И не исключено, что темная слава Пселлоса только прибавляла привлекательности случаю. Перьеносцы затаились в каждом проулочке, вызывая легкий трепет у тех, кто проезжал в повозках. Проезжавшие не знали, что Королю Воров заплачено, чтобы нынче вечером обошлось без насилия. Ни один нищий не высовывался на улицу в городе без его дозволения, а его вознаградили, чтобы ни с кем ничего не случилось по дороге к Башне.
На Рауэн был туго зашнурованный лиф, подчеркивавший достоинства ее сложения и делавший ее особенно манящей и влекущей. Ее черные как смоль волосы образовывали на голове башню, их удерживали серебряные заколки, руки и плечи ее остались обнаженными. Шрамы на плечах она припудрила до невидимости, а черный бархат ее юбки скрывал ноги до самых носков туфель с железными пряжками. Они с Ролом не глядели друг на друга, когда стояли с Пселлосом в громоздком вестибюле Башни и приветствовали подходящих гостей.
Аскари, да и весь Гаскар, представлял собой олигархию, управляли им главы полудюжины благородных семейств, имевших влияние в городе с незапамятных времен. Они терпели Пселлоса во многом так же, как Короля Воров, ибо он определенным образом приносил пользу, а истребление его обошлось бы слишком во много крови и золота, чтобы о таком подумать. Башня, где собиралось общество, существовала задолго до основания города, который знали люди. Как уже узнал Рол, она изначально принадлежала Старшему Племени, оно соорудило ее как полое внутри укрепление в те минувшие эпохи, когда приобретал свой облик нынешний мир. Пселлос отыскал его, заброшенное и забытое полустолетием ранее, и присвоил. Даже тогда он обладал средствами достаточными, чтобы в столице закрыли глаза. Теперь только седобородые старцы помнили, что Башня не всегда принадлежала Пселлосу. Рол не мог удержаться от мысли, а не нашел ли Пселлос больше, чем утверждал на засыпанных мусором и обломками нижних уровнях сооружения. Когдато у Башни было имя, в чем он был уверен, но никакие сохранившиеся поныне записи его не открывали. Это так, между прочим. А нынче ночью древнее сооружение стало всегонавсего великолепным местом для большого приема, повергавшим гостей в блаженную дрожь по поводу чегото жуткого и полузабытого, но не более. Пселлос в свое время сообщил Ролу, что даже самые избранные среди путников по жизни должны испытывать страх или то, что считают страхом, снова и снова. Никого не удовлетворяют мир, изобилие и досуг, даже самых распущенных ловцов удовольствий. И последних в особенности. Потомуто некоторые из них выкладывали безумные деньги за то, чтобы лечь в постель с Рауэн. Потому что она повергала их в страх.
Рол подумал, что многое стало ему понятным с тех пор, как он ел сушеную рыбу на борту «Нырок». Но кое без каких знаний он предпочел бы обойтись. Он улыбался, наклонял голову и пожимал руки мягкотелым богачам, касался губами костяшек пальцев их напыщенных жен (многие из которых откровенно похотливо поедали его глазами) и ломал себе голову, с чего бы Пселлосу вздумалось выказывать столь пылкую любезность бесконечному потоку быдла.
Великолепная палата с окнами, которую Рол до того видел только один раз, оказалась очищена от самого жуткого своего содержимого, и теперь в ней стоял стол покоем, концом упиравшийся в стену с окнами. Там легко могли разместиться шестью двадцать пирующих, и оставалось место для самых невероятных украшений стола из цветов и серебра, а свечи горели в нескольких рядах серебряных подсвечников. Очага были открыты и разожжены вдоль всей прямой стены, между ними висели ярко украшенные занавеси с золотыми листьями. Слуги сновали тудасюда, словно вестовые на поле боя, управляемые все нарастающими воплями Куаре. Десятки людей задвигались вокруг, беря лакомства с протягиваемых им подносов, упиваясь самыми выдержанными винами хозяина, обегая глазами выставленную на обозрение роскошь с некоторым удивлением и не без зависти. Рол поймал себя на мысли, а сколь многие из присутствующих покупали и пробовали его кровь. Или кровь Рауэн. Причащаясь к чудовищу. Едва заметная мрачная улыбка изогнула его губы. Точно у кота в теплом местечке. Затем он поймал взгляд Рауэн, и ее безразличие изгнало всякое выражение с его лица. Он покинул зал, поклонившись тем, кто корчил из себя достаточно важную особу, чтобы стоило тратить на них силы, и направился по главной лестнице Башни вниз к кухням. Бренди пел в его жилах, а вино, которое он испил позже, не помогло его разуму скольконибудь проясниться. Они еще долго не сядут за еду, и ему требовалось чемто насытить брюхо. Деятельность на кухне напоминала ту, что происходит в главной ставке в разгар крупного сражения. Джиббл, то был, возможно, его последний Праздник Урожая, выкрикивал приказы, сверялся со списками, драл за уши поварят и погружал немытый палец в самые разные кипящие горшки, меж тем как его подчиненные вокруг щипали, потрошили, резали ломтиками, колечками и кубиками, мяли и размешивали, да так, словно от этого зависела их жизнь. Однако имелся здесь и один островок спокойствия. В самом дальнем от огня углу оборванец в потертой шапке, сдвинутой на затылок, невозмутимо ел и пил, сидя за маленьким столиком. С шапки свисало жалкое на вид перышко. И без конца ктолибо из нанятых Пселлосом на нынешний вечер бессчетных слуг обоего пола подходил к нему и чтото шептал на ухо. Оборванец задумчиво кивал, как если бы запоминал услышанное на случай, если впредь понадобится. Он поднял голову, как будто ощутил вес оценивающего взгляда Рола, и его лицо оживила желчная улыбка. Он махнул рукой.
