Это чудовищно. Мужчины никогда не женятся на тех, с кем осмеливаются так разговаривать…
Но она и без того не могла бы выйти за него замуж! Это просто безумие. Если бы, не дай Бог, какое-то чувство возникло между ними, то ей неизбежно пришлось бы исчезнуть, уехать из Америки навсегда. А значит, навечно потерять его.
Катрина опустила голову и облизнула пересохшие губы. Она едва не закричала и не бросилась к нему на шею, настолько поразило ее внезапно разгоревшееся пламя. Ей хотелось прикоснуться к Перси, почувствовать тепло его щеки, гладко выбритой сегодня, провести ладонями по плечам, почувствовать крепкие мускулы под строгим камзолом.
Она мечтала о вещах, о которых стыдно даже заикнуться, о запретном, о том, что обсуждалось лишь шепотом, о пламенном, о сладчайшем, о плотском…
– Мне нельзя здесь оставаться! – воскликнула она. – Генри, мой брат, обязательно убьет одного из нас, если застанет меня с вами.
Перси огляделся и убедился, что жизнь вокруг них все еще существует. Они стояли на небольшой лужайке напротив дома кузнеца. Вильямсберг не настолько велик, чтобы в нем потеряться. Перси прекрасно понимал, что Генри Сеймур скорее отдаст сестру кровожадному людоеду, чем ему.
Но он был непоколебим. Взяв Катрину за руку, он повторил:
– Идемте же со мной.
– Что?! Да вы безумец! – Девушка, испугавшись, вытаращила на него глаза, пытаясь вырваться. – Сейчас же отпустите меня!
Перси успокаивающе улыбнулся, крепче сжимая пальцы. Щеки Катрины пылали, грудь вздымалась, она всерьез приготовилась бороться. Вызов был брошен, но он и не думал уступать.
– Отпустить тебя, любовь моя? Ни за что! – Он резко прижал к себе девушку и заглянул в глаза, горящие гневом. Но, увы, Катрина не могла противостоять его силе.
– Я закричу! – пригрозила она.
– Неужели? – рассмеялся Перси. – Нет, леди, не выйдет! – С этими словами он зажал ей рот ладонью и подхватил на руки. Несколько огромных шагов, и они очутились на другой стороне улицы, а потом – на задворках таверны, в сарае.
Перси захлопнул дверь и отпустил ее. Катрина разразилась проклятиями и набросилась на него с кулаками. Он смехом отвечал на ее тумаки, а потом запустил пятерню в золотистые волосы и запрокинул ее голову. Погладив шею девушки, он вдруг жадно поцеловал ее. Сначала она крепко сжала губы, сопротивляясь стремительному натиску, а потом попыталась укусить его. Но Перси продолжал ее целовать. Она не выдержала и перестала сопротивляться, губы ее раскрылись, и он принялся жадно пить сладость ее поцелуя. Катрина едва не упала ему на руки.
– Мерзавец. – Все еще дрожа, она ухитрилась вырваться, распахнула дверь сарая и выбралась на свет. Перси шагнул следом, догоняя ее.
– Постой! Нам надо поговорить.
Катрина гордо подняла голову, с трудом подавляя волнение. Ей чудился его поцелуй. Она понимала, что разговора не избежать. Ей хотелось уйти, но она должна была остаться и выслушать.
Катрина прошла к воротам скотного двора и брезгливым взглядом через плечо окинула таверну. Слава Богу, это место не из тех, в которые заглядывает Генри. Он не стал бы соваться туда, где собираются, чтобы пропустить по пинте пива, дикие головорезы-янки. Братец не имел привычки обедать в пивных, предпочитая общество губернатора.
Под сенью огромного вяза Катрина повернулась к Перси спиной и посмотрела в сторону конюшни. Вдоль длинного белого забора скакали, резвясь и играя, лошади. Они были прекрасны, свободны и необузданны. Холеный вороной жеребец положил голову на спину белоснежной кобыле. Она же тряхнула гривой и помчалась быстрее ветра, предоставив ухажеру догонять себя.
– Погляди, как она дразнит его! – заметил Перси.
Катрина быстро опустила голову и снова вспыхнула. Потом она поглядела вверх и встретилась с ним глазами. Хотелось бы ей знать, говорит он сейчас только о лошадях или в его словах есть намек на нее? Для леди она вела себя непростительно вольно. Молодой девушке ее круга ни в коем случае не позволительно встречаться с мужчиной наедине, а тем более идти с ним туда, куда он ее вел. Ей не следовало вздрагивать от его прикосновений, а потом сгорать от вспыхнувшей страсти.
– Я должна уйти. Вообще не понимаю, почему я здесь, – начала она.
– Лгунья. Ты вышла из дома, чтобы найти меня. Я здесь, любимая! – Он взял ее за руку.
– Перси! – в ужасе вскрикнула она, потому что он снова потащил ее в сторону сарая. – Постой! – взмолилась она.
