Дипломированный бортинженер не прошляпил, а своевременно компенсировал начавшийся сбой. И если бы не этот скромный, но бдительный инженер, то получилась бы у тебя не картина, а мазня.
Клим засмеялся:
— Сочтёмся славою! Ведь мы свои же люди. Главное, что на выходе из гиперсвета у нас все в порядке. Тип-топ!
— Почему же нам дали почётную трассу?
Штурман многозначительно поджал губы, пододвинул ногой кресло и не столько сел, сколько плюхнулся в него.
— Им видней.
— Кому — им? — не отставал Кронин.
— Тем, кто финишные дорожки распределяет. — В глазах Клима замерцали озорные огоньки. — Как это говорится в известной присказке? Жираф большой, ему видней! Может быть, мы, грешные, сами того не подозревая, сделали какое-нибудь великое открытие? Бывает ведь! Сделали, да по своему невежеству не сообразили, что к чему. А те, кто повыше, кому видней, сообразили. Приземляемся в Байконуре, а там уже стоит новый памятник экипажу «Торнадо». В мраморе!
— Старомодно, — поморщился Алексей.
— Ну из векита! Из этого вечного материала, для которого не только тысячи, но и десятки тысяч лет нипочём. Этот памятник у меня перед глазами как живой! В той мере, конечно, в какой это позволительно памятникам. Иван, естественно, стоит во весь свой рост, развернув плечи, и, приставив козырьком ко лбу свою всесокрушительную длань, прозорливо смотрит в бесконечные дали Вселенной. Я сижу у его ног в скромной позе роденовского мыслителя. Ведь должен быть в героическом экипаже хоть один мыслитель, верно? Ну, а Алексей вальяжно возлегает у наших ног. Спит. Воодушевлённо спит! Как это делает подавляющее большинство представителей его профессии в благополучном рейде в преддверии великих космографических открытий.
— По-моему, ты повторяешься, — подозрительно констатировал инженер, — а? По-моему, я когда-то уже слышал от тебя о таком памятнике! Ну да ладно. Скажи мне, роденовский мыслитель, а ты не догадался просто и безыскусно запросить у диспетчера, почему это нас вдруг удостоили ноль-второй трассой?
— Догадался, Алешенька, только запрашивать не стал. Видишь ли, старший диспетчер, живой человек из плоти и крови, выходит на связь только в первые пять минут каждого получаса, а все остальное время на связи — робот, который повторит тебе команду, только и всего. Так что, — штурман демонстративно посмотрел на часы, — придётся потерпеть.
— По аварийному каналу на старшего диспетчера можно выйти в любое время, — возразил Кронин.
— А разве у нас случилась авария?
— Правила для того и создаются, чтобы их время от времени нарушали.
Клим засмеялся:
— Если нельзя, но очень хочется, то все-таки можно? Думаешь, мне не хочется узнать, почему это нас вдруг принимают с таким почётом? Хочется, да реноме «Торнадо» не позволяет! Будь у нас стажёр на борту, другое дело: можно было бы сослаться на его неопытность. Впрочем, если командир того пожелает, я готов слегка запятнать свою репутацию, но удовлетворить любопытство.
И Клим, да и Алексей не были уверены, слышит ли их полушутливую пикировку командир. Оказывается, слышал, во всяком случае, следил за смысловой нитью их разговора, потому что ответил почти без паузы:
— Думаю, что дело не в нас.
— Как это, не в нас? — не понял штурман.
— Не в том, что мы в чем-то проштрафились или прославились, — пояснил Лобов. — Просто случилось что-то, понимаете?
— Случилось?
— Случилось, — упрямо повторил Лобов. — Не с нами, а вообще, понимаете? Случилось что-то, требующее нашего срочного прибытия на Землю. Вот нас и пустили прямо на Байконур, минуя центральную лунную базу.
Переглянувшись со штурманом, Кронин возразил:
— Случись нечто чрезвычайное, нас бы предупредили.
— И правда, Иван, — поддержал его Клим. — Игры втёмную у нас не приняты. Если даже допустить…
Штурман на полуслове прикусил язык, потому что мысленно допустил. И допущение это получилось вполне однозначным, потому что оно на протяжении всего этого рейда было своего рода притчей во языцех экипажа «Торнадо». Ведь если что-то случилось с «Денеболой», а не дай Бог, и с Леной Зим, то Ивана конечно же постараются уберечь от всякого рода ещё неопределённых, но тревожных вестей. А «Торнадо» пустят прямой дорогой на Байконур! Только так и не иначе. Клим перехватил взгляд Кронина и понял, что и Алексея, несмотря на весь его скептицизм относительно суеверий, беспокоят точно такие же догадки. А про Ивана и говорить нечего! Достаточно взглянуть на его подчёркнуто спокойное, каменное лицо, чтобы догадаться, — сразу же, как только кораблю дали «почётную» трассу, Иван начал тревожиться за судьбу «Денеболы». Мысль Клима Ждана заметалась, точно бабочка при виде птицы: ему хотелось сразу же и ободрить Ивана, и собственные сомнения развеять, да и вообще как-то разобраться с этой свалившейся на их головы ноль-второй трассой.