– Да это никак новый ученик. Садись, паренек, стряхни лишнюю тяжесть с подошв. У тебя такой вид, словно ты встретил привидение. Выпей винца, уверен, еще по рюмочке нам не повредит.
Рол послушался. Ему и впрямь требовалось вино. Король Воров обглодал куриную ножку и откинулся на спинку стула. Глаза его были черны, радужная оболочка неотличима от зрачка, а небритый подбородок лоснился от жира. Он небрежно оглядел Рола с головы до пят. У Рола возникло чувство, будто от черных глаз не укрылась ни одна складка или нить в его одежде.
– Меня называют Язвой. Думаю, ты меня знаешь.
– Знаю.
– Отменная работа. Я о том дельце, что ты провернул в доме нашей гильдии. Даже если бы Пселлос не выкупил твою жизнь, я охотно позволил бы тебе жить из чистого любопытства.
– Я… я не думал, – запинаясь, выговорил Рол. – Если бы я знал…
– Да, да. Теперь все это водой унесло. Однако, – здесь он несколько отступил от образа любящего дядюшки, – было бы неразумно вновь затеять чтолибо такое. Надо в конце концов подумать и о моем добром имени.
Рол кивнул и отпил из рюмки с жирным ободком.
– Но ты преподнес нам более чем ценное возмещение, так что мы не будем поминать старое, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
На Рауэн был туго зашнурованный лиф, подчеркивавший достоинства ее сложения и делавший ее особенно манящей и влекущей. Ее черные как смоль волосы образовывали на голове башню, их удерживали серебряные заколки, руки и плечи ее остались обнаженными. Шрамы на плечах она припудрила до невидимости, а черный бархат ее юбки скрывал ноги до самых носков туфель с железными пряжками. Они с Ролом не глядели друг на друга, когда стояли с Пселлосом в громоздком вестибюле Башни и приветствовали подходящих гостей.
Аскари, да и весь Гаскар, представлял собой олигархию, управляли им главы полудюжины благородных семейств, имевших влияние в городе с незапамятных времен. Они терпели Пселлоса во многом так же, как Короля Воров, ибо он определенным образом приносил пользу, а истребление его обошлось бы слишком во много крови и золота, чтобы о таком подумать. Башня, где собиралось общество, существовала задолго до основания города, который знали люди. Как уже узнал Рол, она изначально принадлежала Старшему Племени, оно соорудило ее как полое внутри укрепление в те минувшие эпохи, когда приобретал свой облик нынешний мир. Пселлос отыскал его, заброшенное и забытое полустолетием ранее, и присвоил. Даже тогда он обладал средствами достаточными, чтобы в столице закрыли глаза. Теперь только седобородые старцы помнили, что Башня не всегда принадлежала Пселлосу. Рол не мог удержаться от мысли, а не нашел ли Пселлос больше, чем утверждал на засыпанных мусором и обломками нижних уровнях сооружения. Когдато у Башни было имя, в чем он был уверен, но никакие сохранившиеся поныне записи его не открывали. Это так, между прочим. А нынче ночью древнее сооружение стало всегонавсего великолепным местом для большого приема, повергавшим гостей в блаженную дрожь по поводу чегото жуткого и полузабытого, но не более. Пселлос в свое время сообщил Ролу, что даже самые избранные среди путников по жизни должны испытывать страх или то, что считают страхом, снова и снова. Никого не удовлетворяют мир, изобилие и досуг, даже самых распущенных ловцов удовольствий. И последних в особенности. Потомуто некоторые из них выкладывали безумные деньги за то, чтобы лечь в постель с Рауэн. Потому что она повергала их в страх.
