Нет, здесь слова как бы набрасываются друг на друга и заглатывают одно другое, так что части первого оказываются где-то глубоко внутри второго, и наоборот. Пять, шесть, десять слов бурно переплетаются между собой, входя даже внутрь корней своих соседей. Вместо предложения получается одно огромное, запутанное, странное, на наш непривычный взгляд, слово, которое и выражает весь смысл целой фразы.
Вот, например, на языке мексиканских индейцев наше предложение «я ем мясо» выразится как бы «одним словом»: «нинакагуа» – «ямясъем».
Слово это, на наш взгляд, состоит из глагола и двух имен. Однако глагол в этом языке вообще нельзя употреблять сам по себе, отдельно от других слов. Нельзя отдельно сказать ни «есть», ни «я ем», ни «дать», ни «я дам». Словами можно выражать только целые мысли:
«Я ем его мясо» – нигкуаиннакатль.
«Я что-то такое ем» – нитлакуа.
«Я кое-кому что-то такое даю» – нитетламака.
Как видите, эти языки не желают говорить о «предметах вообще» или о «живых существах вообще». Не умеют они и действия выражать как «действия вообще». Они не знают, что? значит «есть вообще»; им понятно только, как можно «есть то-то и то-то», или, в крайнем случае, «есть что-нибудь»[].
Языков такого строения очень много. Одни из них «инкорпорируют» (это слово по-латыни буквально означает «внедряют в тело») в одно и то же словопредложение больше, другие меньше слов-частей. В некоторых из них благодаря этому и возникают слова-гиганты, вроде того «виитокучумпункурюганиюгвивантумю», с которым мы уже сталкивались. Раскроем секрет: это слово означает определенный род занятий людей племени, обитающего в штате Юта, на юго-западе США, «тех, которые сидя разрезают ножами черных ручных бизонов» (то есть коров; по-видимому, такое «разрезание» входило в расписание каких-то церемоний или обрядов).
Не думайте, что этот пример – уродливое исключение. Один автор сообщает, что сочетание слов «наши искуснейшие зеркальщики», когда кому-то вздумалось перевести его на язык юкатанских майя, пришлось выразить таким поистине примечательным словом:
«руппакхнухтокепенаувутчутчухквоканехчаениннумуннонок».
Лингвисты постарались выяснить самую механику образования подобных слов. Знаток индейских языков, американский ученый Сэпир, приводит слово языка индейцев чинук, звучащее как
«и-н-и-а?-л-ю-д-а-м».
Оно состоит из корня «д», означающего «давать», шести префиксов и одного суффикса. Из префиксов каждый имеет свое значение; «и» – указывает на недавно прошедшее время, «н» – выражает понятие «я», «и» – другой «местоименный объект» – «это», «а» – третий такой же «объект» – «ей», и т. д. Всё вместе равносильно нашему предложению:
«Я прибыл, чтобы отдать ей это»,
но, по свидетельству Сэпира, представляет собою действительно вполне единое слово с ясно слышимым ударением на первом «а».
Разбирает Сэпир и еще один пример, взятый уже из языка племени фокс, давних обитателей долины Миссисипи (может быть, тех самых, которые усыновили пушкинского Джона Теннера!). У них слово
«экивинамотативачи»
значит: «тогда они (одушевленные) заставили некое существо (тоже одушевленное) скитаться, убегая то от одного, то от другого из них». Все это выражено через корень «киви» (он значит «мотаться туда-сюда»), вторую основу «-а-» (означающую «бегать»), один префикс, который проще всего передать нашим словом «тогда», и семь суффиксов, из коих у каждого свое собственное значение.
Я думаю, вы не будете возражать, если я скажу, что наши выражения «вызвать на два слова» или «объяснить в двух словах» должны звучать далеко не одинаково в устах китайца или сиамца, с одной стороны, и индейца племени фокс или пайют – с другой. Очевидно также, что если самые короткие слова свойственны «корневым» языкам, то наиболее длинные слова-удавы мы имеем основание искать в языках «инкорпорирующих». Наши же флективные и агглютинирующие языки, наиболее нам знакомые и близкие, занимают в этом строю, бесспорно, среднее место. Так, что ли?
Все это звучит весьма убедительно. Да так оно и было бы, если бы «длина слов» зависела только от их внутреннего строения, если бы длинные слова всегда слагались только из одного корня и нескольких «служебных частей». Но, к вашему утешению (если вашим родным языком является один из языков флектирующих и если вам очень хочется, чтобы у него были шансы стать чемпионом «длиннословия»), есть и другие способы получать из односложных слов многосложные, да еще какие многосложные!
