Ким заметил, что она по-прежнему носит на правой руке огромный бриллиант, и его удивило, что она не сняла его после помолвки Боя. Кроме того, на ее руке были мужские часы. Это заинтересовало его, как и все то, что имело к ней отношение.
– Никогда не видел, чтобы женщина носила мужские часы, – сказал он.
– Это часы Боя, – ответила Николь. Она вытянула руку и показала их, очень тонкие часы швейцарского производства в золотой оправе на ремешке из черной крокодиловой кожи. – У Боя большая коллекция часов. Мне разрешено их носить.
– Ты все еще встречаешься с ним? – Ким не сумел скрыть свое удивление.
– Конечно. Как, по-твоему, я попала в Антиб? Мы приплыли на «Белом облаке», как и прошлым летом. Бон предпочитает, чтобы все превращалось в традицию, и чем быстрее, тем лучше! Мы заходили в те же самые порты, посещали те же самые рестораны… – Она улыбнулась своим мыслям. – Полагаю, что даже еще через десять лет мы отправимся по этому же маршруту с теми же портами и ресторанами.
– Что скажет по этому поводу герцогиня? – Ким понял, что он гораздо провинциальнее, чем ему нравилось о себе думать.
– Бой разведен уже несколько лет. Нет никакой герцогини, которая могла бы что-либо сказать, – ответила Николь. – Разве ты не знал?
Она равнодушно откусывала маленькие кусочки сыра, запивая вином.
– Разве ты не знаешь? – Ким не мог поверить, что Бой не сказал Николь про свою помолвку. И если даже Бой не сказал, то неужели никто другой не сообщил ей об этом? Друг? Враг? Кто угодно?
– Разве я не знаю – о чем? – Николь положила кусок сыра на хлеб.
– Тебе никто этого не сказал? – Ким понимал, что делает глупость, но отступать было поздно. Он вспомнил свои слова, сказанные Стасу. Как он мог вообразить, что именно ему придется рассказывать об этом Николь? Это казалось просто невероятным.
– Не сказал про что? – Николь отложила хлеб. Она заметно встревожилась. – Не сказал про что? – настойчиво переспросила она. Когда Ким промолчал, она стала добиваться ответа уже весьма решительно. – Не поступай так со мной! Что бы это ни было, я хочу знать! Скажи мне!
Ким молчал. Николь схватила его за руку и потрясла:
– Скажи!
– Бой помолвлен, – наконец выдавил из себя Ким.
– Это не может быть правдой, – сухо сказала Николь. А потом все краски исчезли с ее лица, сменившись мертвенной бледностью. И тон ее сделался вопросительным: – Как это может быть правдой?
– Это известно всем, – сказал Ким. – Об этом знает весь Лондон. Я находился там весной, когда это произошло.
– В апреле? – спросила Николь.
Письмо Кима, в котором он сообщал ей, что это лето снова проведет в Антибе и надеется увидеть ее там, было отправлено в апреле. В то же время Бой проводил недели в Лондоне, а на выходные обычно отправлялся в Париж.
– Да. В апреле, – подтвердил Ким.
– Я в это не верю, – сказала Николь. – Я ни от кого не слышала об этом ни единого слова. Это просто не может быть правдой.
– Спроси Боя, – сказал Ким. Он оказался в ужасном положении: любовник, рассказывающий женщине о том, что ее другой любовник женится, но не на ней.
– Это неправда. Это просто не может быть правдой, – повторила она. Ее затрясло. – Это просто не может быть правдой.
Ким ничего не сказал. Что тут можно было сказать? Ему стало ясно, что никто ничего ей не говорил, все боялись. Он тихо ждал, когда она перестанет вздрагивать.
– Наверно, я все же должна поесть, – сказала Николь странным голосом. Она взяла кусочек сыра и положила в рот. И попыталась прожевать его. – Не могу, – сказала она. – Не могу проглотить. – Она выплюнула хлеб на салфетку. – Не знаю, что с этим делать, – сказала она, озираясь по сторонам и пытаясь найти место, куда можно было бы выбросить салфетку с хлебом. – Я вообще не знаю, что делать.
Ее главные и реальные надежды рухнули, и она беззвучно заплакала. Ким забрал у нее завернутый в салфетку хлеб и сунул его в свою корзину для пикников. Он хотел утешить ее, успокоить. Пора было прикоснуться к ней. На секунду она напряглась всем телом в его объятиях, словно отталкивая его и отказываясь от его утешений, а потом она позволила обнимать себя, и тут полились слезы. Прошло много времени, прежде чем она выплакалась и вытерла лицо его носовым платком, размазав по лицу краску и пудру.
