Лежит снегом засыпанная, только рыжие волосы на снегу горят.
Ольга еще больше съежилась.
Маша сорвалась с места, побежала к окну.
- Ты что перестал? Играй вальс из Ляховицкой. Ляховицкая на шкафу! закричала она.
Старуха Даша обняла Ольгу.
- Не обращай внимания. Маша старуха добрая. Чуткости у нее маловато, а доброта есть. Последним поделится.
- Неужели добротой можно оправдать глупость? - спросила Ольга.
Бабушка кинула на нее растерянный взгляд.
- Помолчи, не тебе судить Машу. Не доросла. Кушай вот вкусненькое.
- Я ее не сужу. Я ее просто боюсь.
- Нашел? - крикнула Маша в окно. - Медленно играй, не скачи по клавишам, как козел по грядкам.
Она вернулась к столу, села грузно и снова принялась терзать бабушку:
- Ну, как же ты, Клаша, не помнишь рыжую Марфу? Такой цвет и в гробу вспомнить можно.
- Я твоему Аркашке за этот самый цвет уши нарвала, - сказала старая дворничиха.
- То-то он сегодня фальшивит. - Маша откусила пирога. - У тебя своих нет, потому и хохочешь.
- Ага. Я своих в войну похоронила.
- Легко тебе живется! - Старуха Маша сказала это по инерции, потом спохватилась и добавила: - Я бы на твоем месте икала от горя.
Дворничиха поперхнулась, пробормотала с натугой:
- Ну, беда.
Маша еще пирога откусила. Причмокнула.
- Вкусный пирог. Ты, Клаша, всегда была мастерица пироги печь... Марфину избу Аграфена-солдатка спалила из ревности. Ну, как же ты, Клаша, не помнишь рыжую Марфу? Марфа же тебе родственницей приходилась. Ну, ну... Вспомнила? Ры-жа-я. Ею ребятишек в деревне пугали.
- Не было у меня рыжих родственников, - сказала бабушка.
- Как же не было, когда я знаю, что были. Рыжая Марфа твоя родственница.
За окном заиграли вальс, медленный и торжественный. И все вокруг подтянулось: кресла у стен словно щелкнули каблуками, кот в подвале перестал мышь ловить, принялся вылизывать грязь с боков.
- Не этот! - вскочила старуха Маша. - Я тебе велела не этот играть. Другой! - Она хрипло и фальшиво запела: - Ум-па-па, ум-па. Ля-ля-ля-ля, тру-ля-ля... Понял?
За окном заиграли другой вальс.
- Когда хочешь, тогда можешь, - сказала старуха Маша.
Ольгина бабушка упрекнула ее:
- И вообще, Маша, нечуткая ты. При рыжем нельзя о рыжем разговаривать. Нетактично. Своего Аркашку на рояле учишь, а у самой тактичности нет. Даже когда в трамвае один рыжий сидит и вошел второй, он никогда с ним рядом не сядет.
- Это ихнее дело, - заявила Маша. - Господь с ними, я их не осуждаю. А Ольга - она же своя. Она на меня не обидится. Морковочка. - Старуха поцеловала Ольгу и объяснила: - Я твою бабку о Марфе спрашиваю, чтобы она биографию вспомнила. - Маша повернулась к бабушке. - От родственников отказывается. Какая безродная. Может быть, тебя в капусте нашли? Мне мораль читаешь, а сама от своих открещиваешься. Я вот от родственников не откажусь. Будь он хоть вором. Я его заклеймлю, в лицо ему плюну, а отказаться - не откажусь.
- Не было у меня рыжих родственников, - с угрозой в голосе сказала бабушка.
Дворничиха прошептала Ольге:
- Не обращай внимания. Они, сколько я их помню, все время спорят.
- Если еще хоть слово про рыжую Марфу, я улечу обратно на Север, прошептала Ольга.
- Что ты, милая.
За окном печально и ломко затренькала балалайка.
- Шурик страдает, - сказала Клаша.
- Любовь, - улыбнулась Даша.
