— Это меня вполне устраивает.
Я выудил из внутреннего кармана карандаш и записную книжку.
— Мне нужны имена знакомых Мэвис. Ее друзей и врагов.
— Кто вы такой?
— Я же говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
— А зачем вам сведения о Мэвис?
— Я разыскиваю ее убийцу.
— Вы имеете в виду того наркомана?
— Нет. Он ее не убивал.
— Тогда кто же?
— Пока не знаю.
— Почему вы говорите, что наркоман ее не убивал?
— Потому что я разговаривал с наркоманом, и он сказал мне, что не убивал. А наркоманы, как известно, никогда не лгут.
— Вы разговаривали с ним?!
— Совершенно верно.
— Кто вы такой?
— Я уже говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
— Почему вы ищете убийцу?
— Меня просил господин Тессельман, — это была еще одна неточность, но сделать такое утверждение было намного легче, чем сказать правду.
— Ему-то что до этого?
— Он любил Мэвис.
— Ха! — воскликнула Бетти. — Эрнест Тессельман любит только самого себя. И своих рыбок, — немного подумав, добавила она.
— Почему вы так говорите?
— Говорю, и все тут.
— Может, я войду, как вы думаете? — спросил я. — Вы могли бы сварить кофе. Мы бы сели, как воспитанные люди, поболтали о наркоманах, рыбках, Эрнесте Тессельмане, Мэвис Сент-Пол и еще куче занятных вещей.
— Не шутите, — сказала она.
— Я и не шучу, — ответил я — Я очень серьезен. Я только что преодолел два больших лестничных пролета, я почти не спал вчера ночью и с удовольствием присел бы.
После минутного молчания она спросила:
— Вы вооружены?
— Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете?
— Распахните-ка пиджак, — потребовала Бетти.
Я распахнул пиджак и показал ей, что у меня нет наплечной кобуры. Потом повернулся спиной и приподнял полы пиджака, дабы она увидела, что и в заднем кармане брюк у меня тоже нет оружия. Опять повернувшись к ней лицом, я сказал:
— Хотите, я закатаю штанины? Может, у меня нож к ноге привязан.
— Я должна соблюдать осторожность, — заявила Бетти, — после того, что случилось с Мэвис…
— Разумеется. Капелька осторожности стоит ведра крови.
Глазок снова закрылся, зазвенела цепочка, и дверь распахнулась. Несколько секунд Бетти разглядывала меня, крепко вцепившись в дверную ручку и решая для себя, не замышляю ли я нападение. Потом сделала шаг назад и посторонилась.
— Ладно, заходите, — сказала она.
Я и зашел. Гостиная была длинная и узкая, с серыми стенами, выдержанная в стиле Гринвич-Виллидж до такой степени, что казалась скорее театральной декорацией, нежели настоящей жилой комнатой. Все избито, все по шаблону. На черном кофейном столике, отдаленно похожем на японский, лежала серая коряга. Посреди одной стены висело модернистское полотно, изображавшее грязное разбитое оконное стекло. Низкий стеллаж из досок, поделенный на двенадцать полок перегородками из положенных без раствора кирпичей, дешевый проигрыватель на столике, явно купленном с рук, а рядом — пять или шесть долгоиграющих пластинок. Три бутылки из-под «кьянти» были с большим вкусом подвешены в простенке между окнами, скрытыми занавесками из красной мешковины. На разнокалиберных столиках — пара бутылок из-под мозельского, заляпанных свечным воском, а посреди потолка — крюк, благодаря которому нетрудно было определить, где висел регулируемый по высоте светильник, когда такие светильники еще были в моде.
Убранство квартиры плохо вязалось с обликом Бетти Бенсон, который был гораздо больше под стать ее имени. Кабы в ее глазах сияли маленькие белые звездочки, она выглядела бы точь-в-точь как та девушка на картинках Джона Уиткома в субботней «Ивнинг пост». На вид Бетти была типичной миловидной стопроцентной американкой, безмозглой студенткой-первокурсницей с копной каштановых волос, привлекательным глуповатым личиком и вполне сносной, хотя и не очень впечатляющей фигурой. Она была одета в серый вискозный свитер и розовые велосипедные шорты. Лет через пять она сменит свою корягу на посудомоечную машину и мужа и переберется в пригород, в один из новых жилых районов.
Девиц этой разновидности я почти не знал, поскольку по работе обычно не вступал в соприкосновение с ними. В студенческие годы у меня было несколько таких знакомых, но и тогда, и теперь они наводили на меня тоску. Я не знал, как мне вести разговор с Бетти Бенсон, чтобы расположить ее к себе и побудить дать ответы на мои вопросы.
Она закрыла дверь и повернулась ко мне.
— Если вы попытаетесь что-нибудь сделать, я закричу, — объявила Бетти.
— Я не стала запирать дверь, а сосед сейчас дома, потому что он работает в ночную смену.
