Например, в 1978 году тренер сборной Франции Мишель Идальго не мог решить, под каким номером мне играть: под девятым или же под десятым. Раздавались различные мнения. Пиянтони, славный игрок из «Реймса», утверждал, что я с успехом могу сыграть центра нападения: «Говорят, что Мишелю нужно много пространства, чтобы выразить себя в игре. Это не очень верно: он может с успехом играть на пространстве с носовой платок, и это он уже доказал, играя на этом месте в Нанси». Раймон Копа, вероятно самый великий французский футболист своего времени, оценивал меня в том же духе, что и его старый товарищ по команде: «Платини – центрфорвард? Я уже давно говорю об этом, и не стоит повторяться…». И Идальго принял решение: «Мишель, конечно, может играть центра нападения. Видеть его под номером 9 – одно из моих самых больших желаний. Но сегодня об этом не должно быть и речи, так как может нарушить структуру команды».
Мне не пришлось долго определять свое к этому отношение. Как напомнил Пиантони, я играл под номером 9 в «Нанси» ради своего клуба. Но меня больше всего привлекало в то время другое место на поле – в средней линии нападения. Совершенно ясно, что, принимая во внимание мой темперамент и мое стремление забивать голы, это означало, что я могу попробовать свой шанс, играя рядом с Лакомбом или Бердоллом.
Я был очень рад, что мое место на поле вызвало в команде небольшую полемику. Таким образом, моя особая мобильность заставляла тренеров признать мою универсальность и видеть меня одновременно на многих ключевых местах на поле.
Вскоре я стал кем-то вроде актера, который так хорошо выучил свою роль, что режиссер отказывается ему что-то указывать и дарует ему полную свободу действий.
Постепенно, благодаря такой свободе, я совершенствовал свою роль дирижера оркестра на футбольном поле. Я все больше работал, чтобы стать королем последнего паса, того, который неизменно завершается голом. Обычно испытываешь какую-то внутреннюю дрожь, что-то вроде экстаза, когда разделяешь удачу с игроком, забившим гол с твоего паса. Последний пас, тем более если он выложен на штрафную площадку, это твой дар, твой королевский подарок партнеру, который становится «забивальщиком» по случаю. Это подарок всей команде…
Благодаря своему видению игры, я успешно становлюсь таким королем последнего паса. Чтобы этого достичь, нужно было соединить скорость исполнения с легкостью обработки мяча, его приручения. Так как в футбол теперь играют все быстрее, благодаря той голландской резолюции, о которой я рассказал выше, очевидно, хозяевами игры станут те игроки, которые сумеют скорее других обработать мяч, высоко держа при этом голову, чтобы взглядом оценить весь игровой ансамбль на поле.
Альберт Батте, который до сих пор остается одним из самых компетентных экспертов французского футбола, провел в 1980 году анализ моих способностей по обработке мяча на поле. Его комплимент в этой связи представил мне доказательство, что я действительно преуспел б своих усилиях по оркестровке надлежащей игры. Он сказал: «Как только Мишель Платини прикасается к мячу, поле его действий превращается в магнитное поле, на котором смешиваются надежды одних со страхом других. Что собирается он предпринять? Даже когда он ничего не предпринимает или не предпринимает ничего особенного, очарование и атмосфера напряженного ожидания все же вас не покидают. Это сопровождает его неизменно с самого дебюта. Когда я видел Мишеля в первый раз в 1972 году в „Нанси“, в ту пору совершенно юного игрока, то, несмотря на его погрешности, легко объяснимые отсутствием у него опыта, у меня не оставалось сомнений: он на целый „размер“ выше остальных…».
Такое преимущество на целый «размер» влечет, вероятно, высокую степень риска. У каждой медали есть своя оборотная сторона. Игрок, ставший на «размер» больше других в матчах, когда ставка высока, немедленно превращается в излюбленную мишень для не очень совестливых защитников.
