- Нет.
- Лазерное, прокурор вызвал вас на последний допрос перед вручением акта. Обычно так бывает,— сказал тот с видом человека, посвященного в тайны юриспруденции. — Возможно,— согласился Павельский.
— Лишь бы не было чрезвычайной процедуры, тогда скверно. Нельзя обжаловать в Верховный суд. Только просить помилования у Государственного совета. А Верховный суд при косвенных уликах высшей меры не дает.
Может, и лучше чрезвычайная. Меньше мучиться. — Не говорите глупостей, рассердился сопровождающий.
В коридоре появился прокурор Ясёла.
— Я вас сейчас вызову,— сказал он и прошел в кабинет. Действительно, не прошло и пяти минут, как дверь открылась и машинистка пригласила арестованного войти. На этот раз анкетные данные уже не выяснялись. Видимо, машинистка переписала их с предыдущего протокола. Павельский сел напротив прокурора, и сразу последовали вопросы.
— Знаете Дануту Малиновскую?
— Малиновская? Малиновская...— вспоминал арестованный.— Кажется, слышал эту фамилию. Да ведь Малиновских у нас много. Может, и знаю.
— А чем она занимается?
— Продавщица в продовольственном магазине. Недалеко от нашей квартиры, па Охоте. Не знал, что ее зовут Данутой.
— Не о ней речь. Данута Малиновская. Двадцати семи лет. По профессии врач. Работает в больнице на Сольце.
— Не знаю такой.
— Вы уверены?
— Абсолютно. К чему мне отпираться? Может, это знакомая жены? Но я про нее ни разу не слыхал.
- А Марию Вартецкую знаете? - Нет. Кто это?
— Двадцать три года. По профессии медсестра.
— Тоже знакомая жены?
— Нет. Мы допрашивали вашу жену. Никого из этих женщин она не знает.
— Любовницы Зарембы?
— Тоже нет. Обе они, и врач, и медсестра, работают в больнице на Сольце. Я прочту вам их показания. Они сообщили одну очень интересную вещь, и, что важно, она говорит в вашу пользу.
Ежи Павельский был заинтригован и слегка заволновался. Прокурор Ясёла вынул из дела лист бумаги, озаглавленный «Протокол опроса свидетеля...»
— Анкетные данные пани Дануты Малиновской можно, думаю, пропустить, я их уже привел.
- Как вам угодно, пан прокурор.
— Итак, читаю:
«...предупрежденная об обязанности говорить правду и о строгой ответственности за дачу ложных показаний, сообщаю: я врач городской больницы № 8 на улице Солец. Двадцать восьмого сентября этого года наша больница была дежурной. Часов в десять вечера «скорая помощь» привезла известного актера Мариана Зарембу. Он был тяжело ранен в грудь. Пуля прошла перикард и задела сердечную мышцу. Пострадавший был без сознания. В мои обязанности входила подготовка пациента к операции. Помогала мне медсестра Мария Вартецкая...»
— Значит, его все-таки оперировали. Я думал, что он умер еще в театре, когда его выносили. Выглядел как мертвец.
«Пациент был в агонии. Попытка врачей спасти его жизнь посредством операции была, в сущности, безнадежна, но, пока человек жив, врач обязан сделать все возможное. Когда раненого раздели и положили на тележку, чтобы везти в операционную, он вдруг начал что-то говорить.
Сначала это были нечленораздельные звуки. Потом можно было различить отдельные слова. Помню, он все время повторял: Баська, Баська. Называл и другие женские имена, но это чаще других. В какой-то момент явственно произнес: «Он убил меня. Все-таки решился». Затем были слышны стоны раненого и бессвязные звуки, а потом он громко закричал: «Нет, Баська, но Павельский». «Не Павельский» — эти слова он повторил несколько раз.
Я спросила: «Кто вас ранил? Кто это сделал?» Ответа не было. Затем он, кажется, понял мой вопрос, потому что снова произнес: «Милиция, пусть милиция сама ищет... Я знаю... Убил... Ненавидел... Не Павельский... Баська выстрелила... Не Баська... Я знаю... Он... Не Павельский... Баська...» Эти слова слышала и запомнила также медсестра Вартецкая.
Устав от напряжения, больной замолчал и по дороге в операционную не произнес ни слова. Когда начали оперировать, Заремба был еще жив, но во время операции умер.На вопрос прокурора отвечаю: раненый был без сознания и произнесенные им слова были бредом умирающего. Не могу поручиться, что когда ему задавали вопросы, к раненому вер-
нулось сознание, и он понимал смысл вопросов, сознательно на них отвечая. Во всяком случае, потом он сразу умолк и не отвечал, хотя я продолжала спрашивать: «Кто убил? Назовите фамилию убийцы!» Помню, по требованию милиции мы составили запись с перечислением всех мер, которые предпринимались, чтобы спасти жизнь Зарембы. В этой записи отмечено время поступления раненого в больницу и время его смерти на операционном столе. Непосредственной причиной смерти было ранение перикарда и внутреннее кровоизлияние.
На вопрос прокурора, почему я только сейчас обратилась в прокуратуру и передала сказанные умирающим слова, отвечаю: я не придавала этим словам никакого значения. В агонии люди иногда произносят бессвязные слова и фразы. Через два дня я ушла в отпуск и выехала в Болгарию. Не читала польских газет и не знала, что в связи с убийством арестован и подозревается в преступлении человек по фамилии Павельский. Только через несколько недель после моего возвращения домой кто-то в разговоре случайно коснулся убийства в театре и назвал фамилию предполагаемого убийцы. Эта фамилия ассоциировалась у меня со словами, которые произнес умирающий, и, посоветовавшись с заведующим отделением, который считал, что об обстоятельствах смерти надо сообщить властям, я обратилась в прокуратуру.
Заявляю, что не знаю никого из мужчин по фамилии Павельский, и в частности помощника режиссера в театре «Колизей» Ежи Павельского.На вопрос прокурора отвечаю, что раненый совершенно отчетливо говорил: «Не Павельский», не делая никакого перерыва между отрицанием и фамилией. Это несомненно означало отрицание того факта, что виновником убийства был вышеупомянутый Павельский. Никаких других фамилий пациент не называл. Названных им женских имен вспомнить не могу, их было очень много. Имя Баська повторялось несколько раз, и потому его я запомнила.
Нет, тогда я не записала слов, произнесенных умирающим. Привожу их по памяти, но превосходно помню, что названа была фамилия «Павельский». Для меня было ясно, что умирающий не хотел или не мог назвать фамилию убийцы. Он отчетливо произнес: «Пусть милиция сама ищет». Но, повторяю, не могу поручиться, что раненый был тогда в сознании и отдавал себе отчет в том, что говорил.
Ничего больше по этому делу сообщить не могу».
Прокурор кончил читать. Ежи Павельский, с волнением слушавший протокол, произнес:
— Все-таки нашлось доказательство моей невиновности.
— Должен вас огорчить, но ни я, ни суд не можем считать это доказательством вашей непричастности к убийству За-рембы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42