Это уменьшит облучаемость.
– Свинец вреден, – убежденным тоном говорит Кизима. – Он настораживает людей и сдерживает работы. Я уже в этом убедился. Не надо свинец…
Звонок. Кизима снял трубку.
– Так… Так… А что говорит Велихов? Думает?.. Пусть думает. Прекратите пока подачу смеси на завал… – Положил трубку. – Гейзеры из жидкого бетона начали бить. На топливо в завале как попадет жидкость, начинается то ли разгон атомный, то ли просто нарушение теплообмена и рост температуры топлива. Резко ухудшается радиационная обстановка.
Стук в дверь. Вошел молодой генерал-майор и с ним еще три офицера: полковник и два подполковника.
– Генерал-майор Смирнов, – представился молодой военный. – Мне рекомендовали обратиться к вам за помощью.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Кизима, – слушаю вас.
– Наше подразделение прибыло для охраны пруда-охладителя. Вода в нем высокой активности…
– Как в первом контуре во время работы реактора, – сказал Кизима. – Туда ведь пожарными машинами откачивали воду с топливом с затопленных минусовых отметок станции. Минус шестая степень кюри на литр в пруде…
– Так вот, – продолжал генерал, – чтобы не было диверсии, могут взорвать плотину, и вся грязная вода уйдет в Припять и Днепр… Я выставляю по всему периметру дамбы посты, но необходимы какие-то укрытия, защищающие часовых от облучения…
– Я предлагаю лотки, – сказал Кизима. – Есть у нас тут железобетонные лотки длиной два метра каждый. Поставить на попа под некоторым углом один к другому, чтобы получилась «дверь» для входа, и будка готова. Давать команду?
– Давайте! – обрадованно сказал генерал. Кизима позвонил, распорядился. Военные ушли. Я в свою очередь связался с Москвой. Попросил срочно командировать водителей на смену облученным. О том же переговорил с Яковеико. Он обещал, что завтра утром двадцать пять человек прибудут в Чернобыль для подмены.
– Мне бы надо, Василий Трофимович, – сказал я, – проскочить к аварийному блоку. Машину можешь дать на часок-другой?
– С машинами дело дрянь… Водители, которых прикомандировали с атомных строек, набрав дозу, без предупреждения и не дождавшись замены, уезжают на своем транспорте, кстати увозя с собою радиоактивную грязь.
– Распоряжение о новом и дополнительном прикомандировании легковых машин дано вчера в Москве. Сегодня, вернувшись из Припяти, проверю. Даешь машину?
– Здесь один начальник уехал на денек в Киев. Возьми его «Ниву». У нее два ведущих моста, может сгодиться. Прихвати у дозиметристов радиометр. На часок-другой одолжат. – Кизима назвал номер машины. – Шофера зовут Володей.
– Не робкий?
– Парень боевой. Недавно из армии.
Я покинул кабинет Кизимы. Представившись, взял на пару часов у дозиметристов радиометр, проверил и перезарядил свой оптический дозиметр ДКП-50.
К счастью, у Володи оказался спецпропуск в Припять. Через десять минут мы уже выскочили на автостраду в сторону Чернобыльской АЭС. Сотни раз ездил я по этой дороге в семидесятые годы. И позже, когда работал уже в Москве и приезжал сюда в командировку, 18-километровая лента асфальта только здесь, на перегоне от Чернобыля до Припяти, окантована справа и слева розовым бетоном метровой ширины. Это защитные полосы, чтобы не обламывался с боков асфальт. Мы радовались в свое время, что только у нас такая дорога и что меньше средств придется тратить на ремонт дорожного полотна. Но теперь…
– А если возле 4-го блока заглохнет мотор? – с явной подначкой спросил вдруг Володя. – У нас уже случалось такое, правда, не около блока, а в Припяти… Там не так печет…
– Недавно из армии? – спросил я его.
– С полгода как, – ответил Володя.
– Тогда не страшно, – сказал я. – Заведешь, если заглохнет… По какой специальности служил?
– На «УАЗе-469» возил командира полка… А вот и дозиметрический пост. Солдаты химвойск, смотрите, – обратил мое внимание Володя.
На обочине дороги стояла большая зеленая машина-цистерна с навесными приспособлениями: насосы, приборы, шланги…
Со стороны Припяти подъехал «Москвич», его остановили, промерили датчиком колеса, днище, кузов сверху. Пассажиров и водителя попросили выйти. Машину стали мыть десорбирующими растворами. Солдаты в респираторах и матерчатых шлемах, плотно облегающих голову, уши, спадающих шалькой на плечи.
Один из солдат, с радиометром на груди и длинной палкой-датчиком, сделал нам отмашку рукой. Мы остановились. Он проверил спецпропуск, приклеенный Володей к лобовому стеклу. Все в порядке. Обнюхал датчиком нашу «Ниву» – фон.