— Послушайте, — рассудительно проговорил инженер, — ведь мы думаем об одном и том же, не так ли?
Лобов промолчал, а Клим ограничился нетерпеливым междометием:
— Ну?
— Плохая правда — лучше хорошей неизвестности. — Алексей помолчал и пояснил свою мысль: — Если что-то случилось, я хочу сказать, если действительно случилось нечто серьёзное, то об этом должно было быть передано циркулярное сообщение. Верно?
— Допустим.
— Мы этого сообщения не получили. Следовательно, либо этого сообщения не было вообще, либо оно передавалось, когда мы проходили этап гиперсветового торможения, а поэтому не имели внешней связи. Погоди, Клим, не перебивай, дай мне закончить мысль. Будь это сообщение чрезвычайной важности, его бы повторяли непрерывно — до всеобщего подтверждения. Но если это циркуляр средней, так сказать, важности, то повторять его могут, скажем, в начале каждого часа, а то и ещё реже. Но…
— Но запросить этот циркуляр можно в любое время! — перебил штурман и, поднявшись на ноги, перевёл взгляд на Ивана. Именно штурман следил за циркулярными сообщениями, а поэтому Клим чувствовал себя хозяином положения и ждал лишь формального согласия командира.
— Что ж, — решил Лобов после лёгкой паузы, — запросим циркуляр.
— Если только он был, — уточнил Кронин.
— Да, если он был, — покорно согласился Лобов.
Циркуляр был! И через несколько секунд экипаж «Торнадо», волнуясь каждый по-своему, прослушал его. Циркуляр уведомлял, что сегодня, ровно в тринадцать часов по мировому времени, боевые действия в Даль-Гее прекратились. Прекратилась гражданская война, продолжавшаяся около десяти лет! Объявлено перемирие. Согласительный далийский комитет обратился к Земле с просьбой об установлении нормальных дипломатических отношений. Далийские космические базы объявлялись открытыми и готовыми к приёму земных гиперсветовых кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Клим засмеялся:
— Сочтёмся славою! Ведь мы свои же люди. Главное, что на выходе из гиперсвета у нас все в порядке. Тип-топ!
— Почему же нам дали почётную трассу?
Штурман многозначительно поджал губы, пододвинул ногой кресло и не столько сел, сколько плюхнулся в него.
— Им видней.
— Кому — им? — не отставал Кронин.
— Тем, кто финишные дорожки распределяет. — В глазах Клима замерцали озорные огоньки. — Как это говорится в известной присказке? Жираф большой, ему видней! Может быть, мы, грешные, сами того не подозревая, сделали какое-нибудь великое открытие? Бывает ведь! Сделали, да по своему невежеству не сообразили, что к чему. А те, кто повыше, кому видней, сообразили. Приземляемся в Байконуре, а там уже стоит новый памятник экипажу «Торнадо». В мраморе!
— Старомодно, — поморщился Алексей.
— Ну из векита! Из этого вечного материала, для которого не только тысячи, но и десятки тысяч лет нипочём. Этот памятник у меня перед глазами как живой! В той мере, конечно, в какой это позволительно памятникам. Иван, естественно, стоит во весь свой рост, развернув плечи, и, приставив козырьком ко лбу свою всесокрушительную длань, прозорливо смотрит в бесконечные дали Вселенной. Я сижу у его ног в скромной позе роденовского мыслителя. Ведь должен быть в героическом экипаже хоть один мыслитель, верно? Ну, а Алексей вальяжно возлегает у наших ног. Спит. Воодушевлённо спит! Как это делает подавляющее большинство представителей его профессии в благополучном рейде в преддверии великих космографических открытий.
— По-моему, ты повторяешься, — подозрительно констатировал инженер, — а? По-моему, я когда-то уже слышал от тебя о таком памятнике! Ну да ладно. Скажи мне, роденовский мыслитель, а ты не догадался просто и безыскусно запросить у диспетчера, почему это нас вдруг удостоили ноль-второй трассой?
— Догадался, Алешенька, только запрашивать не стал. Видишь ли, старший диспетчер, живой человек из плоти и крови, выходит на связь только в первые пять минут каждого получаса, а все остальное время на связи — робот, который повторит тебе команду, только и всего. Так что, — штурман демонстративно посмотрел на часы, — придётся потерпеть.
