Через дверь видна часть кровати. До меня доносятся тихие голоса.
Жестом я посылаю дочь вперед. Не хочу, чтобы кто-то заглядывал мне через плечо, пока я буду проводить нужные приготовления. Это только вызовет у них нервозность. В наши дни мы используем гигиенические пистолеты. Прикладываешь такой к руке, игла автоматически находит артерию и вводит яд. Очень удобно и очень аккуратно. А то приходилось все делать самому. Это было отвратительно. Вся семья сидит вокруг тебя, а ты пытаешься найти артерию. Последняя проверка. Так, иглы, яд, бумаги. Что ж, пора начинать.
Я направляюсь в комнату и вижу там пожилую женщину. Она полусидит-полулежит, как мы и договаривались. Сын и дочь держат ее за руки. Они надели пластиковые нагрудники. Иногда, прямо перед тем как это произойдет, присутствующих тошнит. Жуткая грязь.
Дочь посторонилась, давая мне подойти. Пока я сажусь, все молчат и выжидающе смотрят на меня. Глаза пожилой женщины блестят от морфия. Макияж на лице дочери теперь в полнейшем беспорядке. Сын покусывает онемевшую верхнюю губу. Он держится молодцом. Я сажусь, потому что уверен: пожилая женщина захочет что-то сказать.
Она улыбается. Мне, дочери, сыну, потом снова мне. Ее лицо делается напряженным. Она пристально вглядывается в меня.
– Вы здесь были. Вы были в Аушвице. В Иерусалиме. В Белфасте. В Нью-Йорке. – Она на мгновение замолкает и сглатывает. – Вы здесь были, не так ли?
Странные слова от женщины, которую я никогда в жизни не видел. Дочь всхлипывает. Сын из последних сил держит себя в руках.
– Начнем? – спрашиваю я. Пожилая женщина кивает.
Я беру ее за руку и приставляю пистолет. Ей становится тепло. Я смотрю на нее, как нас учили. Дружелюбное лицо, сама невинность. Я буду последним человеком, которого она увидит. Поют птицы. Где-то далеко жужжит электрическая дрель. Может начаться длиннющий день.
И тогда я начинаю считать про себя: три, два, один…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45