– Ради тебя я умоюсь, – сказала она, как только смогла заговорить. – Я, должно быть, ужасно выгляжу! Красные глаза и все прочее…
– Нет. Только не ты, – сказал Ким. Без защитного слоя косметики ее ничем не прикрытая уязвимость казалась еще более трогательной. Бой скверно обошелся с ней; Ким обещал себе, что никогда так не поступит. Она была гордой женщиной, и лишать ее этой гордости было подло.
– Теперь тебе лучше?
– Лучше? – Она повторила его интонацию. – Лучше по сравнению с чем?
На это не было ответа. Они молча сидели рядом. Через некоторое время Николь выпрямилась и нежно сняла его руку со своего плеча.
– Расскажи мне, как у тебя дела, Ким, – сказала она. Она была все так же бледна, но ей уже удавалось справляться со своим голосом. Ее мысли витали где-то очень далеко. Она чувствовала себя оцепеневшей и опустошенной. – Надеюсь, что ты живешь лучше, чем это получается у меня.
– Все совсем не так, – сказал Ким. – С той лишь разницей, что у меня не личная, а профессиональная проблема. Я только что получил письмо от Скотта. Кажется, меня ждут большие неприятности с моей новой книгой.
– Но ты же теперь знаменитость, – сказала Николь, готовая обсуждать дела Кима и вообще говорить про что угодно, только не про себя и Боя. – Я читала «Западный фронт» в переводе на французский. Он стал бестселлером во всех европейских странах, и в Америке тоже. Почему же ты говоришь, что у тебя возникла проблема?
– Я расскажу тебе всю эту кошмарную историю, – сказал Ким и, попивая вино, поведал Николь про рукопись, украденную возле Восточного вокзала, про то, как было трудно ее восстанавливать, и как он отдал ее Перкинсу за ленчем, и как теперь терзается тем, что от его редактора ничего не слышно, и даже про окончательно доконавший его постскриптум Скотта к своему письму. Он показал письмо ей. – Я могу лишь сказать, что эта книга была обречена с самого начала.
– Обречена? Ты суеверен, как французский крестьянин! – заметила Николь.
– Что ты знаешь про французских крестьян? – сказал Ким и рассмеялся.
– Что ты собираешься делать с этой книгой? – спросила Николь, и Ким не заметил, что она не присоединилась к его смеху.
– Именно этот вопрос я и пытался решить, когда появилась ты, – сказал Ким. – Если бы только была трансатлантическая телефонная связь! Я бы позвонил Перкинсу и переговорил с ним. Проклятая телефонная компания! Сколько лет они уже обещают наладить такую связь! Не понимаю, в чем там дело?
Николь улыбнулась в первый раз после того, как Ким сообщил ей про помолвку Боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Никогда не видел, чтобы женщина носила мужские часы, – сказал он.
– Это часы Боя, – ответила Николь. Она вытянула руку и показала их, очень тонкие часы швейцарского производства в золотой оправе на ремешке из черной крокодиловой кожи. – У Боя большая коллекция часов. Мне разрешено их носить.
– Ты все еще встречаешься с ним? – Ким не сумел скрыть свое удивление.
– Конечно. Как, по-твоему, я попала в Антиб? Мы приплыли на «Белом облаке», как и прошлым летом. Бон предпочитает, чтобы все превращалось в традицию, и чем быстрее, тем лучше! Мы заходили в те же самые порты, посещали те же самые рестораны… – Она улыбнулась своим мыслям. – Полагаю, что даже еще через десять лет мы отправимся по этому же маршруту с теми же портами и ресторанами.
– Что скажет по этому поводу герцогиня? – Ким понял, что он гораздо провинциальнее, чем ему нравилось о себе думать.
– Бой разведен уже несколько лет. Нет никакой герцогини, которая могла бы что-либо сказать, – ответила Николь. – Разве ты не знал?
Она равнодушно откусывала маленькие кусочки сыра, запивая вином.
– Разве ты не знаешь? – Ким не мог поверить, что Бой не сказал Николь про свою помолвку. И если даже Бой не сказал, то неужели никто другой не сообщил ей об этом? Друг? Враг? Кто угодно?
– Разве я не знаю – о чем? – Николь положила кусок сыра на хлеб.
– Тебе никто этого не сказал? – Ким понимал, что делает глупость, но отступать было поздно. Он вспомнил свои слова, сказанные Стасу. Как он мог вообразить, что именно ему придется рассказывать об этом Николь? Это казалось просто невероятным.
– Не сказал про что? – Николь отложила хлеб. Она заметно встревожилась. – Не сказал про что? – настойчиво переспросила она. Когда Ким промолчал, она стала добиваться ответа уже весьма решительно. – Не поступай так со мной! Что бы это ни было, я хочу знать! Скажи мне!
Ким молчал. Николь схватила его за руку и потрясла:
– Скажи!
– Бой помолвлен, – наконец выдавил из себя Ким.
