Так что знай! Будет невмоготу - сразу говори!» После чего он дважды на затяжных переходах по собственному почину брал у подопечного ПК, хотя тот его не просил и вполне еще мог самостоятельно тащить свой пулемет.
Переходы в горах - самая настоящая изуверская, изощреннейшая пытка. Считая оружие, огромный боекомплект, бронежилет, каску, сухпай, вещи и прочее снаряжение, выходило в среднем до сорока килограммов; у пулеметчика чуть больше, у снайпера чуточку меньше Хуже всех приходилось расчетам АГС - те, ко всему своему еще тащили гранатомет, станину и ленты.
Через три-четыре часа после выхода в горы казалось, что еще пять минут - и солдаты попадают на месте. Но эти пять минут складывались в часы, часы в сутки, а бойцы понуро опустив головы и не глядя по сторонам - да пусть лучше пристрелят! - все шли и шли. Как тогда говорили, «на автопилоте».
После подобных переходов на привалах Саша, очумело уставившись пустым взглядом в небо, думал, что еще одного такого марша ему не вынести и его, так же, как Гору, понесут на руках, и с содроганием слушал смешки дедов, утверждавших, что летние операции - прогулка; то ли дело - зима! И, несмотря на сорокаградусную жару, это действительно было именно так. Самое главное, летом несли меньше вещей, к тому же к жаре быстро привыкали, а вот зимой к снегу, налипавшему на сапоги пудовыми гирями грязи, промокшей одежде и пронизывающим сырым ветрам, неизбежно прибавлялись невыразимые ледяные ночевки в заснеженных, промозглых окопах; а отсюда - неминуемые переохлаждения, обмороженные ноги и прочие «прелести» любительского альпинизма.
Неизвестно почему, но доблестное и умудренное воинским опытом командование славной Сороковой армии ну никак не могло понять, что ведущим боевые действия в высокогорных провинциях частям жизненно необходима такая мелочь, как свитера, банальнейшие шерстяные носки и нормальная обувь и что состоявшие на вооружении нашей непобедимой армии с восемнадцатого года бушлаты, кирзовые сапоги, байковые портянки и хлопчатобумажное белье - не лучшая амуниция для этих регионов.
Но сейчас стояла иссушающая осень, район Аргу к высокогорью не относился, и Саше оставалось только безрадостно гадать, что же его ждет впереди.
* * *
Последние три дня рота буквально падала с ног; три, четыре, пять прочесываний за день выматывали не хуже любого перехода. Все время бегом: машина - кишлак - дувалы, дувалы, дувалы… опять машина и вновь - дувалы, дувалы…
Если в первый день «шмонального марафона» еще как-то было интересно, то на третий Сашу уже мутило от встречавших его на подходе к селению терпкой пряной смеси кизячного дыма, козьей вони и стойкого, всепроникающего навозного смрада. Дедушки, разумеется, держались намного лучше - попривыкли, ну и, конечно, не упускали возможности перехватить в кишлаках местного айрана, лепешек и всевозможных бакшишей. Правда, приходилось им тоже несладко - дабы не нарваться на неприятности со стороны офицеров и особистов. Номинально эти вещи считались мародерством и теоретически вполне могли подвести под трибунал.
Несколько раз третий взвод налетал на бахчи, и тогда десанты БМП бывали доверху забиты сочными, но не очень сладкими арбузами и дынями. Два раза по ночам ели мясо. Первый раз Валерка ухитрился под носом у комбата подстрелить овцу. Шурик и Гора, тут же в селении, в течение каких-то пяти-семи минут ее мастерски разделали, а вечером, уже в другом кишлаке, сварили целое ведро аппетитнейшего, процентов на семьдесят состоявшего из одного отборного мяса, жирнейшего плова. Во второй раз, дня через два, взводу после друзей-разведчиков досталась внушительная телячья ляжка. В тот день, как назло, ни одной усадьбы, даже самой затрапезной, на пути не попалось, и телятину ели, жаря на углях костра. Молодая половина взвода до утра мучалась от поноса.
Поскольку сухпай сбрасывали нерегулярно, на подобные вещи офицеры роты смотрели сквозь пальцы, главное - чтобы большое начальство не видело.
Особых достижений у четвертой МСР не было, и ротный вместе с замполитами и командирами взводов, возвращаясь после встреч с комбатом, все более и более терял настроение и цвет лица. Солдаты эту перемену ощущали незамедлительно.
