– Мы сейчас на материке Бьон, а не на Семи Островах и не на Мамертинах. Здесь человек сделал свои первые шаги, и говорят, делая последние, тоже приковыляет сюда.
– Когда ктото в большом мире думает о Бьоне, это вызывает картину старой империи, великих воинств и прославленных битв, – сказал Рол. – Я понятия не имел, что бьонарцы все еще вроде этого.
– Когда находят время, – крякнул полутролль. И подтолкнул Крида: – Эй, господин осужденный, не увлекайся вином, ночь еще только начинается.
Крид вытер губы. С тех пор как они вступили в город, он не произнес ни слова.
– Элиас, – сказал Рол. – С тобой все как надо?
Крид кивнул, но глаза его были подозрительно яркими.
– Я не пил оксьеррского свыше одиннадцати лет. Я нашел путь в единственное место на свете, где я свободен и могу не оглядываться через плечо, на бич надсмотрщика. И нынче ночью выпью, сколько смогу удержать. – Но это звучало не как у человека, намеренного праздновать, а скорее как у того, кто стремится к забвению.
Явилась Мириам, распихивая локтями толпу и воздев над головой мушкет. Рядом с ней держался некто черный, бочкообразный в запятнанной солью коже, шагавший враскачку, как тот, кто недавно сошел на берег. Толпа расступалась перед этой парочкой, задорно ее приветствуя. Парочка остановилась перед Ролом.
Спутник Мириам в упор уставился на него. Лицо темное, как влажная сырая шкура, нос широкий и полный, губы складчатые, но глаза льдистоголубые, казалось, вбиравшие свет огня и удерживавшие его, пляшущий в зрачках. Вздрогнув, Рол понял, что в этом человеке тоже есть Кровь. Его глаза напоминали глаза Рауэн. И глядели с той же холодной неумолимостью.
– Я Артимион. Галлико, пошли куданибудь отсюда, – сказал он. Его взгляд ни на миг не отпускал взгляд Рола. – Нужно поговорить кое о чем таком, чего не стоит говорить здесь. – Одна его кисть покоилась на гнутой рукояти короткого меча у пояса, пальцы были толстыми, как сосиски.
– Проводи своих друзей.
Артимион занимал комнату дальше в глубь выдолбленных скал, выдававшихся в бухту. Там имелось широкое окно, без стекол, но во всех прочих отношениях безупречное, вырубленное среди резного камня. Такое, как если бы его проделали нынче утром. Огонь горел в столь же широком очаге, поленья были из безграничных лесов Ганеша. Из мебели здесь оказались стол, на котором горели заправленные оливковым маслом лампы, и несколько трехногих табуретов. Развернутый поверх груды вереска и прочих веток морской плащ служил постелью, да еще в угол была задвинута астролябия. Луна, высокая и белая, отбрасывала дорожку из серебристых пятен на поверхность воды за окном. Рол воззрился туда, на заводь и на почти непрерывное кольцо скал вокруг кратера. Он чуял в ветре морскую соль. Казалось, это дыхание иного мира. Здесь по меньшей мере он ощущал морской воздух на лице.
– Прекрасный вид, впору королям, – заметил он.
Артимион не ответил. Он выставил несколько глиняных кружек на стол и наливал в них вино. Среди них затесался серебряный кубок превосходной работы. Его хозяин дал Галлико, хотя вещица выглядела слишком хрупкой для когтистой лапы полутролля. Галлико уселся на пол, скрестив ноги, но к вину не притронулся. Крид сидел, тупо таращась в огонь, а Мириам стояла у дверей, опираясь на дуло своего мушкета. Рол отступил от окна. По какойто причине он чуял в комнате опасность, и его рука непроизвольно упала на холодную рукоять сабли.
– Выпьемка, – сказал Артимион и поднял две до края полные глиняные кружки. Они выпили вдвоем, ни разу не отпустив взгляды друг друга. Рол понял, что этот человек правитель Ганеш Ка так же верно, как Язва правил Аскари.
– Я знал Матуу Крида, – небрежно проронил Артимион, не глядя на Элиаса. – Это был отпетый бродяга, сводник и лжец. Он плутовал в кости и похищал чужих женщин. Рвался к дешевой роскоши и не знал меры в питии. – Когда Элиас вскинул голову и стало видно, что кровь бросилась ему в лицо, Артимион улыбнулся ему. – Он был моим другом. Как его сына, тебя здесь от всей души приветствуют. Я пью в его память. – Что и сделал. После короткого смятения Элиас последовал его примеру. То и дело вино текло на его черную с серым бороду. – А теперь о тебе, – сказал Артимион, и холодный свет в его глазах стал еще жестче. Он опять улыбнулся, но на этот раз без всякого добродушия. – О тебе, у которого Кровь так и смотрит из глаз. Что же мне делать с тобой?
– Артимион… – начал Галлико.
