– Серьезно,– ответила она, чувствуя, как тоска пронзает ей сердце.
– Отчего такой убитый вид? Я на тебя не сержусь. Ты ведь и сама понимаешь, кому тоскливей: юной, которая говорит, или пожилой, которая слушает.
– Матушка, простите меня.
– Прощай не прощай – делу не поможешь! – На этот раз Сигэ рассмеялась от души.– Тебе, наверное, кажется, что я себе противоречу?..
– Я и сама не пойму, что наговорила.
– Человек по возможности не должен менять раз высказанное мнение. Это касается и женщин.
– Матушка!
– Отцу ты ничего не сказала?
– Нет, об этом ни слова…
– Вот как? А следовало бы! Он, как и все мужчины, вспыльчив, но в глубине души обрадовался бы твоему признанию.– Сигэ прижала ладонь ко лбу.– Я перед твоим приходом долго сидела за столом отца и думала о нем.
– Вы, матушка, так прозорливы, все наперед видите.
– Ошибаешься.
Мать и дочь помолчали. Не выдержав, Тиэко первая прервала молчание:
– Пойду на базар в Нисики – что-нибудь куплю на ужин.
– Сделай одолжение.
Тиэко прошла в лавку и спустилась в дома. Прежде это узкое помещение пересекало весь дом и заканчивалось кухней, где находился «черный» очаг – кудо. Теперь, понятно, на очаге не готовили пищи. На то была газовая плита, которую установили позади очага, настлав под ней дощатый пол. А прежде вокруг очага земляной пол был просто покрашен известкой, и готовить пищу, стоя на сквозняке на таком полу, было сущим наказанием в холодные киотоские зимы.
И все же очаг сохранился. Может, из веры в бога – хранителя домашнего очага (такие очаги можно и сейчас увидеть во многих домах Киото). Позади очага висели талисманы от пожара, а на полочке выстроились фигурки бога изобилия Хотэя. Фигурок бывает до семи, каждый год в первый день Лошади покупают по одной фигурке в храме Инари в Фусэми. Если кто-то в семье умирает, фигурки начинают собирать сызнова – каждый год по одной.
В доме у них стояли семь фигурок бога Хотэя. Это означало, что по меньшей мере последние семь лет никто в их семье не ушел в мир иной,– их как было, так и оставалось трое: отец, мать и Тиэко.
Сбоку от выстроившихся в ряд фигурок Хотэя – цветочная ваза из белого фарфора. Каждые два-три дня Сигэ меняет в ней воду и тщательно протирает полку.
Едва Тиэко вышла из дому, как в дверь постучал молодой человек.
«Из банка». Девушка сразу узнала его, но тот, по-видимому ее не заметил. Именно этот банковский служащий обычно приходил к ним – значит, нет никакой причины для беспокойства, подумала Тиэко, но вдруг почувствовала, как отяжелели ноги. Она приблизилась к решетке у входа в лавку и медленно пошла вдоль нее, слегка касаясь пальцами каждой дощечки. Когда решетка окончилась, она обернулась и поглядела на второй этаж.
Там под маленьким оконцем висела старая вывеска, а над ней миниатюрная крыша – своеобразное украшение, а также признак того, что фирма старинная.
Неяркие лучи предзакатного весеннего солнца тускло отражались от облупившейся позолоты вывески. На Тиэко повеяло грустью. Узкая занавеска из плотной хлопчатобумажной ткани, что над входом, выцвела и обтрепалась, там и сям из нее вылезли толстые нити.
Такое настроение, что даже цветущие вишни в храме Хэйан дзингу не развеют грусти,– подумала Тиэко и заспешила в сторону Нисики.
На базаре в Нисики, как всегда, было многолюдно.
На обратном пути вблизи отцовской лавки она увидала девушку-цветочницу из Сиракавы.
Тиэко окликнула ее.
– Ах, это вы, барышня? Вот приятная встреча! Куда изволили ходить?
– В Нисики.
– Путь не близкий.
– У вас, как всегда, божьи цветы…
– Да-да, взгляните, пожалуйста. Я знаю – вы их любите.
Собственно, то были не цветы, а деревце сакаки. И даже не деревце, а только несколько веточек с молодыми листьями.
По первым и пятнадцатым числам эта девушка приносила им цветы в дом.
– Как удачно, что я вас встретила, барышня,– сказала она.
Тиэко с душевным трепетом выбрала несколько веточек сакаки. Сжимая их в руке, она вошла в дом.
– Матушка, вот и я! – сообщила она. Лицо ее прояснилось.
Тиэко приоткрыла решетчатую дверь и выглянула наружу. Девушка из Сиракавы еще не ушла.
– Не зайдете ли передохнуть, я сейчас заварю чай,– предложила она.
– Благодарю вас, вы всегда так добры ко мне…– Девушка поклонилась.–
Возьмите в подарок эти полевые цветы. Они, правда, такие непривлекательные…
– Что вы! Я очень люблю полевые цветы, спасибо вам,– сказала Тиэко, разглядывая скромный букет.
Они прошли к очагу, перед которым был старый колодец. На колодце – крышка из плетеного бамбука. Тиэко положила на крышку цветы и веточки.
– Схожу за ножницами,– сказала она,– но сначала надо обмыть листья сакаки…
– Возьмите мои.– Девушка протянула ножницы и пощелкала ими.– Очаг в вашем доме всегда чистый. Таким людям, как вы, и цветы продавать приятно.
– Это все матушка…
– Должно быть, и ваша заслуга, барышня.
– Последнее время во многих домах за чистотой не следят: в очагах и колодцах грязь, с цветочных ваз пыль не вытирают. В такие дома не хочется приносить цветы. У вас – другое дело: гляжу вокруг – и в душе ликование. Спасибо, что пригласили.
Тиэко не могла сказать цветочнице из Сиракавы о главном, о том, что дела в их лавке с каждым месяцем идут все хуже…
Сигэ по-прежнему сидела за отцовским столом.
Тиэко позвала ее на кухню показать покупки. Сигэ разглядывала скромную снедь, которую Тиэко выкладывала на стол из корзины, и думала: да, девочка стала экономной. А может, это потому, что отца сейчас нет дома…
– Дай-ка я тебе помогу,– сказала Сигэ, становясь за кухонный стол.– Это была та цветочница, которая всегда приходит?
– Да.
– Видела у отца альбомы, которые ты ему подарила?
– Не обратила внимания.
– Он только их и взял с собой.
То были альбомы репродукций с картин Пауля Клее, Матисса, Шагала и некоторых более поздних художников-абстракционистов. Тиэко купила их для отца, рассчитывая, что они, возможно, помогут натолкнуть его на новые идеи.
– Зачем ему рисовать? Его дело продавать то, что изготовлено другими. Так нет же… – Мать умолкла, не закончив фразу.– А ты всегда носишь кимоно, сшитые по рисункам отца,– продолжила Сигэ после недолгого молчания.– Мне следовало бы поблагодарить тебя за это.
– Поблагодарить?! Мне они просто нравятся – вот я их и ношу.
– Отец не говорил, что кимоно и пояса, которые ты надеваешь, какие-то грустные?
– Матушка, они скромны, но если внимательно приглядеться, сразу чувствуешь, что сделаны они со вкусом. Некоторые даже очень их хвалят.
Тиэко вспомнила сегодняшний разговор с отцом.
– Что ж, красивой девушке бывают к лицу как раз скромные кимоно, хотя… – проговорила Сигэ, приподнимая с кастрюли крышку и помешивая жаркое деревянными палочками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39