— Проклятье, — сказал я. — Стало быть, мне все-таки не удастся изнасиловать и прикончить вас.
Я совсем забыл, что такие цыпы-дрипы наглухо лишены чувства юмора. Бетти постояла несколько секунд, раздумывая, как отнестись к моему высказыванию, и наконец сдалась.
— Садитесь, куда хотите, — пригласила она.
— Благодарю, — ответил я, обходя стороной черное плетеное кресло и устраиваясь на маленьком диванчике.
— Вы хотели поговорить о Мэвис, — напомнила Бетти.
— Ага. А еще я хотел кофе, если у вас найдется уже готовый. Я не шутил, когда жаловался на недосыпание.
— Хорошо. Вы какой кофе любите?
— Черный. Одна ложка сахару.
— У меня растворимый, — неуверенно проговорила Бетти.
— Прекрасно, я люблю растворимый, — ответил я, хотя на самом деле ненавижу его.
— Я тоже, — сообщила она и улыбнулась. Теперь у нас с ней появилось что-то общее.
Я сидел на черно-белой полосатой кушетке и ждал, а Бетти тем временем бряцала столовым серебром в кухонной нише. Я услышал свисток чайника, потом опять звон посуды, и вот уже Бетти вернулась в комнату. Она ступала очень осторожно и держала в вытянутых руках две полные чашки кофе.
— Давайте я вам помогу, — предложил я, вставая и забирая у нее одну из чашек. Мы опять сели. Я — обратно на кушетку, а она — в плетеное кресло в дальнем углу.
— Так вы — друг Эрнеста Тессельмана? — спросила она меня. Отрадно было видеть, что мне удалось вдолбить ей хотя бы это.
— Совершенно верно.
— Это звучит ужасно странно, — рассудила она.
— Почему? Ведь они были в какой-то мере сожителями, не так ли? Надо полагать, Мэвис много для него значила.
Бетти помешала кофе и покачала головой.
— Это на него не похоже, — сказала она. — Грязный старикашка.
— Почему вы так говорите?
— Потому что он такой и есть. Как-то раз он приперся сюда. Это было еще до начала их сожительства. Приходит он, а Мэвис то ли в магазине, то ли еще где. Ну, он и начал меня соблазнять. Так-то вот. Гуляет с Мэвис, знает, что я — ее лучшая подруга, а сам лезет обольщать. Ведь он мне в деды годится.
— И Мэвис тоже, — обронил я.
— Мэвис думала, что он поможет ей сделать карьеру.
— А вы тоже так думали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я выудил из внутреннего кармана карандаш и записную книжку.
— Мне нужны имена знакомых Мэвис. Ее друзей и врагов.
— Кто вы такой?
— Я же говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
— А зачем вам сведения о Мэвис?
— Я разыскиваю ее убийцу.
— Вы имеете в виду того наркомана?
— Нет. Он ее не убивал.
— Тогда кто же?
— Пока не знаю.
— Почему вы говорите, что наркоман ее не убивал?
— Потому что я разговаривал с наркоманом, и он сказал мне, что не убивал. А наркоманы, как известно, никогда не лгут.
— Вы разговаривали с ним?!
— Совершенно верно.
— Кто вы такой?
— Я уже говорил: приятель Эрнеста Тессельмана.
— Почему вы ищете убийцу?
— Меня просил господин Тессельман, — это была еще одна неточность, но сделать такое утверждение было намного легче, чем сказать правду.
— Ему-то что до этого?
— Он любил Мэвис.
— Ха! — воскликнула Бетти. — Эрнест Тессельман любит только самого себя. И своих рыбок, — немного подумав, добавила она.
— Почему вы так говорите?
— Говорю, и все тут.
— Может, я войду, как вы думаете? — спросил я. — Вы могли бы сварить кофе. Мы бы сели, как воспитанные люди, поболтали о наркоманах, рыбках, Эрнесте Тессельмане, Мэвис Сент-Пол и еще куче занятных вещей.
— Не шутите, — сказала она.
— Я и не шучу, — ответил я — Я очень серьезен. Я только что преодолел два больших лестничных пролета, я почти не спал вчера ночью и с удовольствием присел бы.
После минутного молчания она спросила:
— Вы вооружены?
— Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете?
— Распахните-ка пиджак, — потребовала Бетти.
Я распахнул пиджак и показал ей, что у меня нет наплечной кобуры. Потом повернулся спиной и приподнял полы пиджака, дабы она увидела, что и в заднем кармане брюк у меня тоже нет оружия. Опять повернувшись к ней лицом, я сказал:
— Хотите, я закатаю штанины? Может, у меня нож к ноге привязан.
— Я должна соблюдать осторожность, — заявила Бетти, — после того, что случилось с Мэвис…
— Разумеется. Капелька осторожности стоит ведра крови.
Глазок снова закрылся, зазвенела цепочка, и дверь распахнулась. Несколько секунд Бетти разглядывала меня, крепко вцепившись в дверную ручку и решая для себя, не замышляю ли я нападение. Потом сделала шаг назад и посторонилась.
