Да, со стороны господина Беллинга было непредусмотрительно, весьма непредусмотрительно подписывать данный протокол, не удосужившись даже внимательно его просмотреть.
Наконец, закончив чтение, он поднял голову и гневно спросил:
– Сэр Хамфри, почему, интересно, ни моя просьба о дальнейшем обсуждении этого вопроса, ни ответ господина премьер-министра не были занесены в протокол?
Но к такому вопросу секретарь Кабинета был полностью готов. И поскольку его ответ, безусловно, мог бы стать одним из классических уроков ведения переговоров с противником, я помню его в мельчайших деталях.
– Хотя указанный протокол на самом деле является вполне официальным отражением размышлений членов комитета Кабинета на данную тему, в равной мере не подлежит сомнению, что любая преднамеренная попытка предельно всесторонне и, главное, адекватно представить каждую отдельную точку зрения и различные дополнения к ней неизбежно потребовала бы неоправданного усложнения и слишком утомительного расширения столь важного документа.
ПМ тупо уставился на него. Все члены комитета тоже. Позже министр иностранных дел сказал мне, что в тот момент он предпочел бы оказаться на заседании в ООН, где, по крайней мере, смог бы воспользоваться преимуществами синхронного перевода. Для большинства людей слова Хамфри были бы предельно ясными, но политики – это, увы, как правило, простые души…
Затем Хэкер с надеждой в голосе спросил:
– Полагаю, это означает, что вы просто не припоминаете всех деталей нашего обсуждения?
Ответ сэра Хамфри иначе, чем мастерским, назвать нельзя.
– Отличительной характеристикой обсуждений и решений любого комитета является тот факт, что каждый из его членов прекрасно их помнит и что таковые воспоминания каждого из его членов, как правило, разительно отличаются от воспоминаний любого иного из его членов. Соответственно, мы должны исходить из того, что официальными решениями считаются те, которые были официально зарегистрированы в соответствующих протоколах соответствующими официальными лицами, из чего со своеобразной неизбежностью следует, что официально принятым считается только решение, должным образом зарегистрированное в соответствующем протоколе, в то время как то, которое не было официально зарегистрировано в соответствующем протоколе, не считается официально принятым, даже если один или более членов такового комитета искренне полагают, что точно помнят, как оно принималось. – Настоящим же шедевром логической констатации этого очевидного факта стало его на редкость лапидарное по форме и безукоризненно точное по сути заключение. – Соответственно, оно не является таковым, если не было таковым.
Последовала еще одна довольно долгая пауза. Затем Дадли Беллинг, не скрывая возмущения, прошипел:
– Это надувательство! Самое настоящее надувательство…
– Этому пора положить конец! – ни с того ни с сего вставил Хэкер.
– Вот именно, пора! – рявкнул Дадли, хотя, как мне показалось, они оба вкладывали в эту простую фразу диаметрально противоположный смысл.
Воспользовавшись представившейся возможностью, Хэкер призвал всех присутствующих вернуться к сути вопроса.
– Я тут подготовил план из трех пунктов, с которым предлагаю вам согласиться, – начал он. – Пункт первый… э-э-э… В чем, вы сказали, то есть, извините, я сказал, состоит пункт первый, Хамфри?
Секретарь Кабинета молча раскрыл свой узенький кейс для документов, стоявший рядом с его стулом, вынул из него рукописный план и подтолкнул листок по полированному столу в направлении премьер-министра.
– Благодарю вас, – произнес Хэкер и торопливо прочитал: – Итак, пункт первый: все без исключения соглашаются с коллегиальными решениями, Дадли?
– В принципе, у меня нет возражений, – осторожно ответил он. – Как именно они определяются?
Правильный человек. Знает, какие вопросы следует задавать.
– Их определяю я! – не глядя на него, заметил премьер-министр. – Пункт два: мы должны ввести определенный период моратория на обсуждение всех вопросов, так или иначе связанных с вопросом перемещения наших вооруженных сил. И, наконец, пункт три…
Он вдруг запнулся. Мы все замерли в ожидании. А он наклонился к Хамфри и как можно тише пробормотал, что не может разобрать, что написано в пункте три.
– Предварительное очищение, чего?
– Предварительное одобрение всех выступлений, – прошептал секретарь Кабинета.
