– Можно поинтересоваться, что вас сюда привело?
Она наклонилась ко мне:
– Я хочу, чтобы вы кое-кого шунтировали. Так-так. Ей удалось меня удивить. Чего только не случается в нашем бизнесе.
– Ведь вы это делаете иногда, не правда ли? – приподняла она аккуратно вычерченную бровь.
– Конечно делаю, но это непросто. Стоит подороже, чем обычные мои услуги.
– Не имеет значения. Очень уж много поставлено на карту.
Я мысленно увеличил цену в полтора раза.
– Мне нужно узнать побольше, прежде чем я соглашусь взяться за дело. Кого вы хотите шунтировать, и чем он перед вами так провинился?
Она вздохнула:
– Речь идет о моем муже Юргене фон Бюлове. Он сбежал, похитив новейший троп в принадлежащей мне фирме. Может, вам доводилось слышать о «Гиппельштиль-Имхаузен»? Немецкое предприятие, специализируется на биоактивных веществах. Украденный препарат проходил экспериментальную проверку. Это сверхмощный нейротропин. О нем даже говорить сейчас очень опасно. Потому-то я и просила зашторить окна. Надеюсь, ваш офис проверялся недавно?
Я кивнул.
Она продолжала, но с явной неохотой:
– А препарат, украденный моим мужем, – это троп, стимулирующий осмысление стохастических явлений. Это означает, что он позволяет проникнуть в суть динамики хаоса. Мы надеялись выбросить его на рынок, опередив конкурентов. И тут – бегство моего мужа, с несколькими дозами экспериментального препарата и планом его доработки. Если до Юргена раньше нас доберутся конкуренты, возьмут кровь на анализ и расшифруют молекулу тропа – прощай, наш патент.
– Почему же ваш супруг совершил кражу в собственной фирме? Вы что, не делились с ним прибылью?
На лице Женевы появилось смущение пополам с отвращением:
– Мой супруг – мот. Он умеет только тратить, а зарабатываю я. Приходилось его держать на коротком диет-поводке. Как видите, поводок оказался не слишком прочным.
– Хотелось бы получше представлять себе, что это за новинка. Для чего служит, как ею пользоваться. Откуда у вас уверенность, что Юрген уже не продал украденный троп конкурентам?
– Не продал, у него другой замысел. Видите ли, он азартный игрок. И этот троп…
– Уж не хотите ли вы сказать, что троп повысит его шансы на выигрыш?
– Совершенно верно, – кивнула она. – Юрген увидит строгую логику в кажущейся хаотичности игры.
«О, мать мутантов! – подумал я. – Вот это круто!» И мысленно удвоил свой гонорар.
– Но почему бы не обратиться к официальным структурам?
– Слишком много дырок для утечки информации.
Мне нужен один профессионал.
Я встал, подошел к ней, поднес руку к ее лицу. Она даже не моргнула. Я легонько провел загрубелым большим пальцем по любовному рубчику. Эге, да под ним побольше рецепторов удовольствия и нервных волокон, чем под эпидермисом домашнего любимца десятого поколения! Эта дамочка знает толк в оргазмах.
Когда она открыла глаза, я проговорил:
– Похоже на то.
У меня не было любовных связей с тех пор, как бросила жена. Частному сыщику приходится иметь дело в основном с ревнивцами, мошенниками, уличной шпаной и полицией. А когда я и вовсе не при делах, вынужден общаться только с Хомяком.
Сам не возьму в толк, почему я приобрел этого паршивца. И ведь модель отнюдь не навороченная. Лучшая функция – кусать хозяина: не моешься регулярно – получай инфекцию на неделю-другую. А мозгов – кот наплакал. Приходится формулировать команды с минимумом двусмысленности, иначе Хомяк может преподнести неприятный сюрприз, как в тот раз, когда я распорядился «залить машину метаном». В игры сложнее шашек не играет, да и в шашки всегда проигрывает.
И ко всему прочему это вовсе не домашний любимец. Хомяк псевдоженообразен, но стерилен, и сексуальности в нем не больше, чем у замороженной скумбрии. Фигура – ни то ни се, а из-за своего спецрациона он пахнет мокрым сеном. Не урод, но и не секс-сиукс. Эх, если б я мог раскошелиться на Золотую Серну или на Змеиный Стан, мне бы сейчас жилось совсем по-другому…
И все-таки я привык к этой помеси. Так привыкаешь к старым тапкам или к диванчику-обниманчику, продавленному по твоей фигуре. Ну, и у Хомяка не отнять умения стряпать, прибираться в офисе и тактично кивать, когда я пытаюсь что-то втемяшить в его куцый умишко.
Вот и выходит: нет ничего странного в том, что я к нему обратился, когда ушла Женева.
Сдается мне, в первую очередь надо съездить в Логан – а ну как зацепим там ведущую к Бюлову ниточку. Он удрал три дня назад, но это не самый простывший след в моей практике.
