Тогда схватил он два копья руками, не давая поднять их и пустить в ход.
Ярослав смахнул два острых кованых жала, прежде чем третье нашло брешь в его броне, опрокинув на щепки и доски. Чувствуя, что рана не так уж и опасна и сила еще есть, засечник мертвой хваткой, ровно клещ, вцепился в мелькнувшее над ним копье.
Козодой не успел уклониться и наделся на пику, побратим его оказался ловчее — обрубил одно, прижал к земле второе и ногой преломил.
Хлопнул арбалет, и тяжелый болт пробил донца от бока до бока.
Но видя порыв этой горстки и не замечая больше монолита в строю ливонском, стрельцы дружно рванулись вверх по накиданному сору. Копья не остановили вала, хоть и убили многих; не остановили и щиты.
Большой полк буквально сбросил нарвскую пехоту с гребня искусственного возвышения и уже здесь, где строй смешался, началась жестокая резня. Дрались всем — прикладами, пищалями и ножами, кулаками и саблями, коленями и даже шлемами бодали в лицо один другого.
Такого натиска немцы не выдержали, стали разбегаться по боковым улочкам.
Здесь казаки устроили на беззащитных кнехтов настоящую охоту, мстя за гибель тех, кто первыми ворвался в Нарву вслед за отступающими рыцарями.
Сломив сопротивление ландскнехтов, Басманов также вышел к замку. Его силы выглядели жалкими и побитыми, никак не победителями — камзолы на стрельцах дымились, люди слепо опирались на бердыши и пищали, брели куда-то без всякого толка…
Фохт попытался совершить еще одну контратаку.
Бутурлин, которому со стен было отлично видно все, что творилось в замке, велел стрельцам спускаться вниз. Многие послушались, и, пройдя сквозь огонь, по мелким улочкам, с флангов атаковали идущих на вылазку ливонцев. В ходе яростной рукопашной все немцы, вышедшие из замка, остались на месте, назад не ушел ни один.
Жар постепенно стал спадать, и только возле самого замка, в глубине нижнего города все равно продолжался ад.
— Начнем обстрел замка! — крикнул Басманов. — Забирайся назад на стены, друг Бутурлин.
— А если Фохт, будь он неладен…
— Мы справимся, полезай!
Вскоре собственные ливонские пушки стали вновь гвоздить по замку.
Не выдержав пальбы и одного часа, немцы снова высунулись, на конях, со значками на копьях и в крестоносных плащах. На этот раз рядом не было спесивых детей боярских, способных помешать стрельцам.
Большой полк дал только один залп.
Рыцарей и воинов поплоше, способных идти в атаку, у Фохта не осталось.
Обороняться также не было никакой возможности — огонь в нижнем городе поутих, московиты умудрились подтащить к замку несколько своих осадных пушек. Теперь пожар вспыхнул и в самом замке.
Басманов подъехал к замку, прикрывая от жара лицо свернутым плащом.
— Рыцарь Фохт! — проорал он, привстав на стременах. — Если ты еще жив, выходи, говорить станем!
Сверху хлопнул выстрел. Басманов весело и зло рассмеялся:
— Напугали ежа голым задом! После вашего пожарища мне огненное зелье нипочем. Фохта давай!
И рыцарь выехал, степенный и неторопливый, как всегда.
Басманов представился.
— Признаться, — сказал невозмутимый, словно снулый окунь, комендант, — я думал, что этими дикими ордами должен управлять какой-нибудь казак или восточный человек с раскосым прищуром глаз.
— Вы еще казаков не видали, — усмехнулся Басманов, вспоминая, как Аника прорубался сквозь баррикаду, ровно лось сквозь бурелом, орудуя топором. Шапка при этом на нем горела, как и башлык… — Замок оборонить нельзя, вы сваритесь внутри, и весь сказ. Выйти также не сможете — уже пробовали соваться.
— Ваше предложение, князь, — спокойно глядя на Басманова, произнес рыцарь.
«Что за человек? — подумал опричник. — Ровно истукан железный!..»
— Вы храбро дрались и не просили пощады, я сам вызвал тебя на разговор. Предлагаю почетную сдачу — выпущу весь гарнизон, со знаменами и значками, рыцари при себе сохранят оружие.
— Я согласен, — без всякой паузы сказал комендант.
Басманов тряхнул головой, словно не веря своим ушам.
— Передайте Бутурлину — кончай пальбу! Пушки смолкли на ливонских (теперь уже — бывших ливонских) башнях.
Через некоторое время рог возвестил, что гарнизон выходит.
Впереди ехал рыцарь Фохт, которого ждала впереди позорная смерть в безвестном курляндском замке.
За ним — две дюжины уцелевших кавалеров.
А потом потянулись искалеченные и обгоревшие кнехты, местные жители, загнанные в замок пожаром и неразберихой, все еще пьяные и злые ландскнехты.