На четвертый день кишлачного супермарафона подразделению наконец-то повезло. Второй взвод чисто случайно зацепил какого-то подозрительного дедка, и не просто бабаишку, как потом выяснилось, начальника снабжения самого Джумалутдина, этакого главного интенданта. Быстренько посовещавшись и ничего не сообщив в штаб батальона, правоверного передали на ночь третьему взводу. Пономарев сразу отвел свои машины подальше от роты и встал на небольшой, открытой со всех сторон сопочке на ночевку.
Духа, по афганским меркам прилично одетого, но внешне неказистого, неопределенного возраста старика, немного побили - больше для острастки - и, связав так, что пятки оказались прижаты к локтям, на полночи бросили в свободный окоп, естественно, очень убедительно пообещав пристрелить утром.
Саша отдежурил первую половину ночи, а вторую проспал, различая сквозь поверхностный сон приглушенные плащ-палаткой голоса взводного, Шурика, Горы, глухие звуки ударов, невнятное бормотание и всхлипывания насмерть перепуганного бабая и высокий голос Шовката Шерназарова - переводчика взвода.
Через пару часов к Саше под плащ-палатку втиснулся Гора и, прижавшись спиной к спине, сказал:
- Спи, спи. Завтра тяжелый день.
Саша поинтересовался:
- Ну что он… Заложил своих?
- А куда ему, ублюдку, на х… деваться?!
Глава 12
Командир роты, словно легендарный Эней на краю утеса, стоял на ребристоре сто сорок девятой БМП и, начиная от полкача и заканчивая Джумалутдином, крыл отборным матом всех и вся. Стрелки часов давно уже перескочили за четыре тридцать, а они все еще не выдвигались - ждали Хозяина…
Неизвестно каким образом, но о том, что четвертая мотострелковая «прихватила болтуна», Смирнов узнал той же ночью. В три тридцать подполковник лично связался со старшим лейтенантом и в самых изысканных выражениях порадовал обещанием: «… в назидание неблагодарным потомкам вывернуть очко наизнанку». Как чуть позже сообщил комбат, две машины со штабистами, возглавляемые Самим, спешили присоединиться к роте, дабы непосредственно руководить захватом базы оружия в кишлаке Хоксари.
Через тридцать минут обшитый автоматными магазинами, увешанный гранатами, дымами, ракетами и прочими цацками, небрежно перекинув через левую руку новехонький АКС, к 149-й подошел комполка. Кинув пронзительный взгляд на издерганного, обезумевшего от страха пленного, он прошипел в лицо старшему лейтенанту:
- Я смотрю, он у вас плохо спал…
- А у него бессонница, товарищ подполковник!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Переходы в горах - самая настоящая изуверская, изощреннейшая пытка. Считая оружие, огромный боекомплект, бронежилет, каску, сухпай, вещи и прочее снаряжение, выходило в среднем до сорока килограммов; у пулеметчика чуть больше, у снайпера чуточку меньше Хуже всех приходилось расчетам АГС - те, ко всему своему еще тащили гранатомет, станину и ленты.
Через три-четыре часа после выхода в горы казалось, что еще пять минут - и солдаты попадают на месте. Но эти пять минут складывались в часы, часы в сутки, а бойцы понуро опустив головы и не глядя по сторонам - да пусть лучше пристрелят! - все шли и шли. Как тогда говорили, «на автопилоте».
После подобных переходов на привалах Саша, очумело уставившись пустым взглядом в небо, думал, что еще одного такого марша ему не вынести и его, так же, как Гору, понесут на руках, и с содроганием слушал смешки дедов, утверждавших, что летние операции - прогулка; то ли дело - зима! И, несмотря на сорокаградусную жару, это действительно было именно так. Самое главное, летом несли меньше вещей, к тому же к жаре быстро привыкали, а вот зимой к снегу, налипавшему на сапоги пудовыми гирями грязи, промокшей одежде и пронизывающим сырым ветрам, неизбежно прибавлялись невыразимые ледяные ночевки в заснеженных, промозглых окопах; а отсюда - неминуемые переохлаждения, обмороженные ноги и прочие «прелести» любительского альпинизма.
Неизвестно почему, но доблестное и умудренное воинским опытом командование славной Сороковой армии ну никак не могло понять, что ведущим боевые действия в высокогорных провинциях частям жизненно необходима такая мелочь, как свитера, банальнейшие шерстяные носки и нормальная обувь и что состоявшие на вооружении нашей непобедимой армии с восемнадцатого года бушлаты, кирзовые сапоги, байковые портянки и хлопчатобумажное белье - не лучшая амуниция для этих регионов.
Но сейчас стояла иссушающая осень, район Аргу к высокогорью не относился, и Саше оставалось только безрадостно гадать, что же его ждет впереди.
