- Ну, наша комнатка…
Луция хмурила в задумчивости свои узкие, длинные брови.
- Наверно, светлая. Ведь мы пока считаемся детьми… Это ты, конечно, а я-то уж нет, - быстро поправилась она. - Будут в нашей комнатке две кровати, туалетный столик, стол, маленькая кушетка, три стульчика… - скрупулезно перечисляла Луция. - Стены обиты ситцем с цветочками или выкрашены какой-нибудь светлой краской. В комнатах для приглашенных гостей - ковры, кресла, картинки на стенах… Однако мы будем так себе, самыми обыкновенными гостями. Кушать каждый день будем за общим столом. Поэтому ты должна отучиться чавкать во время еды…
- Ну, подумаешь - общий стол, - пренебрежительно ответила я на замечание Луции. - Председательница говорила маме, что там есть огромный парк. Будем вместе с ее детьми бегать наперегонки, играть в серсо и мяч. Только бы не были они намного младше нас!
Луция покрутила головой:
- Я не хочу бегать. Я лучше лягу в парке на одеяло и буду смотреть сквозь ветви деревьев на небо.
…Измученные, пропотевшие насквозь, высадились мы на маленькой станции. На привокзальной площади стояла пролетка с кучером, одетым в ливрею. Баронесса, которая приехала с тем же самым поездом, что и мы, но только в вагоне второго класса, уже поджидала нас в экипаже. Рядом с нею сидела долговязая, одетая во что-то серое панна весьма неопределенного возраста: по внешнему виду ей можно было дать с одинаковым успехом и двадцать с небольшим, и все тридцать лет. Голова, опущенная вниз, узкое лицо с узкими, бледными губами и узким, длинным носом, полуприкрытые веками глаза - всё это носило на себе печать безграничной покорности и христианского смирения.
Баронесса, кивнув головой в ответ на наш поклон, показала на место возле себя.
- Младшая поместится и здесь. А Луция сядет рядом с кучером.
Пролетка двинулась. Поначалу я внимательно рассматривала поля, хаты, коров, пощипывающих на выгонах траву, считала проплывавшие мимо деревья и оборачивалась с удивлением на ободранных ребятишек, стремившихся догнать нашу пролетку. Но по мере того, как время шло, а цели нашего путешествия по-прежнему еще не было видно, всё это начало мне надоедать. С Луцией, сидевшей ко мне спиной, разговаривать было трудно, а ни одна из паней на мои слова не отзывалась. Песчаная, ухабистая сельская дорога начала казаться мне бесконечной. Поскрипывание колес, шелест придорожных ракит, пыль, равномерное подпрыгивание экипажа навевали на меня дремоту. Набравшись смелости, я спросила негромко:
- Далеко еще до дому?
- Да, - коротко, злобно скрипнула долговязая панна, и ее узкие губы вновь плотно сомкнулись.
Испуганная ее тоном, я уселась поглубже внутрь пролетки. Еще два раза я о чем-то спрашивала, но никто не ответил. Мне страшно хотелось спать, веки у меня так и слипались… Горизонт вращался, как огромное колесо, в центре которого находилась я, а сбоку от меня - два молчаливых лица. Одно - покорное, с бледными щеками, другое - энергичное, с пронизывающим, испытующим взглядом. От кучера, от его ссутулившейся спины остался только квадрат. На высоте его локтя покачивалась на белой шее темноволосая голова Луции.
Я открыла глаза, когда повозка сворачивала с проселочной дороги в тенистую аллею. Неожиданно открывшийся впереди пейзаж привел меня в восторг. Аллея уходила в глубь парка. Густо разросшиеся каштаны дугой обступили белые стены трехэтажного дома. Перед фасадом здания, Украшенного четырьмя колоннами, в лучах солнца пламенели ряды благоухающих цветов, посаженных в огромные вазоны. Зеленый, гладкий, как спокойная поверхность пруда, газон был в алой от цветущих роз и бегоний окантовке.
- Панна Янина будет вашей опекуншей, - сообщила нам баронесса, вылезая из пролетки. - Янко, проводи их наверх!
С сильно бьющимися от волнения сердцами поднимались мы следом за панной Яниной по лестнице.
Вот второй этаж. Ковры, зеркала, картины - как в музее! На третьем этаже - холодная штукатурка ничем не прикрытых стен, пол из грубых, кое-как отесанных досок. Наша опекунша подошла к дверям в конце коридора и нажала на ручку:
- Это - ваша комната. Воду найдете в кувшине, мыло - в ящике стола. Когда умоете руки, сойдете вниз. Обед будет через полчаса.
И она ушла.
Комната была большая и неприветливая. Стены, обитые темно-синими обоями, усиливали мрак, царивший в ней. Середину комнаты занимал огромный биллиардный стол; возле стен стояли три громоздких шкафа из темного дерева, две кровати, покрытые серыми одеялами, умывальник с жестяным тазом да треснувшее зеркало. Одно окно выходило во двор, а другое было полностью закрыто листвой широко раскинувшего свои ветви могучего каштана.
Я взглянула на биллиард и пробормотала неуверенно:
- Слушай, Луция, а может быть, панна Янина ошиблась?
- Нет, - вздохнула Луция. - Наверно, не ошиблась… Да ты поторапливайся. Мы должны успеть к обеду.
Вода в кувшине была холодноватая, но нас подогревало лихорадочное возбуждение, которое было вызвано предвкушением обеда за общим столом с хозяевами, их детьми и панной Яниной.
- Не брызгайся ты! - охладила мой энтузиазм Луция.
- А я виновата, если таз такой маленький!.. Вымыть ноги?
- Конечно. Ты же вся насквозь пропылилась от этой езды…
- Как ты думаешь, где нас посадят?
- Вероятно, на конце стола, вместе с детьми пани председательницы. Давай наденем блузки и синие юбки… Ладно?
- А рубашки и трусы тоже наденем свежие? - допытывалась я у Луции, усиленно начищая зубы щеткой.
- Самой собой понятно! Эх ты! Что же ты сыплешь порошок-то на сандалии? Дай-ка мне чистые носки…
- А о добавочной порции можно попросить или надо ждать, пока они сами предложат?
- Ждать, пока предложат, конечно.
Уже полностью одетая, я стояла возле двери. Луция еще вертелась возле зеркала. Я глядела на нее с затаенной завистью. Несмотря на всевозможные ухищрения (подведение бровей и ресниц, натирание щек зубным порошком и т. п.), моя голова на тонкой шее напоминала собою веселую розовую картофелину, насаженную на прут. Светлое, обрамленное рамкой темных волос лицо Луции обращало на себя внимание ласковым, нежным взглядом больших карих глаз. На ее лице лежал отпечаток серьезности и печали, столь характерной для людей, раньше времени созревших и возмужавших. Однако уверенность в том, что на обеденном столе будут белые скатерти, цветы и суп в изящной миске, осветила лицо Луции неподдельной радостью. Она пристегнула к воротнику какую-то бархатку, хотела еще раз поправить волосы, но я схватила ее за руку и потянула вниз.
Наш необычайно опрятный вид вызвал удивление в глазах панны Янины, которая в это время как раз шла по коридору второго этажа.
- Можете пойти со мной, девочки. Я иду дать распоряжения нашей экономке.
Длиннейшая беседа на хозяйственные темы между панной Яниной и кухаркой проходила в тесной клетушке, зажатой между кладовой и кухней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73