– Это не может быть правдой, – сухо сказала Николь. А потом все краски исчезли с ее лица, сменившись мертвенной бледностью. И тон ее сделался вопросительным: – Как это может быть правдой?
– Это известно всем, – сказал Ким. – Об этом знает весь Лондон. Я находился там весной, когда это произошло.
– В апреле? – спросила Николь.
Письмо Кима, в котором он сообщал ей, что это лето снова проведет в Антибе и надеется увидеть ее там, было отправлено в апреле. В то же время Бой проводил недели в Лондоне, а на выходные обычно отправлялся в Париж.
– Да. В апреле, – подтвердил Ким.
– Я в это не верю, – сказала Николь. – Я ни от кого не слышала об этом ни единого слова. Это просто не может быть правдой.
– Спроси Боя, – сказал Ким. Он оказался в ужасном положении: любовник, рассказывающий женщине о том, что ее другой любовник женится, но не на ней.
– Это неправда. Это просто не может быть правдой, – повторила она. Ее затрясло. – Это просто не может быть правдой.
Ким ничего не сказал. Что тут можно было сказать? Ему стало ясно, что никто ничего ей не говорил, все боялись. Он тихо ждал, когда она перестанет вздрагивать.
– Наверно, я все же должна поесть, – сказала Николь странным голосом. Она взяла кусочек сыра и положила в рот. И попыталась прожевать его. – Не могу, – сказала она. – Не могу проглотить. – Она выплюнула хлеб на салфетку. – Не знаю, что с этим делать, – сказала она, озираясь по сторонам и пытаясь найти место, куда можно было бы выбросить салфетку с хлебом. – Я вообще не знаю, что делать.
Ее главные и реальные надежды рухнули, и она беззвучно заплакала. Ким забрал у нее завернутый в салфетку хлеб и сунул его в свою корзину для пикников. Он хотел утешить ее, успокоить. Пора было прикоснуться к ней. На секунду она напряглась всем телом в его объятиях, словно отталкивая его и отказываясь от его утешений, а потом она позволила обнимать себя, и тут полились слезы. Прошло много времени, прежде чем она выплакалась и вытерла лицо его носовым платком, размазав по лицу краску и пудру.
– Ради тебя я умоюсь, – сказала она, как только смогла заговорить. – Я, должно быть, ужасно выгляжу! Красные глаза и все прочее…
– Нет. Только не ты, – сказал Ким. Без защитного слоя косметики ее ничем не прикрытая уязвимость казалась еще более трогательной. Бой скверно обошелся с ней; Ким обещал себе, что никогда так не поступит. Она была гордой женщиной, и лишать ее этой гордости было подло.
– Теперь тебе лучше?
– Лучше? – Она повторила его интонацию. – Лучше по сравнению с чем?
На это не было ответа. Они молча сидели рядом. Через некоторое время Николь выпрямилась и нежно сняла его руку со своего плеча.
– Расскажи мне, как у тебя дела, Ким, – сказала она. Она была все так же бледна, но ей уже удавалось справляться со своим голосом. Ее мысли витали где-то очень далеко. Она чувствовала себя оцепеневшей и опустошенной. – Надеюсь, что ты живешь лучше, чем это получается у меня.
– Все совсем не так, – сказал Ким. – С той лишь разницей, что у меня не личная, а профессиональная проблема. Я только что получил письмо от Скотта. Кажется, меня ждут большие неприятности с моей новой книгой.
– Но ты же теперь знаменитость, – сказала Николь, готовая обсуждать дела Кима и вообще говорить про что угодно, только не про себя и Боя. – Я читала «Западный фронт» в переводе на французский. Он стал бестселлером во всех европейских странах, и в Америке тоже. Почему же ты говоришь, что у тебя возникла проблема?
– Я расскажу тебе всю эту кошмарную историю, – сказал Ким и, попивая вино, поведал Николь про рукопись, украденную возле Восточного вокзала, про то, как было трудно ее восстанавливать, и как он отдал ее Перкинсу за ленчем, и как теперь терзается тем, что от его редактора ничего не слышно, и даже про окончательно доконавший его постскриптум Скотта к своему письму. Он показал письмо ей. – Я могу лишь сказать, что эта книга была обречена с самого начала.
– Обречена? Ты суеверен, как французский крестьянин! – заметила Николь.
– Что ты знаешь про французских крестьян? – сказал Ким и рассмеялся.
– Что ты собираешься делать с этой книгой? – спросила Николь, и Ким не заметил, что она не присоединилась к его смеху.
– Именно этот вопрос я и пытался решить, когда появилась ты, – сказал Ким. – Если бы только была трансатлантическая телефонная связь! Я бы позвонил Перкинсу и переговорил с ним. Проклятая телефонная компания! Сколько лет они уже обещают наладить такую связь! Не понимаю, в чем там дело?
Николь улыбнулась в первый раз после того, как Ким сообщил ей про помолвку Боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101