За свою карьеру человека-оркестра я собрал целую коллекцию травм, и это заставляло некоторых утверждать, что мое хрупкое телосложение является для меня серьезным «гандикапом» в игре. Разве голландская критика столь же резко осуждала из-за этого Круиффа? Думаю, что нет… Но моя коллекция травм действительно внушительна. В «Нанси» в 1972 году – двойной перелом голеностопа. Год спустя – перелом правой руки. В марте 1974 года моя левая рука ломается в двух местах. В апреле 1976 года я переношу операцию по удалению мениска на левом колене. Трудно, очень трудно, но мне все же удается вернуться на поле быстрее любого другого игрока, попавшего в подобную передрягу. В мае 1978 года в «Парк-де-Пренс», в полуфинале Кубка Франции, я забиваю победный гол головой, задевая своей голову Трезора. У Мариуса череп оказывается крепким, меня же отправляют в госпиталь из-за черепной травмы. Три месяца спустя опять неприятности с правой рукой: перелом. Но самая серьезная моя травма является в то же время самой глупой: в Сент-Этьенне, когда я был совершенно один на поле и никто из противников до меня не дотрагивался, я ухитрился получить тройной перелом щиколотки и малой берцовой кости моего рабочего голеностопа… Не везет, черт возьми!
За период с 1972 по 1979 год я был госпитализирован восемь раз, повторив рекорд Жюля Фонтена или Рене Виньяла, счет которого по пребыванию на операционном столе внушает большое уважение…
Как это ни странно, после моего перехода в «Ювентус» черная серия моих травм пошла на убыль. Итальянский футбол никогда не останавливается на полдороге: это либо все, либо ничего.
В конце моего первого сезона в Турине я мог заявить, что один год кальчо стоит десяти во французском футболе. Именно там я закалился и физически и психологически, чтобы уметь выдерживать ту атмосферу и жесткую обстановку игры. Я надел на себя панцирь, чтобы не так страдать от ударов, наносимых острыми шипами противника и ядовитыми словами некоторых критиков.
Когда я оглядываюсь на пройденный мной путь, когда пытаюсь измерить свой нынешний опыт, я вновь думаю о моем первом матче, вновь думаю о нем, когда уже повесил на гвоздь свои бутсы. У меня голова идет кругом, и я уверен, что ничто не было напрасным. Ни эти тысячи часов, проведенных за отшлифовкой своих начальных технических приемов, ни зрелость, пришедшая ко мне после первых, нанесенных мне ран. Ничто, действительно ничто не прошло напрасно.
В момент выхода на поле против «Валенсьенн» я и не предполагал сколько огорчений и радостей ожидает меня впереди, в последующие пятнадцать лет. Если бы я знал тогда об этом, возможно, я бы испугался. Мне, может, стало бы страшно от стольких грядущих ударов и от стольких обязательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Мне не пришлось долго определять свое к этому отношение. Как напомнил Пиантони, я играл под номером 9 в «Нанси» ради своего клуба. Но меня больше всего привлекало в то время другое место на поле – в средней линии нападения. Совершенно ясно, что, принимая во внимание мой темперамент и мое стремление забивать голы, это означало, что я могу попробовать свой шанс, играя рядом с Лакомбом или Бердоллом.
Я был очень рад, что мое место на поле вызвало в команде небольшую полемику. Таким образом, моя особая мобильность заставляла тренеров признать мою универсальность и видеть меня одновременно на многих ключевых местах на поле.
Вскоре я стал кем-то вроде актера, который так хорошо выучил свою роль, что режиссер отказывается ему что-то указывать и дарует ему полную свободу действий.
Постепенно, благодаря такой свободе, я совершенствовал свою роль дирижера оркестра на футбольном поле. Я все больше работал, чтобы стать королем последнего паса, того, который неизменно завершается голом. Обычно испытываешь какую-то внутреннюю дрожь, что-то вроде экстаза, когда разделяешь удачу с игроком, забившим гол с твоего паса. Последний пас, тем более если он выложен на штрафную площадку, это твой дар, твой королевский подарок партнеру, который становится «забивальщиком» по случаю. Это подарок всей команде…
Благодаря своему видению игры, я успешно становлюсь таким королем последнего паса. Чтобы этого достичь, нужно было соединить скорость исполнения с легкостью обработки мяча, его приручения. Так как в футбол теперь играют все быстрее, благодаря той голландской резолюции, о которой я рассказал выше, очевидно, хозяевами игры станут те игроки, которые сумеют скорее других обработать мяч, высоко держа при этом голову, чтобы взглядом оценить весь игровой ансамбль на поле.
