Глава шестнадцатая
Утро после грозы
Сквозь сон видел Коля тёмную деревенскую улицу, слышал глухой собачий лай и скрип двери. Лампа ярко освещала избу. Какой-то мальчик вышел навстречу и потом хлопотал, устраивая постель. Качаясь, дошёл Коля до лавки, где постелили ему, натянул одеяло и сразу заснул. Снился ему домик в лесу, дедушка на крылечке, цыплята, которые пищат, забираясь под крыло наседки.
Проснулся он в комнате, освещённой солнцем, и, проснувшись, долго не мог вспомнить, что с ним было и как он сюда попал.
Мальчик (Коля туманно вспомнил, что видел его вчера) сидел за столом и, высунув на сторону язык, писал. Работа эта давалась ему нелегко. Он вздыхал, окунув перо в чернильницу, долго осматривал его, тщательно снимал волоски и вообще проявлял много неторопливости и аккуратности. Однако не только пальцы, но даже ухо и нос были у него выпачканы чернилами. По другую сторону стола на скамейке сидели фокстерьер с обрубленным хвостом и надорванным в жестоких боях ухом, одноглазый рыжий кот, который, казалось, все подмигивал и ухмылялся про себя, и чёрный ворон, который держал голову так, как будто твёрдый крахмальный воротничок все время подпирал ему шею.
Мальчик задумался, потом, посмотрев на фокстерьера и ворона, спросил:
— "Кувыркаться" пишется с мягким знаком?
Фокстерьер тявкнул, а ворон, склонив голову набок, прокричал:
— Воронок, Воронуша!
— Дураки! — с огорчением сказал мальчик. — Ни о чём вас нельзя спросить, а есть небось просите.
Коля не выдержал и рассмеялся. Фокстерьер повернулся к нему, поднял ухо кверху, так что оно торчало, как сигнальный флажок, и тявкнул. Тогда кот посмотрел на Колю и подмигнул, а ворон необыкновенно кокетливо повертел головой и переступил с лапы на лапу.
Мальчик осторожно положил ручку на чернильницу и провёл рукой по лицу, желая, очевидно, стереть пятно с носа. Вместо этого он оставил широкую лиловую полосу на щеке, но, так как полоса была ему не видна, счёл, что все в порядке.
— Проснулся? — сказал он. — Ну, здравствуй.
— А Лена где? — хмуро спросил Коля.
— Это сестрёнка твоя? Она в соседней избе, у Александры Петровны. Она, понимаешь, больна. У неё воспаление лёгких.
Коля вскочил и начал торопливо одеваться.
— Ты что, к ней хочешь? — спросил мальчик. — Ты не торопись. Отец тебя, наверное, не пустит.
— А кто твой отец? — буркнул Коля. Он так привык за последнее время всегда опасаться врагов, что неизвестный этот отец, сам мальчик и даже фокстерьер, даже кот, даже ворон казались ему подозрительными.
Мальчик провёл рукой по волосам, отчего на них осталась ровная чернильная полоса, и сказал спокойно и веско:
— А ты не рявкай. Сердиться тебе совершенно нечего. Отец мой — Василий Георгиевич Голубков, фельдшер. Вчера, возвращаясь от больного, нашёл тебя и твою сестру в лесу. И подобрал, не желая, чтобы вы там померли. И нёс тебя на спине километров пять. И устроил тебя у себя дома, а сестру твою — у нашей акушерки Александры Петровны, хотя это опасно, потому что сюда фашисты заходят и ловят всех подозрительных. Донял или нет?
Коля постоял, подумал, потом повернулся и сказал:
— Ты на меня не сердись. Давай мириться.
— Вот так-то лучше, — сказал мальчик, протягивая ему руку. — Тебя как звать?
— Коля. А тебя?
— Меня — Владик, а фокстерьера — Жук. Тебе сколько лет?
— Двенадцать.
— Мне тоже… скоро будет. Ну, а теперь пойдём. Может, тебя и пустят к твоей сестре.
Они вышли. Это была очень маленькая деревня. На каждой стороне улицы стояло не больше десяти домов. Вокруг деревни шло узенькое кольцо полей, огороженных жердями, и сразу начинался лес. Улица была пустынна. Только ленивые собаки лежали в пыли, положив на лапы сонные морды, да какой-то малыш ревел во всю глотку. Впрочем, увидев Колю, он замолчал. Видимо, появление нового человека в деревне очень его поразило.
Кот и ворон остались дома, а Жук бежал за мальчиками, задрав обрубок хвоста и горделиво поглядывая на сонных собак. Дом Александры Петровны был совсем близко, и около этого дома заметно было некоторое оживление.
У палисадника стояли и разговаривали две старухи. Они замолчали, когда мальчики подошли, и проводили их любопытными взглядами.
На крыльце сидел старик. Он посторонился, чтобы пропустить мальчиков, и молча ответил на поклон Владика. В сенях был слышен гул голосов, доносившийся из избы. В избе шёл оживлённый спор, в котором участвовало, видимо, много народу.
— Странно! — сказал Владик. — Отец не любит пускать посторонних к больным.
В этот момент дверь в избе отворилась, и в сени выскочил Василий Георгиевич. Он был красен и возбуждён, усы его сердито топорщились.
— Посмотрим! — крикнул он в избу и с шумом захлопнул дверь. Увидев Колю, он посмотрел на него, потом сказал: — А-а, кстати, молодой человек… — и, схватив его за руку, быстро потащил за собой.
Коля решил, что Василий Георгиевич на него за что-то сердится. Он только не мог понять, за что. Фельдшер пыхтел от негодования и иногда, не в силах сдержать ярость, энергично дёргал Колину руку. Они спустились с крыльца, обогнули избу и вошли в пустой хлев, в котором, по-видимому, давно уже не было коровы и проживала только тощая курица.
— Ну-с, молодой человек, — сказал Василий Георгиевич, отпустив наконец Колю и вытирая со лба пот, — кто такая эта девочка, которую ты выдаёшь за свою сестру?
Коля обмер и молчал, опустив глаза в землю.
— Дело в следующем, — продолжал Василий Георгиевич, — твоя сестра заявила в бреду, что она дочь знаменитого генерала Рогачева. Так вот, меня интересует, что это — бред или правда?
Коля молчал, а потом поднял глаза и сказал:
— Врёт она.
— Отлично. Значит, это бред?
— Врёт она, — упрямо повторил Коля.
Василии Георгиевич смотрел на Колю внимательным, испытующим взглядом.
— Отлично. Теперь слушай, почему важно выяснить это совершенно точно. Твоя сестра, или кто она там, — словом, эта девочка говорила о своём знаменитом отце так много, что слухи пошли по всей деревне. Народ-то у нас ничего, можно положиться, не выдаст. Но есть у нас один человек, высокое наше начальство — староста. Староста этот, попросту говоря, свинья свиньёй, и нелёгкая занесла его в избу, когда девочка вовсю болтала про своего отца. Староста решил немедленно ехать в село, чтобы донести по начальству. Александра Петровна подняла крик и созвала людей. И вот сейчас собрался народ в избе, держит старосту и не выпускает. А староста рвётся ехать в село — сообщить в комендатуру. Ясно?
— Выдумала она, — сказал Коля. — Слышала песню про Рогачева и выдумала.
Василий Георгиевич внимательно посмотрел на Колю:
— Хорошо. Тогда донос неопасен, и я велю старосту отпустить.
Он повернулся и решительно направился к дому.
— Стойте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28