САМОЕ ДЛИННОЕ СЛОВО МАРКА ТВЕНА
Знаменитый юморист почему-то очень охотно касался в своих произведениях различных особенностей именно немецкого языка. Он возвращался к ним неоднократно.
Как известно, язык этот обладает способностью образовывать сложные слова, подобные нашим «Фарфортрест» или «Ленинградуголь». В немецких военных книгах, например, то и дело натыкаешься на такие термины, как «вер-махт» (оружие+сила=армия), «панцер-шиф» (броня+корабль= броненосец), «флугцойг» (полёт+снаряд= самолет) и т. п.
Между этими терминами и нашими обычными сложными словами есть разница: те мы образовываем обязательно при помощи соединительной гласной «о» или «е» (сам-о-лет, земл-е-роб) и, надо сказать, прибегаем к ним без особой охоты. Немцы же (как и англичане), хотя и могут применять в таких случаях вместо соединительного согласного суффикс родительного падежа «-с» (рейс-с-вер, криг-с-гефангенэ), нередко обходятся без него, а используют они такой способ словопроизводства буквально на каждом шагу.
Правда, это свойственно, как мы видели, и китайскому языку. Но если в Китае или в Англии допускается образование по этому способу слов из двух, много из трех корней, то немецкому языку никаких границ в этом смысле не положено. Сравнительно недлинные, односложные и двусложные слова, как намагниченные, притягиваются друг к другу и соединяются в единое целое без каких-либо «заклепок» – изменений.
В русском языке:
В немецком языке:
сам + ходить = самоход
нэбель + верфер = нэбельверфер
(Nebel + Werfer = Nebelwerfer)
(туман + метатель = дымовой завесчик)
земля + трясение = землетрясение
вооль + бефинден = воольбефинден
(Wohl + befinden = Wohlbefinden)
(хорошо + пребывать = здоровье)
язык + знание = языкознание
фогель + фенгер = фогельфенгер
(Vogel + F?nger = Vogelf?nger)
(птица + ловец = птицелов)
И если у нас каждое такое многосложное слово выглядит как сравнительно редкое отклонение от нормы (лишь в переводах с древних языков то и дело попадаются «розоперстые» и «пестросандальные» богини), то в Германии они не смущают никого.
Вот почему в «Войне и мире» Л. Толстого старый князь Болконский, посмеиваясь над бездарным австрийским военным советом (по-немецки: «Гофкригсрат»; от слов «гоф» = «двор», «криг» = «война» и «рат» = «совет»), по праву называет его «гофкригсзурстшнапсратом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Вот, например, на языке мексиканских индейцев наше предложение «я ем мясо» выразится как бы «одним словом»: «нинакагуа» – «ямясъем».
Слово это, на наш взгляд, состоит из глагола и двух имен. Однако глагол в этом языке вообще нельзя употреблять сам по себе, отдельно от других слов. Нельзя отдельно сказать ни «есть», ни «я ем», ни «дать», ни «я дам». Словами можно выражать только целые мысли:
«Я ем его мясо» – нигкуаиннакатль.
«Я что-то такое ем» – нитлакуа.
«Я кое-кому что-то такое даю» – нитетламака.
Как видите, эти языки не желают говорить о «предметах вообще» или о «живых существах вообще». Не умеют они и действия выражать как «действия вообще». Они не знают, что? значит «есть вообще»; им понятно только, как можно «есть то-то и то-то», или, в крайнем случае, «есть что-нибудь»[].
Языков такого строения очень много. Одни из них «инкорпорируют» (это слово по-латыни буквально означает «внедряют в тело») в одно и то же словопредложение больше, другие меньше слов-частей. В некоторых из них благодаря этому и возникают слова-гиганты, вроде того «виитокучумпункурюганиюгвивантумю», с которым мы уже сталкивались. Раскроем секрет: это слово означает определенный род занятий людей племени, обитающего в штате Юта, на юго-западе США, «тех, которые сидя разрезают ножами черных ручных бизонов» (то есть коров; по-видимому, такое «разрезание» входило в расписание каких-то церемоний или обрядов).
Не думайте, что этот пример – уродливое исключение. Один автор сообщает, что сочетание слов «наши искуснейшие зеркальщики», когда кому-то вздумалось перевести его на язык юкатанских майя, пришлось выразить таким поистине примечательным словом:
«руппакхнухтокепенаувутчутчухквоканехчаениннумуннонок».
Лингвисты постарались выяснить самую механику образования подобных слов. Знаток индейских языков, американский ученый Сэпир, приводит слово языка индейцев чинук, звучащее как
«и-н-и-а?-л-ю-д-а-м».