– Тише, Галлико. Я должен сам принять решение. У меня нет сомнений, что этот человек твой друг, что он себя восхитительно вел, что он истинный товарищ. Но он здесь, в нашем доме, и некая туча висит над его головой. Это так же верно, как то, что я здесь, перед вами. Из нас пятерых в этой комнате в троих есть Кровь, но в этом парне она едва ли не чистая. Я это чую.
Мириам небрежно провела рукой по дулу мушкета, издав неприятный хриплый звук. Рол расслабился, свободно повесив руки по бокам. И начал глубоко дышать, прислушиваясь к голосу голодной сабли. Его разум непроизвольно подметил расположение всего и всех в комнате. И это доставило почти радость.
– Ты прошел выучку, – заметил Артимион. – У кого, хотел бы я знать.
– Я моряк, – ответил ему Рол. – Как и ты. – Откуда это чувство опасности? Стены как будто украдкой смыкаются вокруг, слишком много людей, слишком ярок огонь? Он начал потеть. Артимион кивнул. И поставил вино.
– Все, кто приходит в Ганеш Ка, чтото оставили или от чегото бегут. Порой одно от другого трудно отличить. И в этом нет стыда. Но ты, Рол Кортишейн, принес с собой то, что пытался оставить.
– И что это может быть?
– Да хотя бы кровь в твоих жилах. Тебя нельзя за это корить, многие и со Старым Миром во плоти хотели бы отмахнуться от него или изгнать его из себя тем или иным могучим средством. Но таковы дела, я говорил с одним человеком, тем, что носит перо на шляпе, и он предложил мне кучу денег, целое состояние в риалах, если я всего лишь сообщу ему чтонибудь о молодом человеке по имени Рол, в котором Кровь чиста и сильна и за которым тянется прошлое, темное, как его тень. Этот человек называл себя Язва, и он правая рука той, которая провозгласила себя королевой Бьонара. Я вижу, это имя знакомо тебе, и ты тот самый Рол, которого он назвал.
Сабля выскользнула из ножен, издав скрип льда по дереву. В ней вспыхнул свет, бледный, ничего не озаряющий. Клинок зашипел покошачьи. Замок мушкета Мириам щелкнул, и судя по звуку, его хорошо смазали. Длинный ствол указывал теперь точнехонько на сердце Рола. Галлкио встал, серебряный кубок со звоном откатился в сторону.
– Эй, что творится?
Крид вскочил на ноги и, стоя рядом с полутроллем, покачиваясь, обнажил кортик. Артимион не обратил внимания ни на одного из них.
– Откуда ты знаешь Язву?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Когда ктото в большом мире думает о Бьоне, это вызывает картину старой империи, великих воинств и прославленных битв, – сказал Рол. – Я понятия не имел, что бьонарцы все еще вроде этого.
– Когда находят время, – крякнул полутролль. И подтолкнул Крида: – Эй, господин осужденный, не увлекайся вином, ночь еще только начинается.
Крид вытер губы. С тех пор как они вступили в город, он не произнес ни слова.
– Элиас, – сказал Рол. – С тобой все как надо?
Крид кивнул, но глаза его были подозрительно яркими.
– Я не пил оксьеррского свыше одиннадцати лет. Я нашел путь в единственное место на свете, где я свободен и могу не оглядываться через плечо, на бич надсмотрщика. И нынче ночью выпью, сколько смогу удержать. – Но это звучало не как у человека, намеренного праздновать, а скорее как у того, кто стремится к забвению.
Явилась Мириам, распихивая локтями толпу и воздев над головой мушкет. Рядом с ней держался некто черный, бочкообразный в запятнанной солью коже, шагавший враскачку, как тот, кто недавно сошел на берег. Толпа расступалась перед этой парочкой, задорно ее приветствуя. Парочка остановилась перед Ролом.
Спутник Мириам в упор уставился на него. Лицо темное, как влажная сырая шкура, нос широкий и полный, губы складчатые, но глаза льдистоголубые, казалось, вбиравшие свет огня и удерживавшие его, пляшущий в зрачках. Вздрогнув, Рол понял, что в этом человеке тоже есть Кровь. Его глаза напоминали глаза Рауэн. И глядели с той же холодной неумолимостью.
– Я Артимион. Галлико, пошли куданибудь отсюда, – сказал он. Его взгляд ни на миг не отпускал взгляд Рола. – Нужно поговорить кое о чем таком, чего не стоит говорить здесь. – Одна его кисть покоилась на гнутой рукояти короткого меча у пояса, пальцы были толстыми, как сосиски.
– Проводи своих друзей.