— Ладно, заходите, — сказала она.
Я и зашел. Гостиная была длинная и узкая, с серыми стенами, выдержанная в стиле Гринвич-Виллидж до такой степени, что казалась скорее театральной декорацией, нежели настоящей жилой комнатой. Все избито, все по шаблону. На черном кофейном столике, отдаленно похожем на японский, лежала серая коряга. Посреди одной стены висело модернистское полотно, изображавшее грязное разбитое оконное стекло. Низкий стеллаж из досок, поделенный на двенадцать полок перегородками из положенных без раствора кирпичей, дешевый проигрыватель на столике, явно купленном с рук, а рядом — пять или шесть долгоиграющих пластинок. Три бутылки из-под «кьянти» были с большим вкусом подвешены в простенке между окнами, скрытыми занавесками из красной мешковины. На разнокалиберных столиках — пара бутылок из-под мозельского, заляпанных свечным воском, а посреди потолка — крюк, благодаря которому нетрудно было определить, где висел регулируемый по высоте светильник, когда такие светильники еще были в моде.
Убранство квартиры плохо вязалось с обликом Бетти Бенсон, который был гораздо больше под стать ее имени. Кабы в ее глазах сияли маленькие белые звездочки, она выглядела бы точь-в-точь как та девушка на картинках Джона Уиткома в субботней «Ивнинг пост». На вид Бетти была типичной миловидной стопроцентной американкой, безмозглой студенткой-первокурсницей с копной каштановых волос, привлекательным глуповатым личиком и вполне сносной, хотя и не очень впечатляющей фигурой. Она была одета в серый вискозный свитер и розовые велосипедные шорты. Лет через пять она сменит свою корягу на посудомоечную машину и мужа и переберется в пригород, в один из новых жилых районов.
Девиц этой разновидности я почти не знал, поскольку по работе обычно не вступал в соприкосновение с ними. В студенческие годы у меня было несколько таких знакомых, но и тогда, и теперь они наводили на меня тоску. Я не знал, как мне вести разговор с Бетти Бенсон, чтобы расположить ее к себе и побудить дать ответы на мои вопросы.
Она закрыла дверь и повернулась ко мне.
— Если вы попытаетесь что-нибудь сделать, я закричу, — объявила Бетти.
— Я не стала запирать дверь, а сосед сейчас дома, потому что он работает в ночную смену.
— Проклятье, — сказал я. — Стало быть, мне все-таки не удастся изнасиловать и прикончить вас.
Я совсем забыл, что такие цыпы-дрипы наглухо лишены чувства юмора. Бетти постояла несколько секунд, раздумывая, как отнестись к моему высказыванию, и наконец сдалась.
— Садитесь, куда хотите, — пригласила она.
— Благодарю, — ответил я, обходя стороной черное плетеное кресло и устраиваясь на маленьком диванчике.
— Вы хотели поговорить о Мэвис, — напомнила Бетти.
— Ага. А еще я хотел кофе, если у вас найдется уже готовый. Я не шутил, когда жаловался на недосыпание.
— Хорошо. Вы какой кофе любите?
— Черный. Одна ложка сахару.
— У меня растворимый, — неуверенно проговорила Бетти.
— Прекрасно, я люблю растворимый, — ответил я, хотя на самом деле ненавижу его.
— Я тоже, — сообщила она и улыбнулась. Теперь у нас с ней появилось что-то общее.
Я сидел на черно-белой полосатой кушетке и ждал, а Бетти тем временем бряцала столовым серебром в кухонной нише. Я услышал свисток чайника, потом опять звон посуды, и вот уже Бетти вернулась в комнату. Она ступала очень осторожно и держала в вытянутых руках две полные чашки кофе.
— Давайте я вам помогу, — предложил я, вставая и забирая у нее одну из чашек. Мы опять сели. Я — обратно на кушетку, а она — в плетеное кресло в дальнем углу.
— Так вы — друг Эрнеста Тессельмана? — спросила она меня. Отрадно было видеть, что мне удалось вдолбить ей хотя бы это.
— Совершенно верно.
— Это звучит ужасно странно, — рассудила она.
— Почему? Ведь они были в какой-то мере сожителями, не так ли? Надо полагать, Мэвис много для него значила.
Бетти помешала кофе и покачала головой.
— Это на него не похоже, — сказала она. — Грязный старикашка.
— Почему вы так говорите?
— Потому что он такой и есть. Как-то раз он приперся сюда. Это было еще до начала их сожительства. Приходит он, а Мэвис то ли в магазине, то ли еще где. Ну, он и начал меня соблазнять. Так-то вот. Гуляет с Мэвис, знает, что я — ее лучшая подруга, а сам лезет обольщать. Ведь он мне в деды годится.
— И Мэвис тоже, — обронил я.
— Мэвис думала, что он поможет ей сделать карьеру.
— А вы тоже так думали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48