* * *
Последние три дня рота буквально падала с ног; три, четыре, пять прочесываний за день выматывали не хуже любого перехода. Все время бегом: машина - кишлак - дувалы, дувалы, дувалы… опять машина и вновь - дувалы, дувалы…
Если в первый день «шмонального марафона» еще как-то было интересно, то на третий Сашу уже мутило от встречавших его на подходе к селению терпкой пряной смеси кизячного дыма, козьей вони и стойкого, всепроникающего навозного смрада. Дедушки, разумеется, держались намного лучше - попривыкли, ну и, конечно, не упускали возможности перехватить в кишлаках местного айрана, лепешек и всевозможных бакшишей. Правда, приходилось им тоже несладко - дабы не нарваться на неприятности со стороны офицеров и особистов. Номинально эти вещи считались мародерством и теоретически вполне могли подвести под трибунал.
Несколько раз третий взвод налетал на бахчи, и тогда десанты БМП бывали доверху забиты сочными, но не очень сладкими арбузами и дынями. Два раза по ночам ели мясо. Первый раз Валерка ухитрился под носом у комбата подстрелить овцу. Шурик и Гора, тут же в селении, в течение каких-то пяти-семи минут ее мастерски разделали, а вечером, уже в другом кишлаке, сварили целое ведро аппетитнейшего, процентов на семьдесят состоявшего из одного отборного мяса, жирнейшего плова. Во второй раз, дня через два, взводу после друзей-разведчиков досталась внушительная телячья ляжка. В тот день, как назло, ни одной усадьбы, даже самой затрапезной, на пути не попалось, и телятину ели, жаря на углях костра. Молодая половина взвода до утра мучалась от поноса.
Поскольку сухпай сбрасывали нерегулярно, на подобные вещи офицеры роты смотрели сквозь пальцы, главное - чтобы большое начальство не видело.
Особых достижений у четвертой МСР не было, и ротный вместе с замполитами и командирами взводов, возвращаясь после встреч с комбатом, все более и более терял настроение и цвет лица. Солдаты эту перемену ощущали незамедлительно.
На четвертый день кишлачного супермарафона подразделению наконец-то повезло. Второй взвод чисто случайно зацепил какого-то подозрительного дедка, и не просто бабаишку, как потом выяснилось, начальника снабжения самого Джумалутдина, этакого главного интенданта. Быстренько посовещавшись и ничего не сообщив в штаб батальона, правоверного передали на ночь третьему взводу. Пономарев сразу отвел свои машины подальше от роты и встал на небольшой, открытой со всех сторон сопочке на ночевку.
Духа, по афганским меркам прилично одетого, но внешне неказистого, неопределенного возраста старика, немного побили - больше для острастки - и, связав так, что пятки оказались прижаты к локтям, на полночи бросили в свободный окоп, естественно, очень убедительно пообещав пристрелить утром.
Саша отдежурил первую половину ночи, а вторую проспал, различая сквозь поверхностный сон приглушенные плащ-палаткой голоса взводного, Шурика, Горы, глухие звуки ударов, невнятное бормотание и всхлипывания насмерть перепуганного бабая и высокий голос Шовката Шерназарова - переводчика взвода.
Через пару часов к Саше под плащ-палатку втиснулся Гора и, прижавшись спиной к спине, сказал:
- Спи, спи. Завтра тяжелый день.
Саша поинтересовался:
- Ну что он… Заложил своих?
- А куда ему, ублюдку, на х… деваться?!
Глава 12
Командир роты, словно легендарный Эней на краю утеса, стоял на ребристоре сто сорок девятой БМП и, начиная от полкача и заканчивая Джумалутдином, крыл отборным матом всех и вся. Стрелки часов давно уже перескочили за четыре тридцать, а они все еще не выдвигались - ждали Хозяина…
Неизвестно каким образом, но о том, что четвертая мотострелковая «прихватила болтуна», Смирнов узнал той же ночью. В три тридцать подполковник лично связался со старшим лейтенантом и в самых изысканных выражениях порадовал обещанием: «… в назидание неблагодарным потомкам вывернуть очко наизнанку». Как чуть позже сообщил комбат, две машины со штабистами, возглавляемые Самим, спешили присоединиться к роте, дабы непосредственно руководить захватом базы оружия в кишлаке Хоксари.
Через тридцать минут обшитый автоматными магазинами, увешанный гранатами, дымами, ракетами и прочими цацками, небрежно перекинув через левую руку новехонький АКС, к 149-й подошел комполка. Кинув пронзительный взгляд на издерганного, обезумевшего от страха пленного, он прошипел в лицо старшему лейтенанту:
- Я смотрю, он у вас плохо спал…
- А у него бессонница, товарищ подполковник!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36