Я вполне мог назначить себе жалованье на время ожидания. Дополнением к нему были бы легкие тридцать пунктов на росте «Анаконды». Подумать только – медвежье настроение по отношению к рынку в целом и бычье – в отношении к «Анаконде»! Я купил тридцать две тысячи акций «Анаконды», то есть восемь тысяч полных акций. Это была дивная маленькая авантюра, но я был уверен в расчетах, а прибыль увеличит маржу для последующих операций в медвежьем духе.
На следующий день где-то на севере разразилась буря или что-то в этом роде, и телеграф не работал. Я околачивался в конторе Хардин-гов в ожидании новостей. Публика сплетничала и обсуждала все подряд, как это всегда делает толпа биржевиков, не занятых торговлей. Затем пришло сообщение о котировке – единственное за весь день: «Анаконда», 292.
Со мной был один брокер из Нью-Йорка. он знал, что я купил восемь тысяч акций, и подозреваю, что он играл в том же направлении, потому что эта котировка явно оказалась для него ударом. Он опасался, что в этот самый момент «Анаконда» провалилась вниз еще на десять пунктов. При том стиле, в каком эти акции шли вверх, не было бы ничего необычного в их откате пунктов на двадцать. Но я утешил его: «Не отчаивайся, Джон. Завтра утром все будет в полном порядке». Я и сам в это верил. Но в ответ он только покачал головой. Он был уверен в проигрыше. Такой это был человек. Мне оставалось только посмеяться над ним. Я проторчал в конторе до вечера, на случай если телеграф опять заработает. Но нет. Эта котировка оказалась единственной за весь день: «Анаконда», 292. Для меня это была потеря почти ста тысяч долларов. Я ведь хотел быстрых действий. Ну, я их и получил.
На следующий день телеграф заработал, и котировки пошли как обычно. При открытии «Анаконда» стояла на 298, потом поднялась до 302 3/4, но быстро начала оседать. Да и остальной рынок не показывал признаков дальнейшего роста Я принял решение, что, если «Анаконда» вернется к уровню 301, значит, вся затея была зряшной. При нормальном ходе дел цена дошла бы до 310 без единой задержки. А если случился откат, значит, прошлый опыт меня подвел и я ошибся; а если человек ошибся, то единственный способ опять оказаться правым – отказаться от ошибочного поведения. Я купил восемь тысяч акций в расчете на то, что они вырастут на тридцать или сорок пунктов. Что ж, это для меня не первая ошибка, да и не последняя.
«Анаконда», натурально, вернулась на уровень 301. Когда она коснулась этого уровня, я велел телеграфисту:
– Продай мою «Анаконду», восемь тысяч полных акций. – Я сказал это очень тихо, чтобы никто не знал, что я делаю.
Телеграфист глянул на меня почти с ужасом. Но я утвердительно кивнул и сказал:
– Продай все до единой акции!
– Но, мистер Ливингстон, вы, конечно, не имеете в виду по текущей цене? – Он говорил так, как будто опасался, что из-за нерасторопного брокера может потерять несколько миллионов личных денег.
Но я подтвердил свое решение:
– Продай их! И лучше не спорь!
В конторе были братья Джим и Олли Блеки, но они не могли слышать мой разговор с телеграфистом. Это были крупные торговцы, которые появились в наших краях из Чикаго, где прославились своими спекуляциями с пшеницей, а сейчас они активно торговали на Нью-Йоркской фондовой бирже. Они были очень богаты и слыли отчаянными бабниками.
Когда я шел от телеграфиста к моему месту перед котировочной доской, Оливер Блек с улыбкой кивнул мне:
– Ларри, ты прогадаешь.
Я остановился и спросил:
– Ты о чем?
– Завтра утром ты купишь их назад.
– Что я куплю назад? – Я был в недоумении, потому что ни одна живая душа, кроме телеграфиста, не знала о моем решении.
– «Анаконду», – весело откликнулся он. – завтра утром ты выложишь за нее триста двадцать. Это был не лучший твой ход, Ларри, – он сочувственно улыбнулся.
– Какой ход? – Я был в полном недоумении.
– Я о продаже восьми тысяч акций «Анаконды» по текущей цене. Ты ведь настоял на этом, – ответил он.
У него была репутация очень умного человекa, который всегда имеет инсайдерскую информацию. Но я не мог понять, как он узнал об этой моей сделке. Я был уверен, что телеграфист не мог ему ничего сказать.
– Олли, а как ты узнал об этом? – в изумлении спросил я.
Он засмеялся:
– От Чарли Кратцера. – Так звали телеграфиста.
– Но он даже не вылезал из-за своего аппарата, – возразил я.
– Я не слышал, как вы шептались, – он довольно ухмылялся. – Но я разобрал каждое слово в тексте, который он передал в Нью-Йорк по твоему распоряжению. Мне как-то пришлось выучиться телеграфному делу, после больших неприятностей из-за ошибки в тексте. С тех пор всякий раз, как я даю телеграфисту устный приказ – вот как ты сейчас, – я всегда проверяю, верно ли он его передал. Так мне жить спокойнее. Но ты будешь жалеть, что продал «Анаконду». Они дойдут до пятисот.
– Только не в этот заезд, Олли, – возразил я.
В ответ он мне бросил со вздохом:
– Ну и гонор у тебя. Ларри.
– Дело не во мне, это лента, – ответил я. Там не было телеграфного аппарата и не было никакой ленты, но он меня понял.
– А, о таких птичках я слыхал, – с усмешкой отозвался он. – Они смотрят на ленту и видят не цены, а железнодорожное расписание акций – куда и когда кто прибудет. Но всех таких держат в обитых войлоком клетках, чтобы они не могли повредить себе.
Отвечать здесь было нечего, к тому же мне принесли отчет брокера. Он продал пять тысяч акций по 299 3/4. Я знал, что наши котировки отстают от рынка. Когда я передавал телеграфисту приказ, на нашей доске стояла цена 301. Я был настолько уверен, что в этот момент на бирже в Нью-Йорке цена уже упала, что, если бы мне кто предложил за акции 296, я бы с радостью от них избавился. Хорошо, что я никогда не лимитировал цены в своих приказах.
Что было бы, вздумай я установить на цену пордажи лимит в 300? Я бы до сих пор не избавился от этих акций. Нет уж. Если решил избавляться, надо избавляться.
Так, мои акции обошлись мне примерно по 300 за штуку. Следующие пятьсот – полных акций, разумеется, – они сбыли по 299 3/4. Потом продали тысячу по 299 5/8. Затем сотню по 1/2, две coтни по 3/8 и две сотни по 1/4. Остаток акций ушел по 298 3/4. Лучшему биржевому брокеру Хардингов потребовалось пятнадцать минут, чтобы продать последнюю сотню акций.
В тот самый миг, когда я получил отчет о продаже остатка акций, я приступил к тому, ради чего, собственно, и бросил рыбалку, – к продаже акций. Я просто обязан был заняться этим. Передо мной был рынок, выдохшийся после бессмысленного взлета, и он просто просил, чтобы его продали. Черт, люди опять начали говорить по-бычьи. Но рынок мне показывал, что подъем окончен. Можно было без риска приступать к продаже. Размышлять тут было не о чем.
На следующий день начальная цена «Анаконда» была 296. Оливер Блек, который рассчитывал на дальнейший подъем, пришел в контору пораньше, чтобы увидеть, как курс вырастет до 320.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90