Взрывались бензиновые баки. Поле покрылось пожарами. Трудно представить себе, до чего легко горели эти стальные махины. Больше половины их было уничтожено. Остальные бежали.
Но сюрпризы лейтенанта Рудого на этом не кончились.
Пока по фронту кипел бой, два небольших хорошо вооруженных отряда скрыто пробрались во фланги немецкого расположения. Это был первый, еще робкий провозвестник нашей наступательной тактики, которой впоследствии предстояло так широко развернуться. Одним из отрядов командовал сам Рудой.
Ему удалось завладеть высотой Огурец на левом фланге. Кругом простирались равнины, покрытые немецкими обозами и складами, и отряд принялся крошить их жестоким минометным и пулеметным огнем. Собравшись с силами, гитлеровцы пошли в атаку на Огурец. Некоторое время все внимание их было привлечено к этой высоте, и второй отряд под командой политрука Масальского глубоко обошел немцев с правого фланга и забрался в их тыл. Отряд Масальского, по плану лейтенанта Рудого, должен был соединиться с ним на высоте Огурец.
Такова была эта маленькая, но по времени одна из первых с нашей стороны операция на окружение. Оказалось, что немцы бегут, увидев себя окруженными. Оказалось, что они подвержены панике. И сдаются в плен, особенно когда их отрывают от техники, словно они не люди, а не более чем часть, и притом не самая главная, своих многочисленных танков и мотоциклов.
Отряд Масальского шел по тылам. Он разгромил несколько штабов, захватил и уничтожил много пушек, пулеметов и другого оружия и имущества. Он двигался по большой дуге, конец которой упирался в высоту Огурец.
Но так увлекательно было громить фашистов в самой гуще их расположения, что отряд сильно задержался против того времени, в которое ему было назначено выйти к высоте.
В составе отряда были два тяжелых танка «КВ». На броне одного из них устроился Аркадий. Эта удалая, дерзкая операция была ему по душе. Он действовал у пулемета один. Четвертакова он прогнал от себя, придравшись к тому, что тот легко ранен в плечо. К чести Четвертакова надо сказать, что он хотел остаться в строю.
– Иди, иди, – сказал Аркадий, – иди на медпункт зализывай рану. Чем такой второй номер, как ты, так лучше совсем без него. Вообще от вторых номеров у меня одно только горе.
Между тем отряд Рудого бился на высоте. Он поре, дел. Немцы теснили его отовсюду. Убит был санитар Гладышев, упросивший лейтенанта взять его с собой. Пали старые бойцы Толстов и Оловянников. Осколком снаряда снесло голову Окулите. С пулеметом управлялся один Свинцов. А Масальский со своим отрядом все не приходил.
Вскоре замолк последний пулемет. Рудой подумал, что произошла задержка и Свинцов не может справиться. Подхватив здоровой рукой раненую, лейтенант пополз к пулемету.
Саша повернул голову и сказал:
– Патроны-то все, товарищ лейтенант.
– Возьмите у бойцов из подсумков.
– Все уже взято.
– Что ж, будем отбиваться гранатами, – сказал Рудой.
И на головы подползавших немцев посыпались гранаты. Гитлеровцы отхлынули.
«Скоро можно будет стрелять из нагана, – подумал лейтенант, – да, из нагана… в себя…»
Они находились на самой вершине холма. Холм был гранитный, множество валунов и камней валялось на нем. Лейтенант взял увесистый камень и, сильно размахнувшись, швырнул его в группу нападавших. Оттуда раздался крик.
Бойцы подхватили камни и начали отбиваться ими. Саша выворачивал огромные мшистые валуны и обрушивал их вниз. Это было, как обвал. Гитлеровцы снова отхлынули.
Так держалась эта горстка бойцов, пока не подоспел наконец Масальский со своим отрядом и двумя танками. Немцы побежали.
И по всему Ленинградскому фронту в этот день они либо отступали, либо не сумели продвинуться вперед. Город был спасен. Никогда больше фашисты не смогли повторить удар такой силы. Они зарылись в землю вокруг Ленинграда и перешли к позиционной войне.
9
Не сумев взять Ленинград силой, фон Лееб задумал взять его измором.
Немцы продолжали бомбить город. Когда бомба падала в Неву, мальчуганы бросались в холодную воду и вылавливали оглушенную рыбу.
Хлебный паек был уменьшен до 125 граммов в день. Воробей считался лакомством. Но никто не роптал.
Играли театры. Ходили трамваи. Композитор Шостакович, вернувшись с дежурства на крыше, писал свою «Седьмую симфонию» – о героизме рядовых людей Ленинграда. Когда завывали гудки воздушной тревоги, он ставил среди нот буквы «В. Т.», надевал каску и шел на пост.