– Да, сэр, нам нужно съездить туда. Правда, я не помню почему. Сейчас я пытаюсь думать, а это трудная работа. Дайте мне немного времени, сэр. Одной минуты должно хватить, я уверен…
– Хомяк! – Сэр?
– Хватит чушь молоть. Неси сюда мой пистолет.
Я не любитель расхаживать вооруженным до зубов. Лазики, пистоляпы, пулевики – не для меня. В самых острых ситуациях я предпочитаю пускать в ход острый ум, спокойствие и железную логику – или быстрые ноги. Если надо кого-то вырубить, сгодится и шокер – да и ни к чему брать на душу грех смертоубийства. Все, что нужно, – квадратный дюйм обнаженной кожи противника, чтобы влепить разряд тока, который перегрузит высшие нервные функции вроде тех, что вводят во искушение прикончить безобидного частного сыщика.
Я пришлепнул к бедру принесенный Хомяком пистолет, его биополимерный ствол сам законтачил с кобурным лоскутом на штанине. Если шпалер вдруг понадобится, встроенные потоанализаторы освободят его, как только ладонь ляжет на рукоятку. Выдвинув ящик стола, я взял нейрошунт и светящиеся оранжевым липучки. Сунул их в боковой карман жилетки, чтобы легко достать в случае чего. И двинул в аэропорт в теплой компании Хомяка. В уме я уже тратил еврики, обещанные мне Женевой.
В Логане я пошел прямиком к стоянке такси. С кем угодно готов был поспорить, что разъем-папа с такими барскими замашками, как у фон Бюлова, лишний раз не станет расходовать энергию на перемещение массы.
Так и есть – третий опрошенный мною таксист вспомнил, что вез разыскиваемое лицо. Машина была тьюринговская, второго уровня, со всеми положенными прибамбасами, включая высокую степень контроля.
– Мне необходимо увидеть документ, удостоверяющий ваше право на следственную деятельность. Если у вас есть такой документ, мне необходимо его увидеть. Прошу предъявить документ.
Я сунул карточку в паз. Такси удовлетворилось считанной информацией и выплюнуло мою ксиву.
– Да, сэр, я транспортировало описанного вами человека. Вот его изображение.
Такси высветило портрет фон Бюлова, совпадавший с цифровым снимком, который мне показывала Женева. Лицо будто топором вырубленное, светло-пегие волосы, недобрые сиреневые глаза. Но вообще – красив, как красива чистокровная базово-линейная борзая, и почти столь же невротичен и норовист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Она наклонилась ко мне:
– Я хочу, чтобы вы кое-кого шунтировали. Так-так. Ей удалось меня удивить. Чего только не случается в нашем бизнесе.
– Ведь вы это делаете иногда, не правда ли? – приподняла она аккуратно вычерченную бровь.
– Конечно делаю, но это непросто. Стоит подороже, чем обычные мои услуги.
– Не имеет значения. Очень уж много поставлено на карту.
Я мысленно увеличил цену в полтора раза.
– Мне нужно узнать побольше, прежде чем я соглашусь взяться за дело. Кого вы хотите шунтировать, и чем он перед вами так провинился?
Она вздохнула:
– Речь идет о моем муже Юргене фон Бюлове. Он сбежал, похитив новейший троп в принадлежащей мне фирме. Может, вам доводилось слышать о «Гиппельштиль-Имхаузен»? Немецкое предприятие, специализируется на биоактивных веществах. Украденный препарат проходил экспериментальную проверку. Это сверхмощный нейротропин. О нем даже говорить сейчас очень опасно. Потому-то я и просила зашторить окна. Надеюсь, ваш офис проверялся недавно?
Я кивнул.
Она продолжала, но с явной неохотой:
– А препарат, украденный моим мужем, – это троп, стимулирующий осмысление стохастических явлений. Это означает, что он позволяет проникнуть в суть динамики хаоса. Мы надеялись выбросить его на рынок, опередив конкурентов. И тут – бегство моего мужа, с несколькими дозами экспериментального препарата и планом его доработки. Если до Юргена раньше нас доберутся конкуренты, возьмут кровь на анализ и расшифруют молекулу тропа – прощай, наш патент.
– Почему же ваш супруг совершил кражу в собственной фирме? Вы что, не делились с ним прибылью?
На лице Женевы появилось смущение пополам с отвращением:
– Мой супруг – мот. Он умеет только тратить, а зарабатываю я. Приходилось его держать на коротком диет-поводке. Как видите, поводок оказался не слишком прочным.
– Хотелось бы получше представлять себе, что это за новинка. Для чего служит, как ею пользоваться. Откуда у вас уверенность, что Юрген уже не продал украденный троп конкурентам?
– Не продал, у него другой замысел. Видите ли, он азартный игрок. И этот троп…
– Уж не хотите ли вы сказать, что троп повысит его шансы на выигрыш?
– Совершенно верно, – кивнула она. – Юрген увидит строгую логику в кажущейся хаотичности игры.