Казаки вились вокруг немцев, словно акулы вокруг умирающего кита, потрясая саблями и выкрикивая всякую хулу, что шла им на ум. Пожалуй, среди них молчал лишь один обожженный с ног до головы Аника.
— Ругодив наш! — взревел Бутурлин, и в воздух полетели стрелецкие шапки.
Глава 28
ЗА СПИНОЙ
К ладной усадьбе с крепким палисадом и кряжистой мельницей у ручья подлетел всадник, одетый и на военный лад, и на щегольской. Стрелка ерихонки не только поднята, а закреплена столь высоко, что ясно — не собирается обладатель рубиться на саблях, а намеренно превратил хороший шелом в подобие шутовского наряда. Стрелка торчит ровно петушиное перо, задорно и глупо. Броня есть на мужчине, но не для защиты от стрелы или меча, а чтобы брюхо блестело — кольчуга прямо поверх рубахи, без поддоспешника, поверх нее накинут юшман, но не забран застежками, а болтается, словно на корове седло.
Однако вся справа верхового стоила немногим меньше, чем усадьба, к которой он приблизился. А раз есть у человека такой достаток — то сам он себе голова, что да как носить, и в какое время.
— Здесь ли живет боярин Собакин, бывший воеводой в Асторакани? — спросил всадник.
Из-за ворот добротных ему ответили:
— Здесь живет Матвей Иванович, а кто кличет?
— Царской службы человек, — гордо ответил всадник. — Впускай, а то худо будет.
— Все мы в России-матушке царской службы люди, — ответил тот же голос. — Назовись по-божески, именем-отчеством.
— Семен Брыль я, служу опричному воеводе Грязному.
— С опричниками Матвей Иванович дела иметь не станет, — голос сделался желчным. — Больно много гонору вы взяли в последние времена, ровно шляхта какая на Руси завелась.
— Стоят в том лесочке два десятка стрельцов, — сказал назвавшийся Брылем. — Если кликну их? Снимут ворота с петель, а тебя заместо них повесят…
— Скликай свое воронье, опричник, — ответил его невидимый собеседник. — Я стар, мне уже все равно.
— Ты позови боярина, дубина, может, я ему яблочек привез моченых.
— Не можно будить боярина. Почивает.
— Ну, и что делать? — спросил сам у себя Семен Брыль. — Это мы-то шляхта? Почивает боярин, когда его из царской службы спрашивают…
Он привстал на стременах и свистнул. Тут же из рощи выехали оружные стрельцы, хмуро оглядывая усадьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Ярослав смахнул два острых кованых жала, прежде чем третье нашло брешь в его броне, опрокинув на щепки и доски. Чувствуя, что рана не так уж и опасна и сила еще есть, засечник мертвой хваткой, ровно клещ, вцепился в мелькнувшее над ним копье.
Козодой не успел уклониться и наделся на пику, побратим его оказался ловчее — обрубил одно, прижал к земле второе и ногой преломил.
Хлопнул арбалет, и тяжелый болт пробил донца от бока до бока.
Но видя порыв этой горстки и не замечая больше монолита в строю ливонском, стрельцы дружно рванулись вверх по накиданному сору. Копья не остановили вала, хоть и убили многих; не остановили и щиты.
Большой полк буквально сбросил нарвскую пехоту с гребня искусственного возвышения и уже здесь, где строй смешался, началась жестокая резня. Дрались всем — прикладами, пищалями и ножами, кулаками и саблями, коленями и даже шлемами бодали в лицо один другого.
Такого натиска немцы не выдержали, стали разбегаться по боковым улочкам.
Здесь казаки устроили на беззащитных кнехтов настоящую охоту, мстя за гибель тех, кто первыми ворвался в Нарву вслед за отступающими рыцарями.
Сломив сопротивление ландскнехтов, Басманов также вышел к замку. Его силы выглядели жалкими и побитыми, никак не победителями — камзолы на стрельцах дымились, люди слепо опирались на бердыши и пищали, брели куда-то без всякого толка…
Фохт попытался совершить еще одну контратаку.
Бутурлин, которому со стен было отлично видно все, что творилось в замке, велел стрельцам спускаться вниз. Многие послушались, и, пройдя сквозь огонь, по мелким улочкам, с флангов атаковали идущих на вылазку ливонцев. В ходе яростной рукопашной все немцы, вышедшие из замка, остались на месте, назад не ушел ни один.
Жар постепенно стал спадать, и только возле самого замка, в глубине нижнего города все равно продолжался ад.
— Начнем обстрел замка! — крикнул Басманов. — Забирайся назад на стены, друг Бутурлин.
— А если Фохт, будь он неладен…
— Мы справимся, полезай!
Вскоре собственные ливонские пушки стали вновь гвоздить по замку.
Не выдержав пальбы и одного часа, немцы снова высунулись, на конях, со значками на копьях и в крестоносных плащах. На этот раз рядом не было спесивых детей боярских, способных помешать стрельцам.
