ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

да, наверное, Брайен Уолден – действительно не самый оптимальный вариант. Может, лучше представлять меня не столько мыслителем, сколько властелином? Тогда почетное право на интервью надо предоставить Робину Дею…
По мнению Малькольма, в таком случае мне придется взять инициативу в свои руки. Самым решительным образом. Без компромиссов. Что с Робином совсем не просто. Но если этого не сделать, премьер-министром на экране, скорее всего, будет выглядеть он, а не я.
БВ тактично заметил, что с Робином Деем вообще-то немного попроще, поскольку у него уже есть рыцарское звание. Так-то оно так, но, пожалуй, лучше не рисковать.
– А может, мне лучше побыть просто очень хорошим парнем? – предложил я.
– Значит, Воган, – коротко ответил Малькольм. – Но вам придется с ним спорить. В жестком режиме. Иногда даже в очень жестком, господин премьер-министр.
В очень жестком режиме? Что это значит?
– Это значит, что вы должны быть сообразительным, – пояснил Бернард. – Время от времени даже очень сообразительным.
Ну, с этим проблемы не будет. Чего-чего, а сообразительности мне не занимать. Но Малькольм и Бернард почему-то выглядели озабоченными. Очень озабоченными. С чего бы это?
– Видите ли, господин премьер-министр, дело в том, что ему нравится грубо шутить. Вплоть до оскорбительных замечаний.
Невероятно.
– Даже в отношении премьер-министра?
– Вообще-то, он готов оскорбить любого. Если, конечно, сочтет для себя нужным.
– Ну а если ему тоже предложить рыцарство? – подал я идею.
БВ удивленно поднял брови.
– Сэр Теренс Воган? Нет, нет… Вряд ли, господин премьер-министр…
Ничего не поделаешь, пришлось согласиться. Рыцарство для него, само собой, многовато. Хотя… Если ему удастся обойтись без оскорблений, то кто знает, может и стоит попробовать?
Бернарду моя идея, похоже, не очень понравилась.
– Да, но он… Господин премьер-министр, он ведь ирландец! А они, как мне кажется, не совсем правильно воспринимают наши почести. Во всяком случае, в торфяных болотах, откуда он родом. Особенно рыцарство королевства Ее Величества.
В каком-то смысле он, может, и прав. Значит, остается всего один выбор: надо выбирать Джимми Янга.
– Да, но с ним тоже могут возникнуть проблемы, – слегка улыбнувшись, заметил Малькольм. – Рано или поздно он наверняка затащит вас в обсуждение проблем финансовой отчетности, ДТП, потребительской корзины, ну и тому подобной, с позволения сказать, «бытовухи».
Бернард с готовностью согласился.
– Джимми, конечно, ужасно обаятельный парень, но в политическом смысле выглядит, увы, легковесом. К тому же работает только на радио.
К этому времени мне уже полностью разонравилась сама идея с интервью, и я окончательно решил выступать прямо на камеру. Тогда, по крайней мере, ход событий буду определять я сам, а не все эти неудавшиеся депутаты или самоуверенные клоуны.
Малькольм предложил, чтобы мое выступление носило партийно-политический характер. Но это же нелепо! Это же чистейшая агитка! Причем на редкость занудная. Во всяком случае, на мой взгляд. Нет, это должно быть обращением премьер-министра к своему народу!
– Да, но в таком случае это будет правительственным выступлением, и тогда лидер оппозиции будет иметь право на немедленный ответ, – заметил Бернард.
Абсурд какой-то. Ответ на что? На то, что премьер-министр желает обратиться к своему народу?
Однако, по мнению моего главного личного секретаря, с конституционной точки зрения лидеру оппозиции такое право должно быть предоставлено. Я, нахмурившись, поинтересовался, на чьей он стороне.
– Ни на чьей. Я просто пытаюсь думать на два шага вперед, господин премьер-министр, – уклончиво ответил он. – Лидерам оппозиции всегда хочется иметь право на ответ…
Но у меня нет ни малейшего желания снова становиться лидером оппозиции. Во всяком случае, в ближайшем будущем. Однако определенный смысл в его словах, видимо, есть. Значит, придется уступить. Я сказал Бернарду, что мое выступление будет носить партийно-политический характер.
– Но вы же сами говорили, что это чистейшая агитка. Причем на редкость занудная.
Мне все это начинало несколько надоедать.
– Но ведь я, кажется, не говорил, что лично я буду на редкость занудливым, разве нет? – Последовало молчание. – А что, кстати, об этом думаете лично вы, Бернард? – Он снова ничего не ответил.
Тут в разговор вмешался Малькольм. Спросил, часто ли мне приходилось выступать в прямом эфире. Я отрицательно покачал головой. Тогда он предложил провести одну или даже две репетиции. Что ж, совсем неплохая идея!
Затем наш пресс-атташе задал мне последний вопрос:
– Господин премьер-министр, а о чем вы, собственно, собираетесь говорить в своем обращении?
На какой-то момент я, честно говоря, даже растерялся. Как это о чем? Обо мне, конечно! Он, надо отдать ему должное, сразу же уловил суть проблемы, но, тем не менее, предложил прояснить одну небольшую деталь: что именно я собираюсь сказать и какие именно политические цели должны стать приоритетными? Я терпеливо объяснил, что все будет, как всегда: вместе пойдем вперед к лучшему будущему; вместе потуже затянем пояса; сплочение нации; будем вместе зализывать раны; ну и тому подобная партийно-политическая шелуха…
В принципе, его это вполне устроило, но он, тем не менее, настоятельно попросил меня уточнить, на чем я намерен поставить особенное ударение. Но я же точно выразился: в каком-то смысле потуже затянем пояса; в определенном смысле будем вместе зализывать раны… По-моему, яснее некуда.
А Малькольм продолжал давить на меня. Требовал, чтобы я сказал хоть что-нибудь по-настоящему новое. Честно говоря, о по-настоящему новом я никогда и не думал. Но затем до меня вдруг дошло: господи, это же просто уникальная возможность поведать нации о моем великом почине! Я тут же сказал нашему пресс-атташе, что передам ему текст своего выступления в должное время. А он в ответ сказал, что, как только я передам ему тот самый текст, он также в должное время найдет нужного продюсера для нашей телепередачи и организует должные репетиции. В принципе, все это выглядит вполне многообещающе. А почему бы и нет.
8 февраля
Сегодня трудная встреча с самого утра. С секретарем Кабинета. По его настоятельной просьбе. Причем как можно раньше. Поэтому не успел я войти в свой кабинет, как он тут же там появился. Очевидно, ждал меня у нижних ступеней лестницы.
– А, Хамфри, вы уже здесь? Доброе утро.
– Да. Полагаю, вы хотели бы обсудить ваше телеобращение.
Его неподдельный интерес к этому событию меня несколько озадачил.
– Неужели это так срочно? – удивился я.
– Совершенно не срочно, – возразил он. – Можно даже сказать, что не очень-то и важно.
Мне совсем не понравилось, что секретарь Кабинета называет мое первое телеобращение к народу «не очень-то и важным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193