Но большинство трансвеститов делают себе грудь при помощи имплантатов, оставляя наружные половые признаки в неприкосновенности. Многие из них перебрались теперь в центр Нью-Йорка, в район Сорок второй и Бродвея. Там можно и заработать побольше, и друзей завести, там особая субкультура – бары для таких и прочее – все, чтобы трансвестит не чувствовал себя изгоем.
Он вновь позвонил жене.
– Алло, это женский приют. Меня зовут Дженис. Чем я могу вам помочь?
– Дженис, удели мне всего минутку…
В ответ раздался звук аккуратно положенной на рычаг трубки. Он позвонил еще, в третий раз. Ответил чужой женский голос, ответил бодро.
– Можно попросить Дженис Скаттергуд?
– Она на совещании, – ответила деловитая сотрудница. – Ей что-нибудь передать?
– Спасибо, не надо, – упавшим голосом произнес он.
Обдумать этот разговор ему не дали времени. Почти моментально раздался телефонный звонок.
– Это лейтенант Снайдер с вахты, сэр. Тут с вами хотят поговорить.
– Поговорить с кем-нибудь или именно со мной?
– С вами, мистер Скаттергуд.
– Скажите им, пусть поднимутся на седьмой этаж.
– Ей. Но она не хочет подниматься, сэр.
– Как ее фамилия? – Может быть, это мисс Доннел.
– Миссис Бэнкс.
Он вспомнил, что какая-то Бэнкс уже звонила ему недавно. Мир наводнен сумасшедшими, многие из которых не прочь позвонить в прокуратуру или наведаться туда лично с заявлением, что располагают важной информацией. В таких случаях визитеров наверх сопровождают полицейские, но тут ему предоставлялась возможность самому на минуту-другую отлучиться из кабинета. Он спустился на лифте вниз и прошел оттуда к вахте у выхода. Вестибюль был небольшим, немногим больше тамбура, но посетителям полагалось пройти мимо дежурного.
– Вот, советник… – Дежурный сделал приглашающий жест.
Снаружи перед входной дверью, обернувшись лицом к улице, стояла пожилая негритянка в лисьей шапке. Она опиралась на палку.
– Вот, хочет поговорить.
– Сказала, о чем именно?
– Нет. Хотите, я ее спроважу?
– Хочу. Но лучше будет узнать, в чем дело.
Он толкнул дверь, впуская в помещение уличный шум и холодную сырость.
– Чем могу быть полезен, мэм? – прокричал он. Она повернула к нему морщинистое лицо. – Моя фамилия… – начал он.
– Я знаю, кто вы, мистер Скаттергуд, и очень благодарна, что вы захотели со мной встретиться.
– Так чем я могу вам помочь?
– Каждый думает: вот старуха, из ума выжила. Ничего не слышит, ничего не соображает. А я ведь и слышу, и соображаю.
Он понял, что если она собирается ему что-то сказать, лучше сделать это не непосредственно перед дверями, где снуют туда-сюда следователи, копы и прокуроры. И он предложил ей сделать два шага до ближайшего ресторанчика. Она поплелась, пробуя палкой каждую выбоину на тротуаре.
– Доползу как-нибудь. Сюда же доползла, – жалобно приговаривала она, помогая языком своим телодвижениям.
В ресторанчике она медленно прошла к столику у окна и с трудом уселась.
– Я вас видела в новостях по телевизору, – начала она. – Видно было, как вы ежитесь, боитесь, что они вам в печенке застрянут, – придирчиво заметила она.
– Возможно, вы правы.
– Случалось мне с полицией иметь дело и скажу вам, я им не доверяю. Так что, когда я увидела, как вы там крутитесь, корежитесь и потом обливаетесь, я подумала: вот этот молодой человек очень старается, чтобы все было честь по чести.
– Что ж, вы правильно угадали. – Он вытащил блокнот и карандаш. Причин, по которым ей вздумалось переговорить с ним, могло быть сколько угодно. – Так почему вы решили со мной побеседовать?
– Нет, вот этого не надо! – Она махнула в сторону блокнота костлявой, изуродованной артритом рукой с распухшими суставами пальцев. – Вы просто послушайте, что я скажу.
Он убрал блокнот.
– Девочка эта на моих глазах выросла, – возгласила негритянка, – а живу я тут вот уж сорок два года.
– Кто, мэм? Какая девочка? О ком вы говорите?
– О Джонетте.
Питер безотчетно придвинулся поближе и заговорил тише. Он пожалел, что выбрал людное место.
– Продолжайте, миссис… э…
– Миссис Бэнкс.
– Вы звонили мне раньше.
– Да, и ваша секретарша меня расспрашивала, и чего только не выпытывала, – может быть, только куда я драгоценности свои кладу не спросила. – Женщина коротко хохотнула. – Мы с мужем в двадцать втором году поженились, венчались в церкви в Тапело, на Юге. Моя сестра до сих пор там живет, и вся родня тоже, целая куча… А вы небось не знаете, где этот Тапело и есть.