— По аварийному каналу на старшего диспетчера можно выйти в любое время, — возразил Кронин.
— А разве у нас случилась авария?
— Правила для того и создаются, чтобы их время от времени нарушали.
Клим засмеялся:
— Если нельзя, но очень хочется, то все-таки можно? Думаешь, мне не хочется узнать, почему это нас вдруг принимают с таким почётом? Хочется, да реноме «Торнадо» не позволяет! Будь у нас стажёр на борту, другое дело: можно было бы сослаться на его неопытность. Впрочем, если командир того пожелает, я готов слегка запятнать свою репутацию, но удовлетворить любопытство.
И Клим, да и Алексей не были уверены, слышит ли их полушутливую пикировку командир. Оказывается, слышал, во всяком случае, следил за смысловой нитью их разговора, потому что ответил почти без паузы:
— Думаю, что дело не в нас.
— Как это, не в нас? — не понял штурман.
— Не в том, что мы в чем-то проштрафились или прославились, — пояснил Лобов. — Просто случилось что-то, понимаете?
— Случилось?
— Случилось, — упрямо повторил Лобов. — Не с нами, а вообще, понимаете? Случилось что-то, требующее нашего срочного прибытия на Землю. Вот нас и пустили прямо на Байконур, минуя центральную лунную базу.
Переглянувшись со штурманом, Кронин возразил:
— Случись нечто чрезвычайное, нас бы предупредили.
— И правда, Иван, — поддержал его Клим. — Игры втёмную у нас не приняты. Если даже допустить…
Штурман на полуслове прикусил язык, потому что мысленно допустил. И допущение это получилось вполне однозначным, потому что оно на протяжении всего этого рейда было своего рода притчей во языцех экипажа «Торнадо». Ведь если что-то случилось с «Денеболой», а не дай Бог, и с Леной Зим, то Ивана конечно же постараются уберечь от всякого рода ещё неопределённых, но тревожных вестей. А «Торнадо» пустят прямой дорогой на Байконур! Только так и не иначе. Клим перехватил взгляд Кронина и понял, что и Алексея, несмотря на весь его скептицизм относительно суеверий, беспокоят точно такие же догадки. А про Ивана и говорить нечего! Достаточно взглянуть на его подчёркнуто спокойное, каменное лицо, чтобы догадаться, — сразу же, как только кораблю дали «почётную» трассу, Иван начал тревожиться за судьбу «Денеболы». Мысль Клима Ждана заметалась, точно бабочка при виде птицы: ему хотелось сразу же и ободрить Ивана, и собственные сомнения развеять, да и вообще как-то разобраться с этой свалившейся на их головы ноль-второй трассой.
— Послушайте, — рассудительно проговорил инженер, — ведь мы думаем об одном и том же, не так ли?
Лобов промолчал, а Клим ограничился нетерпеливым междометием:
— Ну?
— Плохая правда — лучше хорошей неизвестности. — Алексей помолчал и пояснил свою мысль: — Если что-то случилось, я хочу сказать, если действительно случилось нечто серьёзное, то об этом должно было быть передано циркулярное сообщение. Верно?
— Допустим.
— Мы этого сообщения не получили. Следовательно, либо этого сообщения не было вообще, либо оно передавалось, когда мы проходили этап гиперсветового торможения, а поэтому не имели внешней связи. Погоди, Клим, не перебивай, дай мне закончить мысль. Будь это сообщение чрезвычайной важности, его бы повторяли непрерывно — до всеобщего подтверждения. Но если это циркуляр средней, так сказать, важности, то повторять его могут, скажем, в начале каждого часа, а то и ещё реже. Но…
— Но запросить этот циркуляр можно в любое время! — перебил штурман и, поднявшись на ноги, перевёл взгляд на Ивана. Именно штурман следил за циркулярными сообщениями, а поэтому Клим чувствовал себя хозяином положения и ждал лишь формального согласия командира.
— Что ж, — решил Лобов после лёгкой паузы, — запросим циркуляр.
— Если только он был, — уточнил Кронин.
— Да, если он был, — покорно согласился Лобов.
Циркуляр был! И через несколько секунд экипаж «Торнадо», волнуясь каждый по-своему, прослушал его. Циркуляр уведомлял, что сегодня, ровно в тринадцать часов по мировому времени, боевые действия в Даль-Гее прекратились. Прекратилась гражданская война, продолжавшаяся около десяти лет! Объявлено перемирие. Согласительный далийский комитет обратился к Земле с просьбой об установлении нормальных дипломатических отношений. Далийские космические базы объявлялись открытыми и готовыми к приёму земных гиперсветовых кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50