Он принц Видимых.
Мне трудно было говорить, потому что губы болели и я чувствовала странную пустоту, которую можно было заполнить только именем В'лейна на моем языке. Но меня больше интересовал процесс размещения имени, а не результат. Я хотела раствориться в ощущениях. Заполнить чем-нибудь рот. Языком при поцелуе. Или другой частью мужского тела. Я смотрела, как один Фейри приближается к другому. Потом яростно замотала головой. Во рту пересохло, мысли путались.
– Он защитит меня.
Может, они друзья В'лейна? Может, они смогут его призвать? Или испугаются его и оставят меня в покое?
Меня не удивили бы злобные смешки или грубые комментарии – в конце концов, я стояла перед ними, раздетая до пояса. Я ждала от них хоть какого-то выражения эмоций, но они просто склонили головы набок, словно не поняли, о чем я говорю. И рассматривали меня такими нечеловеческими взглядами, что у меня кровь стыла в жилах.
Я поняла, кто они. Они не были друзьями В'лейна. Это жуткое, чужое выражение выдало их природу.
Я с трудом втянула в себя воздух.
Это были принцы Невидимых. Фейри, у которых не было возможности изучить нас, людей, узнать наши привычки и построить на них оттенки своей магии. Фейри не могли выучить наш язык, а потому пользовались метафорами. Они изучали наш мир с большого расстояния и наверняка не успели осознать даже главной концепции Фейри про изменение и покой. Эти Фейри никогда не были свободны, никогда не пили из котла, никогда не занимались сексом с человеческими женщинами.
Но они собирались проделать это со мной. Их желание накатывало на меня голодными, темными, жуткими волнами силы. Похоть заполнила комнату, готовясь взорваться, и я чувствовала, что долго не продержусь.
Сам воздух был пропитан сексом. Я вдыхала его, и каждый вдох заражал меня эльфийской лихорадкой.
В церковь вошел третий Фейри.
Как там сказал Кристиан?
«В наших мифах темные принцы четырех домов называются четырьмя всадниками Апокалипсиса».
Чума присоединилась к Смерти и Голоду в обители Божьей. Не хватало только Войны. Но я надеялась, что она не появится.
Фейри приближались ко мне с трех сторон, с каждым шагом немного меняя обличье. Они меняли форму, цвет и… что-то еще, ощутимое, но недоступное глазу. У меня трехмерное зрение, я не могла уследить за всеми изменениями. Мозг не мог воспринять даже то, что видели глаза, поэтому они отказывались видеть. В'лейн говорил, что ни один Фейри не приходит к людям в своем истинном обличье. Скорее всего, именно это я сейчас и наблюдала.
Я прогнала страх перед единственным оружием, которое могло им угрожать, выхватила копье и сдернула с него ножны. Я повела лезвием перед собой, угрожая.
– Не подходите! – скомандовала я. – Это реликвия Видимых. Она может убить даже принцев! И не пробуйте! – Я ткнула копьем в сторону ближайшего Фейри.
Он остановился, взглянул на копье, потом на своих собратьев, потом снова уставился на копье таким взглядом, что я тоже на него посмотрела.
И с ужасом поняла, что моя рука медленно, очень медленно поворачивает смертоносное лезвие прямо на меня. Острый кончик копья, от которого я могла сгнить заживо, приближался к моей коже. Я попыталась направить его на Фейри, но не смогла пошевелиться. Мозг отдавал приказы, но тело не слушалось.
Изнасилование само по себе было жуткой перспективой. Но умирать, как Мэллис, я не собиралась.
Когда острие оказалось в нескольких сантиметрах от моего тела, я попыталась отбросить копье, надеясь, что они забыли заблокировать эту возможность… Это сработало, механизм расслабления включился, в то время как попытка сопротивления – нет. Однажды я пойму, почему так происходит. Копье улетело вглубь часовни. Чаша со святой водой перевернулась, когда копье ударилось о нее; вода зашипела, коснувшись лезвия.
Принцы обрели форму и перестали меняться. Передо мной были невероятно прекрасные мужчины. У меня заболели глаза. Я беспомощно забормотала какую-то невнятицу. Фейри были совершенно голыми, если не считать ожерелий на шеях, которые казались слитками жидкой тьмы. Гладкие золотистые тела были покрыты сложной вязью татуировок, которые менялись, словно картинки в калейдоскопе. В сияющих глазах принцев сверкали молнии.
Мне показалось, что я услышала раскат грома.
Я не могла смотреть на принцев. Мои глаза отказывались воспринимать их красоту. Я отвернулась, но Фейри снова оказались прямо перед моим носом. Они заставляли смотреть на себя, приковывали к себе взгляд. Мои глаза открывались все шире и шире.
Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. Они были кровавыми – в буквальном смысле слова. Кончики пальцев окрасились в розовый цвет.
И вдруг на моих пальцах сомкнулись губы принцев. Мягкие языки слизывали мою кровь, клыки обжигали холодом. Во мне проснулась тварь гораздо более древняя, чем Дикая Мак. Я совершенно не могла ее контролировать: она вскинула руки над головой, празднуя победу, наслаждаясь чувством свободы и похоти, которая ее разбудила.
Она была рождена для этого. Все это время она ждала возможности насладиться свободой. Здесь. Сейчас. С ними.
Ради такого секса стоило умереть.
Я сбросила ботинки. Фейри сняли с меня джинсы и белье, поворачивая, как куклу, целуя, пробуя, облизывая. Они брали меня снова и снова, забирая дикую жажду секса и возвращая мне ее удвоенной, утроенной, и постепенно эта жажда стала больше, чем я, чем они, чем мы все, – она превратилась в самостоятельно живущую тварь.
Каким-то дальним уголком сознания я понимала весь ужас того, что со мной происходит. Я целовала их прекрасные губы и чувствовала, что в принцах нет ничего, кроме пустоты. Под их гладкой золотистой кожей, под волнами эротизма, в котором я тонула, не было ничего, кроме океана… Меня.
Я захлебывалась и понимала истинную природу этих Фейри. Они стремились к тому, чего были лишены изначально, к тому, чего хотели больше всего: к страсти, желанию, огню жизни, способности чувствовать .
Давным-давно в них исчез какой-то жизненно важный компонент. Может, он вымерз за семь долгих тысячелетий, проведенных в тюрьме, или же его недоставало изначально, поскольку эти Фейри были созданы неполной, неверной Песнью Творения, такой же несовершенной и пустой, как они сами. Как бы то ни было, они могли чувствовать только через секс. Они являлись властелинами похоти, вечной музыки, которая отсутствовала в их реальности, они окружали себя тем, что могли создавать только при помощи людей.
Пока человек мог чувствовать , они тоже это могли, поэтому пользовались возможностью до тех пор, пока их «музыкальный инструмент» не рассыпался в прах. Тогда концерт заканчивался, а человеческое тело, которое делилось с ними эмоциями, становилось таким же пустым и холодным, как то, что заменяло им душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Мне трудно было говорить, потому что губы болели и я чувствовала странную пустоту, которую можно было заполнить только именем В'лейна на моем языке. Но меня больше интересовал процесс размещения имени, а не результат. Я хотела раствориться в ощущениях. Заполнить чем-нибудь рот. Языком при поцелуе. Или другой частью мужского тела. Я смотрела, как один Фейри приближается к другому. Потом яростно замотала головой. Во рту пересохло, мысли путались.
– Он защитит меня.
Может, они друзья В'лейна? Может, они смогут его призвать? Или испугаются его и оставят меня в покое?
Меня не удивили бы злобные смешки или грубые комментарии – в конце концов, я стояла перед ними, раздетая до пояса. Я ждала от них хоть какого-то выражения эмоций, но они просто склонили головы набок, словно не поняли, о чем я говорю. И рассматривали меня такими нечеловеческими взглядами, что у меня кровь стыла в жилах.
Я поняла, кто они. Они не были друзьями В'лейна. Это жуткое, чужое выражение выдало их природу.
Я с трудом втянула в себя воздух.
Это были принцы Невидимых. Фейри, у которых не было возможности изучить нас, людей, узнать наши привычки и построить на них оттенки своей магии. Фейри не могли выучить наш язык, а потому пользовались метафорами. Они изучали наш мир с большого расстояния и наверняка не успели осознать даже главной концепции Фейри про изменение и покой. Эти Фейри никогда не были свободны, никогда не пили из котла, никогда не занимались сексом с человеческими женщинами.
Но они собирались проделать это со мной. Их желание накатывало на меня голодными, темными, жуткими волнами силы. Похоть заполнила комнату, готовясь взорваться, и я чувствовала, что долго не продержусь.
Сам воздух был пропитан сексом. Я вдыхала его, и каждый вдох заражал меня эльфийской лихорадкой.
В церковь вошел третий Фейри.
Как там сказал Кристиан?
«В наших мифах темные принцы четырех домов называются четырьмя всадниками Апокалипсиса».
Чума присоединилась к Смерти и Голоду в обители Божьей. Не хватало только Войны. Но я надеялась, что она не появится.