Большой полк дал только один залп.
Рыцарей и воинов поплоше, способных идти в атаку, у Фохта не осталось.
Обороняться также не было никакой возможности — огонь в нижнем городе поутих, московиты умудрились подтащить к замку несколько своих осадных пушек. Теперь пожар вспыхнул и в самом замке.
Басманов подъехал к замку, прикрывая от жара лицо свернутым плащом.
— Рыцарь Фохт! — проорал он, привстав на стременах. — Если ты еще жив, выходи, говорить станем!
Сверху хлопнул выстрел. Басманов весело и зло рассмеялся:
— Напугали ежа голым задом! После вашего пожарища мне огненное зелье нипочем. Фохта давай!
И рыцарь выехал, степенный и неторопливый, как всегда.
Басманов представился.
— Признаться, — сказал невозмутимый, словно снулый окунь, комендант, — я думал, что этими дикими ордами должен управлять какой-нибудь казак или восточный человек с раскосым прищуром глаз.
— Вы еще казаков не видали, — усмехнулся Басманов, вспоминая, как Аника прорубался сквозь баррикаду, ровно лось сквозь бурелом, орудуя топором. Шапка при этом на нем горела, как и башлык… — Замок оборонить нельзя, вы сваритесь внутри, и весь сказ. Выйти также не сможете — уже пробовали соваться.
— Ваше предложение, князь, — спокойно глядя на Басманова, произнес рыцарь.
«Что за человек? — подумал опричник. — Ровно истукан железный!..»
— Вы храбро дрались и не просили пощады, я сам вызвал тебя на разговор. Предлагаю почетную сдачу — выпущу весь гарнизон, со знаменами и значками, рыцари при себе сохранят оружие.
— Я согласен, — без всякой паузы сказал комендант.
Басманов тряхнул головой, словно не веря своим ушам.
— Передайте Бутурлину — кончай пальбу! Пушки смолкли на ливонских (теперь уже — бывших ливонских) башнях.
Через некоторое время рог возвестил, что гарнизон выходит.
Впереди ехал рыцарь Фохт, которого ждала впереди позорная смерть в безвестном курляндском замке.
За ним — две дюжины уцелевших кавалеров.
А потом потянулись искалеченные и обгоревшие кнехты, местные жители, загнанные в замок пожаром и неразберихой, все еще пьяные и злые ландскнехты.
Казаки вились вокруг немцев, словно акулы вокруг умирающего кита, потрясая саблями и выкрикивая всякую хулу, что шла им на ум. Пожалуй, среди них молчал лишь один обожженный с ног до головы Аника.
— Ругодив наш! — взревел Бутурлин, и в воздух полетели стрелецкие шапки.
Глава 28
ЗА СПИНОЙ
К ладной усадьбе с крепким палисадом и кряжистой мельницей у ручья подлетел всадник, одетый и на военный лад, и на щегольской. Стрелка ерихонки не только поднята, а закреплена столь высоко, что ясно — не собирается обладатель рубиться на саблях, а намеренно превратил хороший шелом в подобие шутовского наряда. Стрелка торчит ровно петушиное перо, задорно и глупо. Броня есть на мужчине, но не для защиты от стрелы или меча, а чтобы брюхо блестело — кольчуга прямо поверх рубахи, без поддоспешника, поверх нее накинут юшман, но не забран застежками, а болтается, словно на корове седло.
Однако вся справа верхового стоила немногим меньше, чем усадьба, к которой он приблизился. А раз есть у человека такой достаток — то сам он себе голова, что да как носить, и в какое время.
— Здесь ли живет боярин Собакин, бывший воеводой в Асторакани? — спросил всадник.
Из-за ворот добротных ему ответили:
— Здесь живет Матвей Иванович, а кто кличет?
— Царской службы человек, — гордо ответил всадник. — Впускай, а то худо будет.
— Все мы в России-матушке царской службы люди, — ответил тот же голос. — Назовись по-божески, именем-отчеством.
— Семен Брыль я, служу опричному воеводе Грязному.
— С опричниками Матвей Иванович дела иметь не станет, — голос сделался желчным. — Больно много гонору вы взяли в последние времена, ровно шляхта какая на Руси завелась.
— Стоят в том лесочке два десятка стрельцов, — сказал назвавшийся Брылем. — Если кликну их? Снимут ворота с петель, а тебя заместо них повесят…
— Скликай свое воронье, опричник, — ответил его невидимый собеседник. — Я стар, мне уже все равно.
— Ты позови боярина, дубина, может, я ему яблочек привез моченых.
— Не можно будить боярина. Почивает.
— Ну, и что делать? — спросил сам у себя Семен Брыль. — Это мы-то шляхта? Почивает боярин, когда его из царской службы спрашивают…
Он привстал на стременах и свистнул. Тут же из рощи выехали оружные стрельцы, хмуро оглядывая усадьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74