Оно состоит из корня «д», означающего «давать», шести префиксов и одного суффикса. Из префиксов каждый имеет свое значение; «и» – указывает на недавно прошедшее время, «н» – выражает понятие «я», «и» – другой «местоименный объект» – «это», «а» – третий такой же «объект» – «ей», и т. д. Всё вместе равносильно нашему предложению:
«Я прибыл, чтобы отдать ей это»,
но, по свидетельству Сэпира, представляет собою действительно вполне единое слово с ясно слышимым ударением на первом «а».
Разбирает Сэпир и еще один пример, взятый уже из языка племени фокс, давних обитателей долины Миссисипи (может быть, тех самых, которые усыновили пушкинского Джона Теннера!). У них слово
«экивинамотативачи»
значит: «тогда они (одушевленные) заставили некое существо (тоже одушевленное) скитаться, убегая то от одного, то от другого из них». Все это выражено через корень «киви» (он значит «мотаться туда-сюда»), вторую основу «-а-» (означающую «бегать»), один префикс, который проще всего передать нашим словом «тогда», и семь суффиксов, из коих у каждого свое собственное значение.
Я думаю, вы не будете возражать, если я скажу, что наши выражения «вызвать на два слова» или «объяснить в двух словах» должны звучать далеко не одинаково в устах китайца или сиамца, с одной стороны, и индейца племени фокс или пайют – с другой. Очевидно также, что если самые короткие слова свойственны «корневым» языкам, то наиболее длинные слова-удавы мы имеем основание искать в языках «инкорпорирующих». Наши же флективные и агглютинирующие языки, наиболее нам знакомые и близкие, занимают в этом строю, бесспорно, среднее место. Так, что ли?
Все это звучит весьма убедительно. Да так оно и было бы, если бы «длина слов» зависела только от их внутреннего строения, если бы длинные слова всегда слагались только из одного корня и нескольких «служебных частей». Но, к вашему утешению (если вашим родным языком является один из языков флектирующих и если вам очень хочется, чтобы у него были шансы стать чемпионом «длиннословия»), есть и другие способы получать из односложных слов многосложные, да еще какие многосложные!
САМОЕ ДЛИННОЕ СЛОВО МАРКА ТВЕНА
Знаменитый юморист почему-то очень охотно касался в своих произведениях различных особенностей именно немецкого языка. Он возвращался к ним неоднократно.
Как известно, язык этот обладает способностью образовывать сложные слова, подобные нашим «Фарфортрест» или «Ленинградуголь». В немецких военных книгах, например, то и дело натыкаешься на такие термины, как «вер-махт» (оружие+сила=армия), «панцер-шиф» (броня+корабль= броненосец), «флугцойг» (полёт+снаряд= самолет) и т. п.
Между этими терминами и нашими обычными сложными словами есть разница: те мы образовываем обязательно при помощи соединительной гласной «о» или «е» (сам-о-лет, земл-е-роб) и, надо сказать, прибегаем к ним без особой охоты. Немцы же (как и англичане), хотя и могут применять в таких случаях вместо соединительного согласного суффикс родительного падежа «-с» (рейс-с-вер, криг-с-гефангенэ), нередко обходятся без него, а используют они такой способ словопроизводства буквально на каждом шагу.
Правда, это свойственно, как мы видели, и китайскому языку. Но если в Китае или в Англии допускается образование по этому способу слов из двух, много из трех корней, то немецкому языку никаких границ в этом смысле не положено. Сравнительно недлинные, односложные и двусложные слова, как намагниченные, притягиваются друг к другу и соединяются в единое целое без каких-либо «заклепок» – изменений.
В русском языке:
В немецком языке:
сам + ходить = самоход
нэбель + верфер = нэбельверфер
(Nebel + Werfer = Nebelwerfer)
(туман + метатель = дымовой завесчик)
земля + трясение = землетрясение
вооль + бефинден = воольбефинден
(Wohl + befinden = Wohlbefinden)
(хорошо + пребывать = здоровье)
язык + знание = языкознание
фогель + фенгер = фогельфенгер
(Vogel + F?nger = Vogelf?nger)
(птица + ловец = птицелов)
И если у нас каждое такое многосложное слово выглядит как сравнительно редкое отклонение от нормы (лишь в переводах с древних языков то и дело попадаются «розоперстые» и «пестросандальные» богини), то в Германии они не смущают никого.
Вот почему в «Войне и мире» Л. Толстого старый князь Болконский, посмеиваясь над бездарным австрийским военным советом (по-немецки: «Гофкригсрат»; от слов «гоф» = «двор», «криг» = «война» и «рат» = «совет»), по праву называет его «гофкригсзурстшнапсратом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106