Фейри приближались ко мне с трех сторон, с каждым шагом немного меняя обличье. Они меняли форму, цвет и… что-то еще, ощутимое, но недоступное глазу. У меня трехмерное зрение, я не могла уследить за всеми изменениями. Мозг не мог воспринять даже то, что видели глаза, поэтому они отказывались видеть. В'лейн говорил, что ни один Фейри не приходит к людям в своем истинном обличье. Скорее всего, именно это я сейчас и наблюдала.
Я прогнала страх перед единственным оружием, которое могло им угрожать, выхватила копье и сдернула с него ножны. Я повела лезвием перед собой, угрожая.
– Не подходите! – скомандовала я. – Это реликвия Видимых. Она может убить даже принцев! И не пробуйте! – Я ткнула копьем в сторону ближайшего Фейри.
Он остановился, взглянул на копье, потом на своих собратьев, потом снова уставился на копье таким взглядом, что я тоже на него посмотрела.
И с ужасом поняла, что моя рука медленно, очень медленно поворачивает смертоносное лезвие прямо на меня. Острый кончик копья, от которого я могла сгнить заживо, приближался к моей коже. Я попыталась направить его на Фейри, но не смогла пошевелиться. Мозг отдавал приказы, но тело не слушалось.
Изнасилование само по себе было жуткой перспективой. Но умирать, как Мэллис, я не собиралась.
Когда острие оказалось в нескольких сантиметрах от моего тела, я попыталась отбросить копье, надеясь, что они забыли заблокировать эту возможность… Это сработало, механизм расслабления включился, в то время как попытка сопротивления – нет. Однажды я пойму, почему так происходит. Копье улетело вглубь часовни. Чаша со святой водой перевернулась, когда копье ударилось о нее; вода зашипела, коснувшись лезвия.
Принцы обрели форму и перестали меняться. Передо мной были невероятно прекрасные мужчины. У меня заболели глаза. Я беспомощно забормотала какую-то невнятицу. Фейри были совершенно голыми, если не считать ожерелий на шеях, которые казались слитками жидкой тьмы. Гладкие золотистые тела были покрыты сложной вязью татуировок, которые менялись, словно картинки в калейдоскопе. В сияющих глазах принцев сверкали молнии.
Мне показалось, что я услышала раскат грома.
Я не могла смотреть на принцев. Мои глаза отказывались воспринимать их красоту. Я отвернулась, но Фейри снова оказались прямо перед моим носом. Они заставляли смотреть на себя, приковывали к себе взгляд. Мои глаза открывались все шире и шире.
Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. Они были кровавыми – в буквальном смысле слова. Кончики пальцев окрасились в розовый цвет.
И вдруг на моих пальцах сомкнулись губы принцев. Мягкие языки слизывали мою кровь, клыки обжигали холодом. Во мне проснулась тварь гораздо более древняя, чем Дикая Мак. Я совершенно не могла ее контролировать: она вскинула руки над головой, празднуя победу, наслаждаясь чувством свободы и похоти, которая ее разбудила.
Она была рождена для этого. Все это время она ждала возможности насладиться свободой. Здесь. Сейчас. С ними.
Ради такого секса стоило умереть.
Я сбросила ботинки. Фейри сняли с меня джинсы и белье, поворачивая, как куклу, целуя, пробуя, облизывая. Они брали меня снова и снова, забирая дикую жажду секса и возвращая мне ее удвоенной, утроенной, и постепенно эта жажда стала больше, чем я, чем они, чем мы все, – она превратилась в самостоятельно живущую тварь.
Каким-то дальним уголком сознания я понимала весь ужас того, что со мной происходит. Я целовала их прекрасные губы и чувствовала, что в принцах нет ничего, кроме пустоты. Под их гладкой золотистой кожей, под волнами эротизма, в котором я тонула, не было ничего, кроме океана… Меня.
Я захлебывалась и понимала истинную природу этих Фейри. Они стремились к тому, чего были лишены изначально, к тому, чего хотели больше всего: к страсти, желанию, огню жизни, способности чувствовать .
Давным-давно в них исчез какой-то жизненно важный компонент. Может, он вымерз за семь долгих тысячелетий, проведенных в тюрьме, или же его недоставало изначально, поскольку эти Фейри были созданы неполной, неверной Песнью Творения, такой же несовершенной и пустой, как они сами. Как бы то ни было, они могли чувствовать только через секс. Они являлись властелинами похоти, вечной музыки, которая отсутствовала в их реальности, они окружали себя тем, что могли создавать только при помощи людей.
Пока человек мог чувствовать , они тоже это могли, поэтому пользовались возможностью до тех пор, пока их «музыкальный инструмент» не рассыпался в прах. Тогда концерт заканчивался, а человеческое тело, которое делилось с ними эмоциями, становилось таким же пустым и холодным, как то, что заменяло им душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83