– Можете ехать, – сказал солдат. – Но учтите – там машину испачкаете. Вон, на «Москвиче» – три рентгена в час. И не отмывается. Не жалко машину?
– У нас радиометр, – показал я на прибор, – будем осторожны.
Солдат внимательно посмотрел на меня своими впитывающими синими глазами и как-то неопределенно покачал головой, мол, меня не обведешь, дядя, и, с силой захлопнув дверцу, разрешающе махнул рукой.
Володя поддал газку. «Нива» летела со свистом. А я смотрел на отороченную розовым бетоном ленту асфальта. Выходит, зря радовались тогда, что не будет отламываться асфальт, подпертый бетоном. А теперь вот – все грязно, очень грязно. И асфальт, и розовый бетон. Все… Зачем?..
Я приспустил стекло и высунул датчик. Интересно было узнать, как нарастает активность с приближением к Припяти.
Справа и спереди, за убегающими вдаль радиоактивными зеленями хорошо был виден белоснежный в лучах майского солнца комплекс Чернобыльской АЭС, ажурное кружево мачт объединенного распредустройства 330 и 750 киловольт.
Я знал уже, что на площадку ОРУ-750 взрывом закинуло куски топлива, и оттуда здорово «сифонит»…
На фоне всей этой шикарной белизны и ажурности болью в душе отдавался страшный вид черного развала 4-го энергоблока.
Стрелка радиометра вначале показала 100 миллирентген в час, а затем уверенно поползла вправо – 200, 300… 500 миллирентген в час. И вдруг – рывок на за-шкал. Я переключил диапазоны. 20 рентген в час. Что это? Скорее всего рентгенный ветерок со стороны аварийного блока. Через пару километров стрелка радиометра снова упала, но на этот раз на 700 миллирентген в час.
Вдали показался хорошо различимый, давно знакомый указатель: «Чернобыльская АЭС имени Ленина» с бетонным факелом. Далее – бетонный знак: «Припять. 1970 год».
Итак: направо, мимо Управления строительства и бетонного завода – к блоку, прямо и чуть левее, куда направлена бетонная стрела указателя, – путепровод через железную дорогу, левее которого станция Янов, – в город Припять, где совсем недавно проживало пятьдесят тысяч жителей. А сейчас…
– Давай, Володя, сначала в Припять, – попросил я.
Володя взял чуть левее, поддал газку, и вскоре мы влетели на путепровод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Свинец вреден, – убежденным тоном говорит Кизима. – Он настораживает людей и сдерживает работы. Я уже в этом убедился. Не надо свинец…
Звонок. Кизима снял трубку.
– Так… Так… А что говорит Велихов? Думает?.. Пусть думает. Прекратите пока подачу смеси на завал… – Положил трубку. – Гейзеры из жидкого бетона начали бить. На топливо в завале как попадет жидкость, начинается то ли разгон атомный, то ли просто нарушение теплообмена и рост температуры топлива. Резко ухудшается радиационная обстановка.
Стук в дверь. Вошел молодой генерал-майор и с ним еще три офицера: полковник и два подполковника.
– Генерал-майор Смирнов, – представился молодой военный. – Мне рекомендовали обратиться к вам за помощью.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Кизима, – слушаю вас.
– Наше подразделение прибыло для охраны пруда-охладителя. Вода в нем высокой активности…
– Как в первом контуре во время работы реактора, – сказал Кизима. – Туда ведь пожарными машинами откачивали воду с топливом с затопленных минусовых отметок станции. Минус шестая степень кюри на литр в пруде…
– Так вот, – продолжал генерал, – чтобы не было диверсии, могут взорвать плотину, и вся грязная вода уйдет в Припять и Днепр… Я выставляю по всему периметру дамбы посты, но необходимы какие-то укрытия, защищающие часовых от облучения…
– Я предлагаю лотки, – сказал Кизима. – Есть у нас тут железобетонные лотки длиной два метра каждый. Поставить на попа под некоторым углом один к другому, чтобы получилась «дверь» для входа, и будка готова. Давать команду?
– Давайте! – обрадованно сказал генерал. Кизима позвонил, распорядился. Военные ушли. Я в свою очередь связался с Москвой. Попросил срочно командировать водителей на смену облученным. О том же переговорил с Яковеико. Он обещал, что завтра утром двадцать пять человек прибудут в Чернобыль для подмены.
– Мне бы надо, Василий Трофимович, – сказал я, – проскочить к аварийному блоку. Машину можешь дать на часок-другой?
– С машинами дело дрянь… Водители, которых прикомандировали с атомных строек, набрав дозу, без предупреждения и не дождавшись замены, уезжают на своем транспорте, кстати увозя с собою радиоактивную грязь.
– Распоряжение о новом и дополнительном прикомандировании легковых машин дано вчера в Москве. Сегодня, вернувшись из Припяти, проверю. Даешь машину?