Но Перси доводил начатое до конца. Как только они вступили в прохладный сумрак, насыщенный запахом свежего сена, он повернул ее к себе лицом.
– Перси! – Она отступила к дощатой стене житницы, но он уже взял ее лицо в свои ладони. Она ощутила чарующий жар его темных глаз и вновь попыталась заговорить: – Мне не следовало приходить. Прости меня. Я не понимаю, почему…
– А я думаю, понимаешь, – прошептал он и шагнул вперед, крепко обхватив ее руками и вспыхнув от прикосновения к ее бедрам и от того, что ее груди, приподнятые корсажем, упругие и твердые, прижались к его груди. Он гладил и щекотал ее затылок пальцами, приближая ее губы, затем обхватил их властно, но на сей раз намного нежнее.
Ей уже случалось целоваться. То был глупый и неуклюжий поцелуй недалекого жирного нахала, которым восхищался Генри. Тогда она смутилась, убежала, ничего не почувствовав. Ничего…
Но сейчас она чувствовала все: и тепло этого дня, и блеск весеннего солнца, и влажный, страстный, дразнящий кончик его языка, и мужскую силу его рта, и запах его тела, который она впитывала всем существом, и темное, запретное и такое отчаянное желание Перси. Ее представление о его нравственности призывало к сопротивлению. Она понимала распутство и недостойность этого поцелуя. Переживаемое ею явное удовольствие отнюдь не делало чести порядочной леди. Но отрицать его было невозможно. Катрина прижималась к могучей фигуре Перси, а он целовал ее снова и снова, и ей пришлось вцепиться пальцами в его плечи, чтобы не упасть. Она чувствовала его язык сначала лишь зубами, а потом – глубоко во рту. В этом были и страсть, и нежность. Катрина трепетала, влекомая неприкрытым, отчаянным желанием.
Это походило на настоящее безумие. Крохотным уголком сознания Катрина еще оценивала происходящее, но в остальном уже теряла остатки разума. Дело не только в том, что Генри, обнаружив их вместе, несомненно, убил бы ее. Разве она не преданна Британской короне? Она же не американка, в конце концов! Она воспитана в Лондоне, а очутилась в Новом Свете лишь потому, что Генри, ее опекун, получил в колониях огромные земельные владения. Судьба распорядилась так, что в Вильямсберге у него богатый дом, а в Каролине – сотни акров земли и усадьба с белыми колоннами в Филадельфии. Но какова чистокровная англичанка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Но она и без того не могла бы выйти за него замуж! Это просто безумие. Если бы, не дай Бог, какое-то чувство возникло между ними, то ей неизбежно пришлось бы исчезнуть, уехать из Америки навсегда. А значит, навечно потерять его.
Катрина опустила голову и облизнула пересохшие губы. Она едва не закричала и не бросилась к нему на шею, настолько поразило ее внезапно разгоревшееся пламя. Ей хотелось прикоснуться к Перси, почувствовать тепло его щеки, гладко выбритой сегодня, провести ладонями по плечам, почувствовать крепкие мускулы под строгим камзолом.
Она мечтала о вещах, о которых стыдно даже заикнуться, о запретном, о том, что обсуждалось лишь шепотом, о пламенном, о сладчайшем, о плотском…
– Мне нельзя здесь оставаться! – воскликнула она. – Генри, мой брат, обязательно убьет одного из нас, если застанет меня с вами.
Перси огляделся и убедился, что жизнь вокруг них все еще существует. Они стояли на небольшой лужайке напротив дома кузнеца. Вильямсберг не настолько велик, чтобы в нем потеряться. Перси прекрасно понимал, что Генри Сеймур скорее отдаст сестру кровожадному людоеду, чем ему.
Но он был непоколебим. Взяв Катрину за руку, он повторил:
– Идемте же со мной.
– Что?! Да вы безумец! – Девушка, испугавшись, вытаращила на него глаза, пытаясь вырваться. – Сейчас же отпустите меня!
Перси успокаивающе улыбнулся, крепче сжимая пальцы. Щеки Катрины пылали, грудь вздымалась, она всерьез приготовилась бороться. Вызов был брошен, но он и не думал уступать.
– Отпустить тебя, любовь моя? Ни за что! – Он резко прижал к себе девушку и заглянул в глаза, горящие гневом. Но, увы, Катрина не могла противостоять его силе.
– Я закричу! – пригрозила она.
– Неужели? – рассмеялся Перси. – Нет, леди, не выйдет! – С этими словами он зажал ей рот ладонью и подхватил на руки. Несколько огромных шагов, и они очутились на другой стороне улицы, а потом – на задворках таверны, в сарае.