Артимион занимал комнату дальше в глубь выдолбленных скал, выдававшихся в бухту. Там имелось широкое окно, без стекол, но во всех прочих отношениях безупречное, вырубленное среди резного камня. Такое, как если бы его проделали нынче утром. Огонь горел в столь же широком очаге, поленья были из безграничных лесов Ганеша. Из мебели здесь оказались стол, на котором горели заправленные оливковым маслом лампы, и несколько трехногих табуретов. Развернутый поверх груды вереска и прочих веток морской плащ служил постелью, да еще в угол была задвинута астролябия. Луна, высокая и белая, отбрасывала дорожку из серебристых пятен на поверхность воды за окном. Рол воззрился туда, на заводь и на почти непрерывное кольцо скал вокруг кратера. Он чуял в ветре морскую соль. Казалось, это дыхание иного мира. Здесь по меньшей мере он ощущал морской воздух на лице.
– Прекрасный вид, впору королям, – заметил он.
Артимион не ответил. Он выставил несколько глиняных кружек на стол и наливал в них вино. Среди них затесался серебряный кубок превосходной работы. Его хозяин дал Галлико, хотя вещица выглядела слишком хрупкой для когтистой лапы полутролля. Галлико уселся на пол, скрестив ноги, но к вину не притронулся. Крид сидел, тупо таращась в огонь, а Мириам стояла у дверей, опираясь на дуло своего мушкета. Рол отступил от окна. По какойто причине он чуял в комнате опасность, и его рука непроизвольно упала на холодную рукоять сабли.
– Выпьемка, – сказал Артимион и поднял две до края полные глиняные кружки. Они выпили вдвоем, ни разу не отпустив взгляды друг друга. Рол понял, что этот человек правитель Ганеш Ка так же верно, как Язва правил Аскари.
– Я знал Матуу Крида, – небрежно проронил Артимион, не глядя на Элиаса. – Это был отпетый бродяга, сводник и лжец. Он плутовал в кости и похищал чужих женщин. Рвался к дешевой роскоши и не знал меры в питии. – Когда Элиас вскинул голову и стало видно, что кровь бросилась ему в лицо, Артимион улыбнулся ему. – Он был моим другом. Как его сына, тебя здесь от всей души приветствуют. Я пью в его память. – Что и сделал. После короткого смятения Элиас последовал его примеру. То и дело вино текло на его черную с серым бороду. – А теперь о тебе, – сказал Артимион, и холодный свет в его глазах стал еще жестче. Он опять улыбнулся, но на этот раз без всякого добродушия. – О тебе, у которого Кровь так и смотрит из глаз. Что же мне делать с тобой?
– Артимион… – начал Галлико.
– Тише, Галлико. Я должен сам принять решение. У меня нет сомнений, что этот человек твой друг, что он себя восхитительно вел, что он истинный товарищ. Но он здесь, в нашем доме, и некая туча висит над его головой. Это так же верно, как то, что я здесь, перед вами. Из нас пятерых в этой комнате в троих есть Кровь, но в этом парне она едва ли не чистая. Я это чую.
Мириам небрежно провела рукой по дулу мушкета, издав неприятный хриплый звук. Рол расслабился, свободно повесив руки по бокам. И начал глубоко дышать, прислушиваясь к голосу голодной сабли. Его разум непроизвольно подметил расположение всего и всех в комнате. И это доставило почти радость.
– Ты прошел выучку, – заметил Артимион. – У кого, хотел бы я знать.
– Я моряк, – ответил ему Рол. – Как и ты. – Откуда это чувство опасности? Стены как будто украдкой смыкаются вокруг, слишком много людей, слишком ярок огонь? Он начал потеть. Артимион кивнул. И поставил вино.
– Все, кто приходит в Ганеш Ка, чтото оставили или от чегото бегут. Порой одно от другого трудно отличить. И в этом нет стыда. Но ты, Рол Кортишейн, принес с собой то, что пытался оставить.
– И что это может быть?
– Да хотя бы кровь в твоих жилах. Тебя нельзя за это корить, многие и со Старым Миром во плоти хотели бы отмахнуться от него или изгнать его из себя тем или иным могучим средством. Но таковы дела, я говорил с одним человеком, тем, что носит перо на шляпе, и он предложил мне кучу денег, целое состояние в риалах, если я всего лишь сообщу ему чтонибудь о молодом человеке по имени Рол, в котором Кровь чиста и сильна и за которым тянется прошлое, темное, как его тень. Этот человек называл себя Язва, и он правая рука той, которая провозгласила себя королевой Бьонара. Я вижу, это имя знакомо тебе, и ты тот самый Рол, которого он назвал.
Сабля выскользнула из ножен, издав скрип льда по дереву. В ней вспыхнул свет, бледный, ничего не озаряющий. Клинок зашипел покошачьи. Замок мушкета Мириам щелкнул, и судя по звуку, его хорошо смазали. Длинный ствол указывал теперь точнехонько на сердце Рола. Галлкио встал, серебряный кубок со звоном откатился в сторону.
– Эй, что творится?
Крид вскочил на ноги и, стоя рядом с полутроллем, покачиваясь, обнажил кортик. Артимион не обратил внимания ни на одного из них.
– Откуда ты знаешь Язву?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75