– Ах да, – довольно громко произнес ПМ. – Так вот, в будущем все выступления и заявления в прессе на данную тему должны в обязательном порядке получать предварительное одобрение аппарата Кабинета.
На первый взгляд, пункт три выглядел как вполне разумный способ оградить членов Кабинета от возможности публично делать откровенно противоречивые заявления, которые иногда ставят в крайне неудобное положение как их самих, так и правительство Ее Величества. Более того, он содержал еще одно немаловажное достоинство – возлагал на сэра Хамфри ответственность за полный контроль над всеми без исключения формами общения Уайтхолла с прессой.
Этот маленький, но на самом деле достаточно важный нюанс не ускользнул от подозрительного внимания министра занятости.
– Меня никак не устраивает пункт два, – заявил он. – Мы не можем вводить мораторий на обсуждение того, что не обсуждалось только потому, что некоторые официальные лица отказались или просто не удосужились внести в официальный протокол мое требование провести более детальное обсуждение, хотя на это было получено ваше личное согласие, господин премьер-министр. Что же касается третьего пункта, то для меня в принципе не приемлем тот факт, что все мои публичные выступления должны получать его предварительное одобрение. – Он кивком головы показал на секретаря Кабинета, не удосужившись даже назвать его по имени или должности. И, как бы в заключение, добавил: – У меня нет ни малейших сомнений, что он не одобрит практически все, что я захочу сказать народу.
Хэкеру не оставалось ничего, кроме как поставить вопрос ребром.
– Это мое решение, и я вынужден настоятельно попросить вас принять его.
– Я категорически отказываюсь, – непримиримо воскликнул Беллинг.
– Вот как? – несколько растерянно пробормотал Хэкер и бросил умоляющий взгляд на Хамфри. Тот что-то прошептал ему на ухо, после чего Джим печально кивнул и повернулся к министру занятости.
– В таком случае, Дадли, – почти патетически произнес он, – мне придется попросить вас обдумать свое положение.
Все присутствующие поняли, что карьере Дадли Беллинга пришел конец».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
19 июля
Утром сидел в своем Кабинете, надеясь на лучшее, но ожидая самого худшего, когда, постучав, вошел мой главный личный секретарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Наконец, закончив чтение, он поднял голову и гневно спросил:
– Сэр Хамфри, почему, интересно, ни моя просьба о дальнейшем обсуждении этого вопроса, ни ответ господина премьер-министра не были занесены в протокол?
Но к такому вопросу секретарь Кабинета был полностью готов. И поскольку его ответ, безусловно, мог бы стать одним из классических уроков ведения переговоров с противником, я помню его в мельчайших деталях.
– Хотя указанный протокол на самом деле является вполне официальным отражением размышлений членов комитета Кабинета на данную тему, в равной мере не подлежит сомнению, что любая преднамеренная попытка предельно всесторонне и, главное, адекватно представить каждую отдельную точку зрения и различные дополнения к ней неизбежно потребовала бы неоправданного усложнения и слишком утомительного расширения столь важного документа.
ПМ тупо уставился на него. Все члены комитета тоже. Позже министр иностранных дел сказал мне, что в тот момент он предпочел бы оказаться на заседании в ООН, где, по крайней мере, смог бы воспользоваться преимуществами синхронного перевода. Для большинства людей слова Хамфри были бы предельно ясными, но политики – это, увы, как правило, простые души…
Затем Хэкер с надеждой в голосе спросил:
– Полагаю, это означает, что вы просто не припоминаете всех деталей нашего обсуждения?
Ответ сэра Хамфри иначе, чем мастерским, назвать нельзя.
– Отличительной характеристикой обсуждений и решений любого комитета является тот факт, что каждый из его членов прекрасно их помнит и что таковые воспоминания каждого из его членов, как правило, разительно отличаются от воспоминаний любого иного из его членов. Соответственно, мы должны исходить из того, что официальными решениями считаются те, которые были официально зарегистрированы в соответствующих протоколах соответствующими официальными лицами, из чего со своеобразной неизбежностью следует, что официально принятым считается только решение, должным образом зарегистрированное в соответствующем протоколе, в то время как то, которое не было официально зарегистрировано в соответствующем протоколе, не считается официально принятым, даже если один или более членов такового комитета искренне полагают, что точно помнят, как оно принималось. – Настоящим же шедевром логической констатации этого очевидного факта стало его на редкость лапидарное по форме и безукоризненно точное по сути заключение. – Соответственно, оно не является таковым, если не было таковым.