Перси захлопнул дверь и отпустил ее. Катрина разразилась проклятиями и набросилась на него с кулаками. Он смехом отвечал на ее тумаки, а потом запустил пятерню в золотистые волосы и запрокинул ее голову. Погладив шею девушки, он вдруг жадно поцеловал ее. Сначала она крепко сжала губы, сопротивляясь стремительному натиску, а потом попыталась укусить его. Но Перси продолжал ее целовать. Она не выдержала и перестала сопротивляться, губы ее раскрылись, и он принялся жадно пить сладость ее поцелуя. Катрина едва не упала ему на руки.
– Мерзавец. – Все еще дрожа, она ухитрилась вырваться, распахнула дверь сарая и выбралась на свет. Перси шагнул следом, догоняя ее.
– Постой! Нам надо поговорить.
Катрина гордо подняла голову, с трудом подавляя волнение. Ей чудился его поцелуй. Она понимала, что разговора не избежать. Ей хотелось уйти, но она должна была остаться и выслушать.
Катрина прошла к воротам скотного двора и брезгливым взглядом через плечо окинула таверну. Слава Богу, это место не из тех, в которые заглядывает Генри. Он не стал бы соваться туда, где собираются, чтобы пропустить по пинте пива, дикие головорезы-янки. Братец не имел привычки обедать в пивных, предпочитая общество губернатора.
Под сенью огромного вяза Катрина повернулась к Перси спиной и посмотрела в сторону конюшни. Вдоль длинного белого забора скакали, резвясь и играя, лошади. Они были прекрасны, свободны и необузданны. Холеный вороной жеребец положил голову на спину белоснежной кобыле. Она же тряхнула гривой и помчалась быстрее ветра, предоставив ухажеру догонять себя.
– Погляди, как она дразнит его! – заметил Перси.
Катрина быстро опустила голову и снова вспыхнула. Потом она поглядела вверх и встретилась с ним глазами. Хотелось бы ей знать, говорит он сейчас только о лошадях или в его словах есть намек на нее? Для леди она вела себя непростительно вольно. Молодой девушке ее круга ни в коем случае не позволительно встречаться с мужчиной наедине, а тем более идти с ним туда, куда он ее вел. Ей не следовало вздрагивать от его прикосновений, а потом сгорать от вспыхнувшей страсти.
– Я должна уйти. Вообще не понимаю, почему я здесь, – начала она.
– Лгунья. Ты вышла из дома, чтобы найти меня. Я здесь, любимая! – Он взял ее за руку.
– Перси! – в ужасе вскрикнула она, потому что он снова потащил ее в сторону сарая. – Постой! – взмолилась она.
Но Перси доводил начатое до конца. Как только они вступили в прохладный сумрак, насыщенный запахом свежего сена, он повернул ее к себе лицом.
– Перси! – Она отступила к дощатой стене житницы, но он уже взял ее лицо в свои ладони. Она ощутила чарующий жар его темных глаз и вновь попыталась заговорить: – Мне не следовало приходить. Прости меня. Я не понимаю, почему…
– А я думаю, понимаешь, – прошептал он и шагнул вперед, крепко обхватив ее руками и вспыхнув от прикосновения к ее бедрам и от того, что ее груди, приподнятые корсажем, упругие и твердые, прижались к его груди. Он гладил и щекотал ее затылок пальцами, приближая ее губы, затем обхватил их властно, но на сей раз намного нежнее.
Ей уже случалось целоваться. То был глупый и неуклюжий поцелуй недалекого жирного нахала, которым восхищался Генри. Тогда она смутилась, убежала, ничего не почувствовав. Ничего…
Но сейчас она чувствовала все: и тепло этого дня, и блеск весеннего солнца, и влажный, страстный, дразнящий кончик его языка, и мужскую силу его рта, и запах его тела, который она впитывала всем существом, и темное, запретное и такое отчаянное желание Перси. Ее представление о его нравственности призывало к сопротивлению. Она понимала распутство и недостойность этого поцелуя. Переживаемое ею явное удовольствие отнюдь не делало чести порядочной леди. Но отрицать его было невозможно. Катрина прижималась к могучей фигуре Перси, а он целовал ее снова и снова, и ей пришлось вцепиться пальцами в его плечи, чтобы не упасть. Она чувствовала его язык сначала лишь зубами, а потом – глубоко во рту. В этом были и страсть, и нежность. Катрина трепетала, влекомая неприкрытым, отчаянным желанием.
Это походило на настоящее безумие. Крохотным уголком сознания Катрина еще оценивала происходящее, но в остальном уже теряла остатки разума. Дело не только в том, что Генри, обнаружив их вместе, несомненно, убил бы ее. Разве она не преданна Британской короне? Она же не американка, в конце концов! Она воспитана в Лондоне, а очутилась в Новом Свете лишь потому, что Генри, ее опекун, получил в колониях огромные земельные владения. Судьба распорядилась так, что в Вильямсберге у него богатый дом, а в Каролине – сотни акров земли и усадьба с белыми колоннами в Филадельфии. Но какова чистокровная англичанка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86