- Непутевый - везде непутевый. Даже продавщица - тьфу! - и та на него не смотрит. - Старуха Маша пожевала пирог, возмущенно сверкнула на бабушку глазами. - А я говорю, рыжая Марфа твоя родственница. Она кривого Матвея дочка. А кривой Матвей и твой дед - братья двоюродные.
- А я говорю, не было у меня рыжих родственников. Матвей был каштановый.
- Нет, рыжий.
- А я говорю - каштановый. Не было у меня рыжих родственников и не будет.
Ольга вскочила из-за стола. Стул в накрахмаленном белом халате упал. Ольга спросила тихо:
- А я?
- Что ты? Ты сиди, ешь пирог.
- А я разве тебе не родственница? - крикнула Ольга, оттолкнула ногой упавший стул и выбежала из комнаты. Громко хлопнула лестничная дверь. Звонок над ней звякнул от неожиданности. Умолкла балалайка. Аркашкин вальс громыхнул нелепым аккордом и затих.
- Ишь ты, - сказала старуха Маша. - Вся в рыжую Марфу. У тебя, Клаша, еще деверь был рыжий, Варфоломей.
- Не было деверя! - тихо и угрожающе прошептала бабушка.
- Как же не было?
- Не было!..
- Был!
Старая дворничиха взяла в зубы нож. Зарычала. И Маша, и Клаша примолкли в испуге. И Маша, и Клаша спросили:
- Что с тобой, Даша? Ты, никак, спятила?
КАРТИНА ПЯТАЯ
На дворе опавшие листья. Их намело с улицы. Они колышутся и тоненько звенят. Ветер обшаривает углы и подвалы, торопит засыпающие деревья.
Воробьи снова завладели двором, скандалят и скачут.
Ольга выбежала из парадной. Воробьи разлетелись, как брызги. Со второго этажа во двор спрыгнул Аркашка, схватил Ольгу за руку и потащил ее за каменный цоколь вазы.
- Прячься, бабушки мчатся!
Ольга сжалась в комок. Аркашка развалился на скамейке, задрал ногу на ногу и принялся спокойно свистеть песни.
Старухи высыпали из парадной - Маша за Клашей, Даша за Машей.
- И не отказывайся. Твой деверь Варфоломей был форменный рыжий.
- Нет, каштановый... Ольга! - позвала бабушка. - Ольга!
- Форменный рыжий. Его так и дразнили: Красный Варфоломей. Его кулаки вилами закололи, когда он по продразверстке ходил.
- Каштановый!
- Рыжий!
Дворничиха схватила метлу. Крикнула:
- Хватит!
- А я говорю - рыжий.
- А я говорю - каштановый.
- А я говорю - хватит!
Аркашка соскочил со скамейки, встал между старухами.
- Оттаскайте меня за уши. Кто желает? Ну, оттаскайте меня за уши.
Старухи опешили.
- Ольгу не видел? - спросила бабушка.
- На улицу побежала.
- Она тебе ничего не говорила?
- Сейчас вспомню. Ага, сказала, что больше не вернется, больше к вам не придет, потому что утопится.
- Что?
- Утопится.
Ольгина бабушка закачалась.
- И ты ее не схватил, не остановил за руку?
- Я не успел. А потом, для чего? Одной рыжей меньше.
- Ох ты... Ох ты... - сказала Ольгина бабушка и, как слепая, стала шарить рукой, куда бы ей сесть. - Уши оторвать тебе мало. Гений сырой!
Аркашка подставил ей ухо.
- Рвите, отрывайте. Я их вазелином смазал. Теперь не ухватите.
Старухи посадили Ольгину бабушку на скамейку. Маша напустилась на внука:
- Я тебе что велела? Я тебе велела вальс играть.
- Оттаскай меня за уши.
Старуха попыталась это сделать, но скользкие Аркашкины уши тут же выскользнули из ее пальцев.
- Рвите! Отрывайте! - крикнул Аркашка. - Что, не можете?
Воробьи на дереве тихо сидели. Они не понимали, что происходит, потому что такого во дворе никогда не бывало. Еще никто не отказывался Аркашке уши нарвать.
- Оленька, - всхлипывала Ольгина бабушка.
Дворничиха ее утешала:
- Ну, не рыдай, Клаша. Ну, не рыдай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19