Снова каждый день смотреть в глаза тану, зная, что солгал ему?
Ниллу вдруг представилось, как он опускается перед таном на колени, сознаваясь в измене, и ждет неизбежного наказания. В этой мысли была какая-то спокойная, горькая обреченность – за предательством должна последовать кара, в глазах воина это нормально. Но как же это далеко от того мира, в котором жила Кэтлин, мира, в котором царили мужество и сострадание! Понимать это было больнее, чем чувствовать, как в тело входит острое лезвие меча.
– Нилл, что ты собираешься делать? – Голос Кэтлин дрогнул.
– Откажусь от благородного имени, которое обещал мне Конн, и навсегда оставлю Гленфлуирс.
– Уедешь?! Но куда?
Нилл поднял взгляд к узкому стрельчатому окну.
– Это не так уж важно. Только куда бы я ни уехал, хоть на край света, ничего уже не изменишь – я навсегда останусь предателем.
Кэтлин уже открыла рот, чтобы успокоить его. Ей хотелось сказать, что истинное мужество, истинная честь не имеют ничего общего с надуманным представлением о том, каким должен быть рыцарь без страха и упрека.
Но она стояла молча. Сердце ее разрывалось. Никакие ее слова не смогли бы залечить кровоточащую рану – сознание измены не только своему тану, но и всему, что до сих пор составляло смысл его жизни.
Слезы хлынули из глаз Кэтлин. При мысли об этом сильном, благородном и мужественном человеке, обреченном скитаться по миру, словно обломок разбитого бурей корабля, у нее разрывалось сердце.
Ради нее он пожертвовал всем, что у него было. И самое малое, что она могла сделать для него, – это устроить так, чтобы после того, как изгнание Нилла подойдет к концу, ему по крайней мере было куда вернуться. Она поклялась, что вдохнет в замок новую жизнь, оставит ему этот дар взамен того, чем он пожертвовал ради нее, – родной дом и тех, кто будет любить его.
Глава 11
Кэтлин рассеянно отбросила выбившийся из прически локон, не замечая царапин, появившихся на нежной коже после того, как она несколько часов подряд копалась в саду. Вся она светилась торжеством. Солнечные лучи, подобно великолепной, сотканной из золотых и пурпурных нитей мантии, украшали ее устало поникшие плечи.
Накануне она полночи не могла сомкнуть глаз – все смотрела в темноту, гадая, как же пробудить замок к жизни. Постепенно она впала в уныние – задача казалась ей почти безнадежной.
Наконец, когда небо над горизонтом заалело, словно щеки молоденькой девушки, ответ пришел к ней сам собой, словно эхо донесло издалека нежный голос матушки-настоятельницы: «Сад, Кэтлин. Сад – это обещание самого Господа, что будущее только и ждет своего часа, чтобы появиться на свет».
Кэтлин сорвалась с постели, сгорая от нетерпения. Как только Нилл снова выедет за ворота, она накинется на эту Богом забытую, унылую землю, которая прежде кормила всех обитателей замка.
Прошло совсем немного времени, и Кэтлин уже наслаждалась привычным ощущением жирной, плодородной земли на руках. Тепло, исходившее от прогретой солнцем земли, успокаивало ее исстрадавшееся сердце. Страх и горечь прошлых недель исчезли бесследно, сменившись желанным умиротворением, о котором она уже почти успела забыть.
Аббатиса была права, думала Кэтлин, старательно вскапывая землю вокруг большого куста розмарина. Сад и в самом деле был олицетворением жизни. Увидев, как со временем все здесь зазеленеет, Нилл, может, и поверит в то, что Дэйр можно возвратить к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91