Тася похудела еще больше. В глазах ее появилась томность, свойственная голодающим. Однажды, вернувшись домой, она нашла у себя сверток.
– Какой-то боец принес его, – сказали соседи.
В свертке оказались две килограммовые банки с мясными консервами, большой кусок масла, пачка сахару и галеты. Под галетами лежала записка:
«Милая Тася! Шамайте на здоровье. Ваш Александр Свинцов, помощник наводчика с ручного пулемета».
– Ах! – вскрикнула Тася. – Ну что же он не подождал меня!
Посылки стали прибывать довольно регулярно, раз в десять – двенадцать дней.
Обычно их приносил дворник или посыльный из «Астории». При каждой посылке обязательно было письмо.
С каждым разом письма становились все длиннее, Свинцов оказался красноречивым. Он писал о боях и о длинных звездных ночах, рассказывал содержание фильмов, вставлял стихи и намекал на свою любовь.
Тасю до слез трогала его заботливость. Ее сердило, что он не пишет номера своей полевой почты – и она не может ответить ему.
«Видно, его друг имеет на него сильное влияние», – думала она, встречая в Сашиных письмах остроты в бесшабашном стиле Аркадия Дзюбина и невольно смеясь над ними.
«А ведь тогда, – удивлялась она, – Саша был такой тихий, молчаливый…»
Она объясняла это его застенчивостью, и черта эта казалась ей в Саше необыкновенной, милой.
* * *
Так прошло больше месяца. Началась зима. Красная Армия перешла в наступление. Снова пришлось мне увидеть Аркадия и Сашу.
Как много переменилось за это время! Вместо травы на лугах лежал снег. Вместо осенних отступлений великое зимнее наступление. И только одно оставалось неизменным: ссора Аркадия и Саши. Казалось, в роте никто уже и не помнит о том, что они когда-то были друзьями.
К вечеру двенадцатого декабря мы вышибли немцев из деревни Ровное. На околице мы увидели трупики трех расстрелянных детей, двух мальчиков и одной девочки, лет десяти или одиннадцати. По случайности лицо девочки осталось нетронутым, по лбу ее разметались светлые волосики. Мы стояли вокруг мертвых детей и молчали. О чем было говорить?
Аркадий крикнул Галанину, который проходил вместе со Свинцовым:
– Эй, студент, ты как-то говорил, шё фрицы хорошие люди?
– Во-первых, я не говорил так, а во-вторых…
– Ступай сюда, Галанин, и посмотри, шё тут понаделали твои хорошие люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Но сюрпризы лейтенанта Рудого на этом не кончились.
Пока по фронту кипел бой, два небольших хорошо вооруженных отряда скрыто пробрались во фланги немецкого расположения. Это был первый, еще робкий провозвестник нашей наступательной тактики, которой впоследствии предстояло так широко развернуться. Одним из отрядов командовал сам Рудой.
Ему удалось завладеть высотой Огурец на левом фланге. Кругом простирались равнины, покрытые немецкими обозами и складами, и отряд принялся крошить их жестоким минометным и пулеметным огнем. Собравшись с силами, гитлеровцы пошли в атаку на Огурец. Некоторое время все внимание их было привлечено к этой высоте, и второй отряд под командой политрука Масальского глубоко обошел немцев с правого фланга и забрался в их тыл. Отряд Масальского, по плану лейтенанта Рудого, должен был соединиться с ним на высоте Огурец.
Такова была эта маленькая, но по времени одна из первых с нашей стороны операция на окружение. Оказалось, что немцы бегут, увидев себя окруженными. Оказалось, что они подвержены панике. И сдаются в плен, особенно когда их отрывают от техники, словно они не люди, а не более чем часть, и притом не самая главная, своих многочисленных танков и мотоциклов.
Отряд Масальского шел по тылам. Он разгромил несколько штабов, захватил и уничтожил много пушек, пулеметов и другого оружия и имущества. Он двигался по большой дуге, конец которой упирался в высоту Огурец.
Но так увлекательно было громить фашистов в самой гуще их расположения, что отряд сильно задержался против того времени, в которое ему было назначено выйти к высоте.
В составе отряда были два тяжелых танка «КВ». На броне одного из них устроился Аркадий. Эта удалая, дерзкая операция была ему по душе. Он действовал у пулемета один. Четвертакова он прогнал от себя, придравшись к тому, что тот легко ранен в плечо. К чести Четвертакова надо сказать, что он хотел остаться в строю.
– Иди, иди, – сказал Аркадий, – иди на медпункт зализывай рану. Чем такой второй номер, как ты, так лучше совсем без него. Вообще от вторых номеров у меня одно только горе.