Последовала еще одна довольно долгая пауза. Затем Дадли Беллинг, не скрывая возмущения, прошипел:
– Это надувательство! Самое настоящее надувательство…
– Этому пора положить конец! – ни с того ни с сего вставил Хэкер.
– Вот именно, пора! – рявкнул Дадли, хотя, как мне показалось, они оба вкладывали в эту простую фразу диаметрально противоположный смысл.
Воспользовавшись представившейся возможностью, Хэкер призвал всех присутствующих вернуться к сути вопроса.
– Я тут подготовил план из трех пунктов, с которым предлагаю вам согласиться, – начал он. – Пункт первый… э-э-э… В чем, вы сказали, то есть, извините, я сказал, состоит пункт первый, Хамфри?
Секретарь Кабинета молча раскрыл свой узенький кейс для документов, стоявший рядом с его стулом, вынул из него рукописный план и подтолкнул листок по полированному столу в направлении премьер-министра.
– Благодарю вас, – произнес Хэкер и торопливо прочитал: – Итак, пункт первый: все без исключения соглашаются с коллегиальными решениями, Дадли?
– В принципе, у меня нет возражений, – осторожно ответил он. – Как именно они определяются?
Правильный человек. Знает, какие вопросы следует задавать.
– Их определяю я! – не глядя на него, заметил премьер-министр. – Пункт два: мы должны ввести определенный период моратория на обсуждение всех вопросов, так или иначе связанных с вопросом перемещения наших вооруженных сил. И, наконец, пункт три…
Он вдруг запнулся. Мы все замерли в ожидании. А он наклонился к Хамфри и как можно тише пробормотал, что не может разобрать, что написано в пункте три.
– Предварительное очищение, чего?
– Предварительное одобрение всех выступлений, – прошептал секретарь Кабинета.
– Ах да, – довольно громко произнес ПМ. – Так вот, в будущем все выступления и заявления в прессе на данную тему должны в обязательном порядке получать предварительное одобрение аппарата Кабинета.
На первый взгляд, пункт три выглядел как вполне разумный способ оградить членов Кабинета от возможности публично делать откровенно противоречивые заявления, которые иногда ставят в крайне неудобное положение как их самих, так и правительство Ее Величества. Более того, он содержал еще одно немаловажное достоинство – возлагал на сэра Хамфри ответственность за полный контроль над всеми без исключения формами общения Уайтхолла с прессой.
Этот маленький, но на самом деле достаточно важный нюанс не ускользнул от подозрительного внимания министра занятости.
– Меня никак не устраивает пункт два, – заявил он. – Мы не можем вводить мораторий на обсуждение того, что не обсуждалось только потому, что некоторые официальные лица отказались или просто не удосужились внести в официальный протокол мое требование провести более детальное обсуждение, хотя на это было получено ваше личное согласие, господин премьер-министр. Что же касается третьего пункта, то для меня в принципе не приемлем тот факт, что все мои публичные выступления должны получать его предварительное одобрение. – Он кивком головы показал на секретаря Кабинета, не удосужившись даже назвать его по имени или должности. И, как бы в заключение, добавил: – У меня нет ни малейших сомнений, что он не одобрит практически все, что я захочу сказать народу.
Хэкеру не оставалось ничего, кроме как поставить вопрос ребром.
– Это мое решение, и я вынужден настоятельно попросить вас принять его.
– Я категорически отказываюсь, – непримиримо воскликнул Беллинг.
– Вот как? – несколько растерянно пробормотал Хэкер и бросил умоляющий взгляд на Хамфри. Тот что-то прошептал ему на ухо, после чего Джим печально кивнул и повернулся к министру занятости.
– В таком случае, Дадли, – почти патетически произнес он, – мне придется попросить вас обдумать свое положение.
Все присутствующие поняли, что карьере Дадли Беллинга пришел конец».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
19 июля
Утром сидел в своем Кабинете, надеясь на лучшее, но ожидая самого худшего, когда, постучав, вошел мой главный личный секретарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193