– А вдруг знаю?
Она улыбнулась. Встретились они по делу, но оба чувствовали симпатию друг к другу.
– Тогда скажите, где это, мистер Скаттергуд.
– Это маленький городок в Миссисипи, миссис Бэнкс.
И, довольная, она проворчала что-то. Но при этом уловила его нетерпение.
– Я сейчас перейду к делу.
Появилась официантка, и он заказал два кофе. Женщина рассеянно потерла ладони.
– Итак, миссис Бэнкс, вы имеете что-то, что хотели бы мне сообщить?
Она с серьезным видом кивнула и опустила глаза:
– Я знаю, кто убил Джонетту.
– Тот же, кто убил Даррила Уитлока, племянника мэра?
– Вот уж нет! – сквозь зубы прошипела она.
– Почему вы так считаете?
– Потому что те, кто пожелал ее смерти, его смерти не хотели.
– Как можете вы мне так доверять? Обычно те, кто приходит говорить на подобные темы, требуют гарантий.
– Не нужны мне никакие ваши гарантии. Что можно сделать такой старой развалине, как я, из того, что с нею еще не случалось?
– Ладно. А Даррила Уитлока кто убил?
– Не знаю, – сказала она, пренебрежительно сжав губы, словно вопрос его был несущественным.
– Так что насчет Джонетты Генри?
– Сказать точно я, понятно, не могу. – Она сыпанула в кофе сухие сливки.
– Ну а что вам известно?
– Похоже, кое-кто невзлюбил девочку, понимаете, о чем я? Такой способный, выдающийся молодой человек, такое будущее ему прочили. В Гарвард его приняли, на доктора учиться. А про нее, похоже, говорили всякое, дурное говорили, такое, что сам Господь содрогнулся бы. – Она покачала головой, видимо перебирая в памяти это «дурное». – Иной раз люди несут такое, мистер Скаттергуд, слушать тошно, не по-божески это. Может, она, девочка, и с чудинкой была, не ела вот, худющая такая, я всегда ей говорила, что это плохо – мало есть. Но вот в церковь она ходила. А ее малыш, Тайлер, он же поет, поет, как ангел небесный! Тайлер, мальчик мой милый, мне правнуком приходится, и ращу я его вот уже два года, с тех пор, как операцию на сердце ему сделали. Говорили, что он будет слабенький, но он мальчик крепкий. Это потому, что прихожане в церкви кровь ему дали. Джонетта, мистер Скаттергуд, это моя внучка, и мне ли ее не знать. Я растила ее после того, как мать ее умерла, а отец угодил за решетку. Может, она и погуливала, но с этим парнем у нее все было прочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Он вновь позвонил жене.
– Алло, это женский приют. Меня зовут Дженис. Чем я могу вам помочь?
– Дженис, удели мне всего минутку…
В ответ раздался звук аккуратно положенной на рычаг трубки. Он позвонил еще, в третий раз. Ответил чужой женский голос, ответил бодро.
– Можно попросить Дженис Скаттергуд?
– Она на совещании, – ответила деловитая сотрудница. – Ей что-нибудь передать?
– Спасибо, не надо, – упавшим голосом произнес он.
Обдумать этот разговор ему не дали времени. Почти моментально раздался телефонный звонок.
– Это лейтенант Снайдер с вахты, сэр. Тут с вами хотят поговорить.
– Поговорить с кем-нибудь или именно со мной?
– С вами, мистер Скаттергуд.
– Скажите им, пусть поднимутся на седьмой этаж.
– Ей. Но она не хочет подниматься, сэр.
– Как ее фамилия? – Может быть, это мисс Доннел.
– Миссис Бэнкс.
Он вспомнил, что какая-то Бэнкс уже звонила ему недавно. Мир наводнен сумасшедшими, многие из которых не прочь позвонить в прокуратуру или наведаться туда лично с заявлением, что располагают важной информацией. В таких случаях визитеров наверх сопровождают полицейские, но тут ему предоставлялась возможность самому на минуту-другую отлучиться из кабинета. Он спустился на лифте вниз и прошел оттуда к вахте у выхода. Вестибюль был небольшим, немногим больше тамбура, но посетителям полагалось пройти мимо дежурного.
– Вот, советник… – Дежурный сделал приглашающий жест.
Снаружи перед входной дверью, обернувшись лицом к улице, стояла пожилая негритянка в лисьей шапке. Она опиралась на палку.
– Вот, хочет поговорить.
– Сказала, о чем именно?
– Нет. Хотите, я ее спроважу?
– Хочу. Но лучше будет узнать, в чем дело.
Он толкнул дверь, впуская в помещение уличный шум и холодную сырость.
– Чем могу быть полезен, мэм? – прокричал он. Она повернула к нему морщинистое лицо. – Моя фамилия… – начал он.
– Я знаю, кто вы, мистер Скаттергуд, и очень благодарна, что вы захотели со мной встретиться.