– Здесь один начальник уехал на денек в Киев. Возьми его «Ниву». У нее два ведущих моста, может сгодиться. Прихвати у дозиметристов радиометр. На часок-другой одолжат. – Кизима назвал номер машины. – Шофера зовут Володей.
– Не робкий?
– Парень боевой. Недавно из армии.
Я покинул кабинет Кизимы. Представившись, взял на пару часов у дозиметристов радиометр, проверил и перезарядил свой оптический дозиметр ДКП-50.
К счастью, у Володи оказался спецпропуск в Припять. Через десять минут мы уже выскочили на автостраду в сторону Чернобыльской АЭС. Сотни раз ездил я по этой дороге в семидесятые годы. И позже, когда работал уже в Москве и приезжал сюда в командировку, 18-километровая лента асфальта только здесь, на перегоне от Чернобыля до Припяти, окантована справа и слева розовым бетоном метровой ширины. Это защитные полосы, чтобы не обламывался с боков асфальт. Мы радовались в свое время, что только у нас такая дорога и что меньше средств придется тратить на ремонт дорожного полотна. Но теперь…
– А если возле 4-го блока заглохнет мотор? – с явной подначкой спросил вдруг Володя. – У нас уже случалось такое, правда, не около блока, а в Припяти… Там не так печет…
– Недавно из армии? – спросил я его.
– С полгода как, – ответил Володя.
– Тогда не страшно, – сказал я. – Заведешь, если заглохнет… По какой специальности служил?
– На «УАЗе-469» возил командира полка… А вот и дозиметрический пост. Солдаты химвойск, смотрите, – обратил мое внимание Володя.
На обочине дороги стояла большая зеленая машина-цистерна с навесными приспособлениями: насосы, приборы, шланги…
Со стороны Припяти подъехал «Москвич», его остановили, промерили датчиком колеса, днище, кузов сверху. Пассажиров и водителя попросили выйти. Машину стали мыть десорбирующими растворами. Солдаты в респираторах и матерчатых шлемах, плотно облегающих голову, уши, спадающих шалькой на плечи.
Один из солдат, с радиометром на груди и длинной палкой-датчиком, сделал нам отмашку рукой. Мы остановились. Он проверил спецпропуск, приклеенный Володей к лобовому стеклу. Все в порядке. Обнюхал датчиком нашу «Ниву» – фон.
– Можете ехать, – сказал солдат. – Но учтите – там машину испачкаете. Вон, на «Москвиче» – три рентгена в час. И не отмывается. Не жалко машину?
– У нас радиометр, – показал я на прибор, – будем осторожны.
Солдат внимательно посмотрел на меня своими впитывающими синими глазами и как-то неопределенно покачал головой, мол, меня не обведешь, дядя, и, с силой захлопнув дверцу, разрешающе махнул рукой.
Володя поддал газку. «Нива» летела со свистом. А я смотрел на отороченную розовым бетоном ленту асфальта. Выходит, зря радовались тогда, что не будет отламываться асфальт, подпертый бетоном. А теперь вот – все грязно, очень грязно. И асфальт, и розовый бетон. Все… Зачем?..
Я приспустил стекло и высунул датчик. Интересно было узнать, как нарастает активность с приближением к Припяти.
Справа и спереди, за убегающими вдаль радиоактивными зеленями хорошо был виден белоснежный в лучах майского солнца комплекс Чернобыльской АЭС, ажурное кружево мачт объединенного распредустройства 330 и 750 киловольт.
Я знал уже, что на площадку ОРУ-750 взрывом закинуло куски топлива, и оттуда здорово «сифонит»…
На фоне всей этой шикарной белизны и ажурности болью в душе отдавался страшный вид черного развала 4-го энергоблока.
Стрелка радиометра вначале показала 100 миллирентген в час, а затем уверенно поползла вправо – 200, 300… 500 миллирентген в час. И вдруг – рывок на за-шкал. Я переключил диапазоны. 20 рентген в час. Что это? Скорее всего рентгенный ветерок со стороны аварийного блока. Через пару километров стрелка радиометра снова упала, но на этот раз на 700 миллирентген в час.
Вдали показался хорошо различимый, давно знакомый указатель: «Чернобыльская АЭС имени Ленина» с бетонным факелом. Далее – бетонный знак: «Припять. 1970 год».
Итак: направо, мимо Управления строительства и бетонного завода – к блоку, прямо и чуть левее, куда направлена бетонная стрела указателя, – путепровод через железную дорогу, левее которого станция Янов, – в город Припять, где совсем недавно проживало пятьдесят тысяч жителей. А сейчас…
– Давай, Володя, сначала в Припять, – попросил я.
Володя взял чуть левее, поддал газку, и вскоре мы влетели на путепровод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76