Альберт Батте, который до сих пор остается одним из самых компетентных экспертов французского футбола, провел в 1980 году анализ моих способностей по обработке мяча на поле. Его комплимент в этой связи представил мне доказательство, что я действительно преуспел б своих усилиях по оркестровке надлежащей игры. Он сказал: «Как только Мишель Платини прикасается к мячу, поле его действий превращается в магнитное поле, на котором смешиваются надежды одних со страхом других. Что собирается он предпринять? Даже когда он ничего не предпринимает или не предпринимает ничего особенного, очарование и атмосфера напряженного ожидания все же вас не покидают. Это сопровождает его неизменно с самого дебюта. Когда я видел Мишеля в первый раз в 1972 году в „Нанси“, в ту пору совершенно юного игрока, то, несмотря на его погрешности, легко объяснимые отсутствием у него опыта, у меня не оставалось сомнений: он на целый „размер“ выше остальных…».
Такое преимущество на целый «размер» влечет, вероятно, высокую степень риска. У каждой медали есть своя оборотная сторона. Игрок, ставший на «размер» больше других в матчах, когда ставка высока, немедленно превращается в излюбленную мишень для не очень совестливых защитников.
За свою карьеру человека-оркестра я собрал целую коллекцию травм, и это заставляло некоторых утверждать, что мое хрупкое телосложение является для меня серьезным «гандикапом» в игре. Разве голландская критика столь же резко осуждала из-за этого Круиффа? Думаю, что нет… Но моя коллекция травм действительно внушительна. В «Нанси» в 1972 году – двойной перелом голеностопа. Год спустя – перелом правой руки. В марте 1974 года моя левая рука ломается в двух местах. В апреле 1976 года я переношу операцию по удалению мениска на левом колене. Трудно, очень трудно, но мне все же удается вернуться на поле быстрее любого другого игрока, попавшего в подобную передрягу. В мае 1978 года в «Парк-де-Пренс», в полуфинале Кубка Франции, я забиваю победный гол головой, задевая своей голову Трезора. У Мариуса череп оказывается крепким, меня же отправляют в госпиталь из-за черепной травмы. Три месяца спустя опять неприятности с правой рукой: перелом. Но самая серьезная моя травма является в то же время самой глупой: в Сент-Этьенне, когда я был совершенно один на поле и никто из противников до меня не дотрагивался, я ухитрился получить тройной перелом щиколотки и малой берцовой кости моего рабочего голеностопа… Не везет, черт возьми!
За период с 1972 по 1979 год я был госпитализирован восемь раз, повторив рекорд Жюля Фонтена или Рене Виньяла, счет которого по пребыванию на операционном столе внушает большое уважение…
Как это ни странно, после моего перехода в «Ювентус» черная серия моих травм пошла на убыль. Итальянский футбол никогда не останавливается на полдороге: это либо все, либо ничего.
В конце моего первого сезона в Турине я мог заявить, что один год кальчо стоит десяти во французском футболе. Именно там я закалился и физически и психологически, чтобы уметь выдерживать ту атмосферу и жесткую обстановку игры. Я надел на себя панцирь, чтобы не так страдать от ударов, наносимых острыми шипами противника и ядовитыми словами некоторых критиков.
Когда я оглядываюсь на пройденный мной путь, когда пытаюсь измерить свой нынешний опыт, я вновь думаю о моем первом матче, вновь думаю о нем, когда уже повесил на гвоздь свои бутсы. У меня голова идет кругом, и я уверен, что ничто не было напрасным. Ни эти тысячи часов, проведенных за отшлифовкой своих начальных технических приемов, ни зрелость, пришедшая ко мне после первых, нанесенных мне ран. Ничто, действительно ничто не прошло напрасно.
В момент выхода на поле против «Валенсьенн» я и не предполагал сколько огорчений и радостей ожидает меня впереди, в последующие пятнадцать лет. Если бы я знал тогда об этом, возможно, я бы испугался. Мне, может, стало бы страшно от стольких грядущих ударов и от стольких обязательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72