Эти деньги свалились на меня как с неба, и я их просто подарил ей. Иными словами, если бы не повезло и деньги пропали, ей было бы их не жаль. Но он ведь заверил, что она непременно выиграет. Как было бы чудесно самой сделать деньги на бирже, а уж потом показать мне, как она ловко умеет и такие дела устраивать.
Ну, и на следующее утро она еще до открытия биржи зашла в контору Хардинга и попросила управляющего:
– Мистер Хейли, я хочу купить акции, но не на мой обычный счет, чтобы муж ничего не знал, пока я не получу выигрыш. Вы могли бы это для меня устроить?
Хейли, разумеется, разулыбался и ответил:
– Разумеется, мэм. Мы откроем для вас особый счет. А какие акции вы хотите купить и сколько?
Она передала ему пятьсот долларов и сказала:
– Понимаете, я бы хотела рискнуть только этой суммой. Если дело провалится, я бы не хотела платить еще сверх этого, и, пожалуйста, мистер Ливингстон не должен об этом даже догадываться. Купите для меня сразу после открытия на все эти деньги акции «Олова Борнео».
Хейли взял деньги и заверил ее, что не проговорится ни одной живой душе, и сразу после открытия купил для нее сотню акций «Олова Борнео». Помнится, они достались ей по 108. В тот день эти акции были очень активны, и к закрытию они поднялись на три пункта. Миссис Ливингстон была в таком восторге от своего подвига, что с трудом удерживалась от того, чтобы тут же все мне не рассказать.
И так совпало, что в то время у меня крепло медвежье отношение ко всему рынку в целом. Необычно большое число сделок с акциями «Олова Борнео» привлекло к ним мое внимание. Я был убежден, что сейчас совсем не время для роста курса любых акций, а этих – меньше всего. В тот же день я решил начать игру на понижение и для начала продал десять тысяч акций «Олова Борнео». Если бы не я, их курс, думаю, поднялся бы не на три, а на все пять или шесть пунктов.
На следующий день я продал две тысячи при открытии и еще две тысячи при закрытии биржи, и курс упал до 102.
Хейли, управляющий конторой Хардинга на Палм-Бич, на третье утро ожидал визита миссис Ливингстон. Когда я бывал там занят, она меня навещала часов в одиннадцать.
Хейли отвел ее в сторону и сказал:
– Миссис Ливингстон, если вы хотите, чтобы я держал для вас эти акции, вам придется доплатить маржу.
– Но у меня нет больше денег, – ответила она.
– Я могу снять с вашего основного счета, – предложил управляющий.
– Нет, – возразила она, – так Л. Л. узнает о моей затее.
– Но у вас по этому счету уже образовался убыток… – начал он.
– Но я же вам ясно сказала, что не хочу терять ничего, кроме этих пятисот долларов. Их бы я тоже предпочла не терять.
– Я знаю, миссис Ливингстон, но я не решался их продавать, не посоветовавшись с вами, и, если вы не прикажете оставить их, я от них избавлюсь.
– Но они так дивно себя вели в тот день, когда я их купила, – сказала она. – Я просто не могла себе представить, что все так быстро переменится. А вы догадывались?
– Нет, что вы! Мне даже в голову не приходило! – В брокерских конторах приходится быть дипломатом.
– А что с ними произошло, мистер Хейли?
Хейли, разумеется, знал, но не мог сказать, не выдав меня, а деловая тайна клиента – вещь священная. Поэтому он отделался указанием на превратности рынка:
– До меня ничего определенного не доходило. Но вы только взгляните! Почти не дышат! – и он ткнул пальцем в котировочную доску.
Миссис Ливингстон воззрилась на падающие акции и вскричала:
– Но мистер Хейли! Я не хочу терять мои пятьсот долларов! Что же мне делать?
– Не знаю, миссис Ливингстон, но, будь я на вашем месте, я бы обратился к мистеру Ливингстону.
– О, нет! Он не хочет, чтобы я самостоятельно торговала акциями. Он меня об этом просил. Он готов их покупать и продавать для меня, но я никогда ничего не покупала без его согласия. Я боюсь, он рассердится.
– Все будет хорошо, – успокаивающе сказал Хейли. – Он великолепный биржевик и сразу сообразит, что делать. – Видя, что она отрицательно качает головой, он добавил со скрытой издевкой: – Либо вам придется доплатить пару тысяч, чтобы сохранить свои акции.
Такая альтернатива мгновенно привела ее в чувство. Она обошла всю контору и нашла меня перед котировочной доской, где я наблюдал за тем, как слабеет рынок, и рассказала мне обо всем. Я был великодушен, но строг: «Ты глупая девчонка! Никогда не лезь в эти дела!»