«О, мать мутантов! – подумал я. – Вот это круто!» И мысленно удвоил свой гонорар.
– Но почему бы не обратиться к официальным структурам?
– Слишком много дырок для утечки информации.
Мне нужен один профессионал.
Я встал, подошел к ней, поднес руку к ее лицу. Она даже не моргнула. Я легонько провел загрубелым большим пальцем по любовному рубчику. Эге, да под ним побольше рецепторов удовольствия и нервных волокон, чем под эпидермисом домашнего любимца десятого поколения! Эта дамочка знает толк в оргазмах.
Когда она открыла глаза, я проговорил:
– Похоже на то.
У меня не было любовных связей с тех пор, как бросила жена. Частному сыщику приходится иметь дело в основном с ревнивцами, мошенниками, уличной шпаной и полицией. А когда я и вовсе не при делах, вынужден общаться только с Хомяком.
Сам не возьму в толк, почему я приобрел этого паршивца. И ведь модель отнюдь не навороченная. Лучшая функция – кусать хозяина: не моешься регулярно – получай инфекцию на неделю-другую. А мозгов – кот наплакал. Приходится формулировать команды с минимумом двусмысленности, иначе Хомяк может преподнести неприятный сюрприз, как в тот раз, когда я распорядился «залить машину метаном». В игры сложнее шашек не играет, да и в шашки всегда проигрывает.
И ко всему прочему это вовсе не домашний любимец. Хомяк псевдоженообразен, но стерилен, и сексуальности в нем не больше, чем у замороженной скумбрии. Фигура – ни то ни се, а из-за своего спецрациона он пахнет мокрым сеном. Не урод, но и не секс-сиукс. Эх, если б я мог раскошелиться на Золотую Серну или на Змеиный Стан, мне бы сейчас жилось совсем по-другому…
И все-таки я привык к этой помеси. Так привыкаешь к старым тапкам или к диванчику-обниманчику, продавленному по твоей фигуре. Ну, и у Хомяка не отнять умения стряпать, прибираться в офисе и тактично кивать, когда я пытаюсь что-то втемяшить в его куцый умишко.
Вот и выходит: нет ничего странного в том, что я к нему обратился, когда ушла Женева.
Сдается мне, в первую очередь надо съездить в Логан – а ну как зацепим там ведущую к Бюлову ниточку. Он удрал три дня назад, но это не самый простывший след в моей практике.
– Да, сэр, нам нужно съездить туда. Правда, я не помню почему. Сейчас я пытаюсь думать, а это трудная работа. Дайте мне немного времени, сэр. Одной минуты должно хватить, я уверен…
– Хомяк! – Сэр?
– Хватит чушь молоть. Неси сюда мой пистолет.
Я не любитель расхаживать вооруженным до зубов. Лазики, пистоляпы, пулевики – не для меня. В самых острых ситуациях я предпочитаю пускать в ход острый ум, спокойствие и железную логику – или быстрые ноги. Если надо кого-то вырубить, сгодится и шокер – да и ни к чему брать на душу грех смертоубийства. Все, что нужно, – квадратный дюйм обнаженной кожи противника, чтобы влепить разряд тока, который перегрузит высшие нервные функции вроде тех, что вводят во искушение прикончить безобидного частного сыщика.
Я пришлепнул к бедру принесенный Хомяком пистолет, его биополимерный ствол сам законтачил с кобурным лоскутом на штанине. Если шпалер вдруг понадобится, встроенные потоанализаторы освободят его, как только ладонь ляжет на рукоятку. Выдвинув ящик стола, я взял нейрошунт и светящиеся оранжевым липучки. Сунул их в боковой карман жилетки, чтобы легко достать в случае чего. И двинул в аэропорт в теплой компании Хомяка. В уме я уже тратил еврики, обещанные мне Женевой.
В Логане я пошел прямиком к стоянке такси. С кем угодно готов был поспорить, что разъем-папа с такими барскими замашками, как у фон Бюлова, лишний раз не станет расходовать энергию на перемещение массы.
Так и есть – третий опрошенный мною таксист вспомнил, что вез разыскиваемое лицо. Машина была тьюринговская, второго уровня, со всеми положенными прибамбасами, включая высокую степень контроля.
– Мне необходимо увидеть документ, удостоверяющий ваше право на следственную деятельность. Если у вас есть такой документ, мне необходимо его увидеть. Прошу предъявить документ.
Я сунул карточку в паз. Такси удовлетворилось считанной информацией и выплюнуло мою ксиву.
– Да, сэр, я транспортировало описанного вами человека. Вот его изображение.
Такси высветило портрет фон Бюлова, совпадавший с цифровым снимком, который мне показывала Женева. Лицо будто топором вырубленное, светло-пегие волосы, недобрые сиреневые глаза. Но вообще – красив, как красива чистокровная базово-линейная борзая, и почти столь же невротичен и норовист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61