Рол подумал, что многое стало ему понятным с тех пор, как он ел сушеную рыбу на борту «Нырок». Но кое без каких знаний он предпочел бы обойтись. Он улыбался, наклонял голову и пожимал руки мягкотелым богачам, касался губами костяшек пальцев их напыщенных жен (многие из которых откровенно похотливо поедали его глазами) и ломал себе голову, с чего бы Пселлосу вздумалось выказывать столь пылкую любезность бесконечному потоку быдла.
Великолепная палата с окнами, которую Рол до того видел только один раз, оказалась очищена от самого жуткого своего содержимого, и теперь в ней стоял стол покоем, концом упиравшийся в стену с окнами. Там легко могли разместиться шестью двадцать пирующих, и оставалось место для самых невероятных украшений стола из цветов и серебра, а свечи горели в нескольких рядах серебряных подсвечников. Очага были открыты и разожжены вдоль всей прямой стены, между ними висели ярко украшенные занавеси с золотыми листьями. Слуги сновали тудасюда, словно вестовые на поле боя, управляемые все нарастающими воплями Куаре. Десятки людей задвигались вокруг, беря лакомства с протягиваемых им подносов, упиваясь самыми выдержанными винами хозяина, обегая глазами выставленную на обозрение роскошь с некоторым удивлением и не без зависти. Рол поймал себя на мысли, а сколь многие из присутствующих покупали и пробовали его кровь. Или кровь Рауэн. Причащаясь к чудовищу. Едва заметная мрачная улыбка изогнула его губы. Точно у кота в теплом местечке. Затем он поймал взгляд Рауэн, и ее безразличие изгнало всякое выражение с его лица. Он покинул зал, поклонившись тем, кто корчил из себя достаточно важную особу, чтобы стоило тратить на них силы, и направился по главной лестнице Башни вниз к кухням. Бренди пел в его жилах, а вино, которое он испил позже, не помогло его разуму скольконибудь проясниться. Они еще долго не сядут за еду, и ему требовалось чемто насытить брюхо. Деятельность на кухне напоминала ту, что происходит в главной ставке в разгар крупного сражения. Джиббл, то был, возможно, его последний Праздник Урожая, выкрикивал приказы, сверялся со списками, драл за уши поварят и погружал немытый палец в самые разные кипящие горшки, меж тем как его подчиненные вокруг щипали, потрошили, резали ломтиками, колечками и кубиками, мяли и размешивали, да так, словно от этого зависела их жизнь. Однако имелся здесь и один островок спокойствия. В самом дальнем от огня углу оборванец в потертой шапке, сдвинутой на затылок, невозмутимо ел и пил, сидя за маленьким столиком. С шапки свисало жалкое на вид перышко. И без конца ктолибо из нанятых Пселлосом на нынешний вечер бессчетных слуг обоего пола подходил к нему и чтото шептал на ухо. Оборванец задумчиво кивал, как если бы запоминал услышанное на случай, если впредь понадобится. Он поднял голову, как будто ощутил вес оценивающего взгляда Рола, и его лицо оживила желчная улыбка. Он махнул рукой.
– Да это никак новый ученик. Садись, паренек, стряхни лишнюю тяжесть с подошв. У тебя такой вид, словно ты встретил привидение. Выпей винца, уверен, еще по рюмочке нам не повредит.
Рол послушался. Ему и впрямь требовалось вино. Король Воров обглодал куриную ножку и откинулся на спинку стула. Глаза его были черны, радужная оболочка неотличима от зрачка, а небритый подбородок лоснился от жира. Он небрежно оглядел Рола с головы до пят. У Рола возникло чувство, будто от черных глаз не укрылась ни одна складка или нить в его одежде.
– Меня называют Язвой. Думаю, ты меня знаешь.
– Знаю.
– Отменная работа. Я о том дельце, что ты провернул в доме нашей гильдии. Даже если бы Пселлос не выкупил твою жизнь, я охотно позволил бы тебе жить из чистого любопытства.
– Я… я не думал, – запинаясь, выговорил Рол. – Если бы я знал…
– Да, да. Теперь все это водой унесло. Однако, – здесь он несколько отступил от образа любящего дядюшки, – было бы неразумно вновь затеять чтолибо такое. Надо в конце концов подумать и о моем добром имени.
Рол кивнул и отпил из рюмки с жирным ободком.
– Но ты преподнес нам более чем ценное возмещение, так что мы не будем поминать старое, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75