Между тем отряд Рудого бился на высоте. Он поре, дел. Немцы теснили его отовсюду. Убит был санитар Гладышев, упросивший лейтенанта взять его с собой. Пали старые бойцы Толстов и Оловянников. Осколком снаряда снесло голову Окулите. С пулеметом управлялся один Свинцов. А Масальский со своим отрядом все не приходил.
Вскоре замолк последний пулемет. Рудой подумал, что произошла задержка и Свинцов не может справиться. Подхватив здоровой рукой раненую, лейтенант пополз к пулемету.
Саша повернул голову и сказал:
– Патроны-то все, товарищ лейтенант.
– Возьмите у бойцов из подсумков.
– Все уже взято.
– Что ж, будем отбиваться гранатами, – сказал Рудой.
И на головы подползавших немцев посыпались гранаты. Гитлеровцы отхлынули.
«Скоро можно будет стрелять из нагана, – подумал лейтенант, – да, из нагана… в себя…»
Они находились на самой вершине холма. Холм был гранитный, множество валунов и камней валялось на нем. Лейтенант взял увесистый камень и, сильно размахнувшись, швырнул его в группу нападавших. Оттуда раздался крик.
Бойцы подхватили камни и начали отбиваться ими. Саша выворачивал огромные мшистые валуны и обрушивал их вниз. Это было, как обвал. Гитлеровцы снова отхлынули.
Так держалась эта горстка бойцов, пока не подоспел наконец Масальский со своим отрядом и двумя танками. Немцы побежали.
И по всему Ленинградскому фронту в этот день они либо отступали, либо не сумели продвинуться вперед. Город был спасен. Никогда больше фашисты не смогли повторить удар такой силы. Они зарылись в землю вокруг Ленинграда и перешли к позиционной войне.
9
Не сумев взять Ленинград силой, фон Лееб задумал взять его измором.
Немцы продолжали бомбить город. Когда бомба падала в Неву, мальчуганы бросались в холодную воду и вылавливали оглушенную рыбу.
Хлебный паек был уменьшен до 125 граммов в день. Воробей считался лакомством. Но никто не роптал.
Играли театры. Ходили трамваи. Композитор Шостакович, вернувшись с дежурства на крыше, писал свою «Седьмую симфонию» – о героизме рядовых людей Ленинграда. Когда завывали гудки воздушной тревоги, он ставил среди нот буквы «В. Т.», надевал каску и шел на пост.
Тася похудела еще больше. В глазах ее появилась томность, свойственная голодающим. Однажды, вернувшись домой, она нашла у себя сверток.
– Какой-то боец принес его, – сказали соседи.
В свертке оказались две килограммовые банки с мясными консервами, большой кусок масла, пачка сахару и галеты. Под галетами лежала записка:
«Милая Тася! Шамайте на здоровье. Ваш Александр Свинцов, помощник наводчика с ручного пулемета».
– Ах! – вскрикнула Тася. – Ну что же он не подождал меня!
Посылки стали прибывать довольно регулярно, раз в десять – двенадцать дней.
Обычно их приносил дворник или посыльный из «Астории». При каждой посылке обязательно было письмо.
С каждым разом письма становились все длиннее, Свинцов оказался красноречивым. Он писал о боях и о длинных звездных ночах, рассказывал содержание фильмов, вставлял стихи и намекал на свою любовь.
Тасю до слез трогала его заботливость. Ее сердило, что он не пишет номера своей полевой почты – и она не может ответить ему.
«Видно, его друг имеет на него сильное влияние», – думала она, встречая в Сашиных письмах остроты в бесшабашном стиле Аркадия Дзюбина и невольно смеясь над ними.
«А ведь тогда, – удивлялась она, – Саша был такой тихий, молчаливый…»
Она объясняла это его застенчивостью, и черта эта казалась ей в Саше необыкновенной, милой.
* * *
Так прошло больше месяца. Началась зима. Красная Армия перешла в наступление. Снова пришлось мне увидеть Аркадия и Сашу.
Как много переменилось за это время! Вместо травы на лугах лежал снег. Вместо осенних отступлений великое зимнее наступление. И только одно оставалось неизменным: ссора Аркадия и Саши. Казалось, в роте никто уже и не помнит о том, что они когда-то были друзьями.
К вечеру двенадцатого декабря мы вышибли немцев из деревни Ровное. На околице мы увидели трупики трех расстрелянных детей, двух мальчиков и одной девочки, лет десяти или одиннадцати. По случайности лицо девочки осталось нетронутым, по лбу ее разметались светлые волосики. Мы стояли вокруг мертвых детей и молчали. О чем было говорить?
Аркадий крикнул Галанину, который проходил вместе со Свинцовым:
– Эй, студент, ты как-то говорил, шё фрицы хорошие люди?
– Во-первых, я не говорил так, а во-вторых…
– Ступай сюда, Галанин, и посмотри, шё тут понаделали твои хорошие люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17