Она, разумеется, с готовностью пообещала, и я вернул ей ее пятьсот долларов, после чего она и ушла вполне счастливая. К этому моменту курс застыл окончательно.
Было нетрудно понять, что случилось. Визенштейн был хитрым человеком. Он рассчитал, что миссис Ливингстон перескажет мне свой разговор с ним и я начну изучать акции. Он знал, что меня привлекает любая активность и что если я вхожу в дело, то ставлю по-крупному. Думаю, он рассчитывал, что я куплю десять или двадцать тысяч акций.
В жизни не слышал о более хитроумной и артистической подставке. Но он ошибся. Да иначе и быть не могло. Во-первых, юная дама как раз в тот день получила в подарок пятьсот долларов, а потому была в более авантюрном настроении, чем обычно. Она хотела выиграть совершенно самостоятельно и очень по-женски представила себе, как это все будет замечательно, так что искушение оказалось неотразимым. Она знала, как я отношусь к дилетантам на бирже, и поэтому не рискнула ни о чем мне рассказать. Визенштейн с ней ошибся.
Но он ошибался и в отношении меня. Я никогда не принимаю советов и наводок, а настроение у меня на тот момент было вполне медвежьим. Он думал привлечь меня к покупке акций «Олова Борнео», демонстрируя их активность и рост на три пункта. Но именно это подтолкнуло меня начать продажу всего рынка как раз с этих акций.
После разговора с миссис Ливингстон моя жажда опустить это «Олово» еще окрепла. Каждый день сразу после открытия и незадолго до закрытия биржи я помаленьку продавал эти акции и наконец увидел возможность извлечь немалую прибыль из этих продаж на понижение.
Я всегда считал, что торговать по наводке – это верх дурости. Сам я, видимо, не создан природой, чтобы следовать чужим советам. Иногда я думаю, что любители конфиденциальной информации чем-то подобны пьяницам. Всегда есть такие, кто не может устоять и всегда ищет дозу, без которой счастье кажется им невозможным. Ведь так легко настроить слух и впитывать советы. Чтобы тебе сказали, что именно нужно делать – и притом нечто простое и легкое, – чтобы стать счастливым, – это же великолепно, почти именины сердца. Это не столько ослепленность собственными желаниями, сколько надежда, спеленутая нежеланием хоть как-то мыслить.
И ведь такую болезненную зависимость от чужих мнений и слухов встречаешь не только среди любителей и новичков. Профессиональные торговцы, работающие в зале биржи, в этом смысле столь же хороши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Ну, и на следующее утро она еще до открытия биржи зашла в контору Хардинга и попросила управляющего:
– Мистер Хейли, я хочу купить акции, но не на мой обычный счет, чтобы муж ничего не знал, пока я не получу выигрыш. Вы могли бы это для меня устроить?
Хейли, разумеется, разулыбался и ответил:
– Разумеется, мэм. Мы откроем для вас особый счет. А какие акции вы хотите купить и сколько?
Она передала ему пятьсот долларов и сказала:
– Понимаете, я бы хотела рискнуть только этой суммой. Если дело провалится, я бы не хотела платить еще сверх этого, и, пожалуйста, мистер Ливингстон не должен об этом даже догадываться. Купите для меня сразу после открытия на все эти деньги акции «Олова Борнео».
Хейли взял деньги и заверил ее, что не проговорится ни одной живой душе, и сразу после открытия купил для нее сотню акций «Олова Борнео». Помнится, они достались ей по 108. В тот день эти акции были очень активны, и к закрытию они поднялись на три пункта. Миссис Ливингстон была в таком восторге от своего подвига, что с трудом удерживалась от того, чтобы тут же все мне не рассказать.
И так совпало, что в то время у меня крепло медвежье отношение ко всему рынку в целом. Необычно большое число сделок с акциями «Олова Борнео» привлекло к ним мое внимание. Я был убежден, что сейчас совсем не время для роста курса любых акций, а этих – меньше всего. В тот же день я решил начать игру на понижение и для начала продал десять тысяч акций «Олова Борнео». Если бы не я, их курс, думаю, поднялся бы не на три, а на все пять или шесть пунктов.
На следующий день я продал две тысячи при открытии и еще две тысячи при закрытии биржи, и курс упал до 102.
Хейли, управляющий конторой Хардинга на Палм-Бич, на третье утро ожидал визита миссис Ливингстон. Когда я бывал там занят, она меня навещала часов в одиннадцать.
Хейли отвел ее в сторону и сказал:
– Миссис Ливингстон, если вы хотите, чтобы я держал для вас эти акции, вам придется доплатить маржу.
– Но у меня нет больше денег, – ответила она.