– Так чем я могу вам помочь?
– Каждый думает: вот старуха, из ума выжила. Ничего не слышит, ничего не соображает. А я ведь и слышу, и соображаю.
Он понял, что если она собирается ему что-то сказать, лучше сделать это не непосредственно перед дверями, где снуют туда-сюда следователи, копы и прокуроры. И он предложил ей сделать два шага до ближайшего ресторанчика. Она поплелась, пробуя палкой каждую выбоину на тротуаре.
– Доползу как-нибудь. Сюда же доползла, – жалобно приговаривала она, помогая языком своим телодвижениям.
В ресторанчике она медленно прошла к столику у окна и с трудом уселась.
– Я вас видела в новостях по телевизору, – начала она. – Видно было, как вы ежитесь, боитесь, что они вам в печенке застрянут, – придирчиво заметила она.
– Возможно, вы правы.
– Случалось мне с полицией иметь дело и скажу вам, я им не доверяю. Так что, когда я увидела, как вы там крутитесь, корежитесь и потом обливаетесь, я подумала: вот этот молодой человек очень старается, чтобы все было честь по чести.
– Что ж, вы правильно угадали. – Он вытащил блокнот и карандаш. Причин, по которым ей вздумалось переговорить с ним, могло быть сколько угодно. – Так почему вы решили со мной побеседовать?
– Нет, вот этого не надо! – Она махнула в сторону блокнота костлявой, изуродованной артритом рукой с распухшими суставами пальцев. – Вы просто послушайте, что я скажу.
Он убрал блокнот.
– Девочка эта на моих глазах выросла, – возгласила негритянка, – а живу я тут вот уж сорок два года.
– Кто, мэм? Какая девочка? О ком вы говорите?
– О Джонетте.
Питер безотчетно придвинулся поближе и заговорил тише. Он пожалел, что выбрал людное место.
– Продолжайте, миссис… э…
– Миссис Бэнкс.
– Вы звонили мне раньше.
– Да, и ваша секретарша меня расспрашивала, и чего только не выпытывала, – может быть, только куда я драгоценности свои кладу не спросила. – Женщина коротко хохотнула. – Мы с мужем в двадцать втором году поженились, венчались в церкви в Тапело, на Юге. Моя сестра до сих пор там живет, и вся родня тоже, целая куча… А вы небось не знаете, где этот Тапело и есть.
– А вдруг знаю?
Она улыбнулась. Встретились они по делу, но оба чувствовали симпатию друг к другу.
– Тогда скажите, где это, мистер Скаттергуд.
– Это маленький городок в Миссисипи, миссис Бэнкс.
И, довольная, она проворчала что-то. Но при этом уловила его нетерпение.
– Я сейчас перейду к делу.
Появилась официантка, и он заказал два кофе. Женщина рассеянно потерла ладони.
– Итак, миссис Бэнкс, вы имеете что-то, что хотели бы мне сообщить?
Она с серьезным видом кивнула и опустила глаза:
– Я знаю, кто убил Джонетту.
– Тот же, кто убил Даррила Уитлока, племянника мэра?
– Вот уж нет! – сквозь зубы прошипела она.
– Почему вы так считаете?
– Потому что те, кто пожелал ее смерти, его смерти не хотели.
– Как можете вы мне так доверять? Обычно те, кто приходит говорить на подобные темы, требуют гарантий.
– Не нужны мне никакие ваши гарантии. Что можно сделать такой старой развалине, как я, из того, что с нею еще не случалось?
– Ладно. А Даррила Уитлока кто убил?
– Не знаю, – сказала она, пренебрежительно сжав губы, словно вопрос его был несущественным.
– Так что насчет Джонетты Генри?
– Сказать точно я, понятно, не могу. – Она сыпанула в кофе сухие сливки.
– Ну а что вам известно?
– Похоже, кое-кто невзлюбил девочку, понимаете, о чем я? Такой способный, выдающийся молодой человек, такое будущее ему прочили. В Гарвард его приняли, на доктора учиться. А про нее, похоже, говорили всякое, дурное говорили, такое, что сам Господь содрогнулся бы. – Она покачала головой, видимо перебирая в памяти это «дурное». – Иной раз люди несут такое, мистер Скаттергуд, слушать тошно, не по-божески это. Может, она, девочка, и с чудинкой была, не ела вот, худющая такая, я всегда ей говорила, что это плохо – мало есть. Но вот в церковь она ходила. А ее малыш, Тайлер, он же поет, поет, как ангел небесный! Тайлер, мальчик мой милый, мне правнуком приходится, и ращу я его вот уже два года, с тех пор, как операцию на сердце ему сделали. Говорили, что он будет слабенький, но он мальчик крепкий. Это потому, что прихожане в церкви кровь ему дали. Джонетта, мистер Скаттергуд, это моя внучка, и мне ли ее не знать. Я растила ее после того, как мать ее умерла, а отец угодил за решетку. Может, она и погуливала, но с этим парнем у нее все было прочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113