– Я могу снять с вашего основного счета, – предложил управляющий.
– Нет, – возразила она, – так Л. Л. узнает о моей затее.
– Но у вас по этому счету уже образовался убыток… – начал он.
– Но я же вам ясно сказала, что не хочу терять ничего, кроме этих пятисот долларов. Их бы я тоже предпочла не терять.
– Я знаю, миссис Ливингстон, но я не решался их продавать, не посоветовавшись с вами, и, если вы не прикажете оставить их, я от них избавлюсь.
– Но они так дивно себя вели в тот день, когда я их купила, – сказала она. – Я просто не могла себе представить, что все так быстро переменится. А вы догадывались?
– Нет, что вы! Мне даже в голову не приходило! – В брокерских конторах приходится быть дипломатом.
– А что с ними произошло, мистер Хейли?
Хейли, разумеется, знал, но не мог сказать, не выдав меня, а деловая тайна клиента – вещь священная. Поэтому он отделался указанием на превратности рынка:
– До меня ничего определенного не доходило. Но вы только взгляните! Почти не дышат! – и он ткнул пальцем в котировочную доску.
Миссис Ливингстон воззрилась на падающие акции и вскричала:
– Но мистер Хейли! Я не хочу терять мои пятьсот долларов! Что же мне делать?
– Не знаю, миссис Ливингстон, но, будь я на вашем месте, я бы обратился к мистеру Ливингстону.
– О, нет! Он не хочет, чтобы я самостоятельно торговала акциями. Он меня об этом просил. Он готов их покупать и продавать для меня, но я никогда ничего не покупала без его согласия. Я боюсь, он рассердится.
– Все будет хорошо, – успокаивающе сказал Хейли. – Он великолепный биржевик и сразу сообразит, что делать. – Видя, что она отрицательно качает головой, он добавил со скрытой издевкой: – Либо вам придется доплатить пару тысяч, чтобы сохранить свои акции.
Такая альтернатива мгновенно привела ее в чувство. Она обошла всю контору и нашла меня перед котировочной доской, где я наблюдал за тем, как слабеет рынок, и рассказала мне обо всем. Я был великодушен, но строг: «Ты глупая девчонка! Никогда не лезь в эти дела!»
Она, разумеется, с готовностью пообещала, и я вернул ей ее пятьсот долларов, после чего она и ушла вполне счастливая. К этому моменту курс застыл окончательно.
Было нетрудно понять, что случилось. Визенштейн был хитрым человеком. Он рассчитал, что миссис Ливингстон перескажет мне свой разговор с ним и я начну изучать акции. Он знал, что меня привлекает любая активность и что если я вхожу в дело, то ставлю по-крупному. Думаю, он рассчитывал, что я куплю десять или двадцать тысяч акций.
В жизни не слышал о более хитроумной и артистической подставке. Но он ошибся. Да иначе и быть не могло. Во-первых, юная дама как раз в тот день получила в подарок пятьсот долларов, а потому была в более авантюрном настроении, чем обычно. Она хотела выиграть совершенно самостоятельно и очень по-женски представила себе, как это все будет замечательно, так что искушение оказалось неотразимым. Она знала, как я отношусь к дилетантам на бирже, и поэтому не рискнула ни о чем мне рассказать. Визенштейн с ней ошибся.
Но он ошибался и в отношении меня. Я никогда не принимаю советов и наводок, а настроение у меня на тот момент было вполне медвежьим. Он думал привлечь меня к покупке акций «Олова Борнео», демонстрируя их активность и рост на три пункта. Но именно это подтолкнуло меня начать продажу всего рынка как раз с этих акций.
После разговора с миссис Ливингстон моя жажда опустить это «Олово» еще окрепла. Каждый день сразу после открытия и незадолго до закрытия биржи я помаленьку продавал эти акции и наконец увидел возможность извлечь немалую прибыль из этих продаж на понижение.
Я всегда считал, что торговать по наводке – это верх дурости. Сам я, видимо, не создан природой, чтобы следовать чужим советам. Иногда я думаю, что любители конфиденциальной информации чем-то подобны пьяницам. Всегда есть такие, кто не может устоять и всегда ищет дозу, без которой счастье кажется им невозможным. Ведь так легко настроить слух и впитывать советы. Чтобы тебе сказали, что именно нужно делать – и притом нечто простое и легкое, – чтобы стать счастливым, – это же великолепно, почти именины сердца. Это не столько ослепленность собственными желаниями, сколько надежда, спеленутая нежеланием хоть как-то мыслить.
И ведь такую болезненную зависимость от чужих мнений и слухов встречаешь не только среди любителей и новичков. Профессиональные торговцы, работающие в зале биржи, в этом смысле столь же хороши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90