До чего ж я был неуклюжий и косорукий! Мне приходилось видеть, как индейцы делали такую же работу втрое быстрее. Потом я еще раз передвинул костер, настелил сосновой хвои по теплой земле, где раньше был огонь, и свернулся на ней, накрывшись лосиной шкурой.
Конечно, мне сейчас было не до мечтаний, но мысли сами все возвращались к горной хижине, где я родился, стоявшей почти под самым перевалом Дэннис-Гэп, в Теннесси. Эта старая хижина, при всей своей убогости, была такая уютная; а сейчас она, наверно, заброшенная и пустая, если только в нее не перебрался какой-нибудь скваттер.
В рассветном холоде птицы в кустах рассказывали свои байки — значит, вокруг все спокойно. Так они радостно звенели, что вряд ли поблизости творилось что-то недоброе.
Ступни у меня были воспалены, а икры страшно ныли от неуклюжей походки — я на ходу все выворачивал ноги, чтобы хоть чуток поберечь подошвы. Я поднялся на ноги, но при первом же шаге меня резанула такая боль, что слезы выступили на глазах. В общем, я снова сел. Господи, подумать страшно, в какую я неприятную историю попал…
Это место не годилось для долгой стоянки. Нужно было двигаться дальше, во что бы то ни стало… Внезапно боковым зрением я уловил какое-то движение на склоне. Повернул туда голову — и увидел волка.
Это был волк с разорванным ухом, и он следил за мной.
Глава 2
Не знаю, что случилось с остальными волками, но этот был здесь, и я его хорошо помнил.
— Привет, парень! — сказал я, собрал объедки, оставшиеся около костра, и бросил ему.
Он поднялся на ноги, двинулся вперед, потом остановился. Я повернулся к нему спиной, взвалил на плечо свой тюк и, взяв дубинку, пошел поперек склона.
Выйдя на открытое место, я посмотрел с горы назад. Далеко внизу, еще на равнине, я заметил какое-то движение — там ехало несколько человек.
У меня перехватило горло. Все-таки они явились, и это означало, что у меня нет ни одного шанса спастись. Ни единого…
Если они продолжают идти по моему следу, то, несомненно, меня поймают.
Волк подошел к тому месту, куда я бросил мясные объедки, и обнюхал их.
…Мои неприятности начались, когда мы с Галлоуэем решили заняться скотоводством. Мы хотели найти для себя какие-нибудь новые края, не слишком набитые людьми. Мы хотели поселиться где-нибудь в горах или поблизости от гор, и нам нужна была земля, где была бы трава и вода.
Потолковали мы с Теллом Сакеттом и со старым Кэпом Раунтри, его приятелем, и они рассказали нам про местность, прилегающую к рекам Анимас, Флорида и Ла-Плата. Нам показалось, что было бы неплохо прогуляться в те края и своими глазами поглядеть, как там и что. Галлоуэй был занят, он помогал Пармали Сакетту управляться со стадом, которое тот недавно купил в Аризоне, так что я решил отправиться вперед и разведать те места. Приятней прогулки мне в жизни совершать не доводилось — пока я не наткнулся на этих апачей.
Они меня приметили и ринулись ко мне, а я решил держаться от них подальше, тут же развернул коня обратно и пустил его вскачь. Примерно на четвертом скачке конь угодил копытом в нору суслика. Когда я поднялся, в глазах и ушах было полно песка, винтовка оказалась под конем, который валялся со сломанной ногой, а индейцы неслись на меня галопом.
Их было слишком много, чтобы драться, ну, я и решил попытаться изобразить из себя смельчака и встретить их лицом к лицу. Индейцы — народ чувствительный ко всякому такому, и если я не буду стрелять и сострою смелую мину, так они может, отнесутся ко мне по-другому.
Ну, пошел я им навстречу, а когда они появились, обругал их на апачском наречии, как умел, и говорю, мол, так с друзьями не обращаются.
Только фокус не вышел. Они меня связали по рукам и ногам и отвезли к себе в лагерь. Все собрались — интересно им было поглядеть, стойкий ли я мужчина; начали они с того, что содрали всю одежду и выложили меня на солнце, привязав к вбитым в землю колышкам. Подвесили мех с водой возле самой головы, вода из него сочилась капля за каплей в нескольких дюймах от моих губ, но мне они воды не давали.
Детвора со всего лагеря и кое-кто из скво меня не оставляли в покое — швыряли в лицо песок, колотили палками, иной раз по полчаса кряду. Но добились они только одного — я проклинал их на чем свет стоит. Тогда они решили попробовать что-нибудь более действенное.
Пока они сидели вокруг костра и решали, что им со мной делать, я использовал это время с толком.
Один из мальчишек бил меня, бил, пока приморился; бросил свою палку, а она упала мне на грудь — да там и осталась. Я и стал корчиться и выпячивать грудь, пока эта палка не сползла поближе ко рту; тут уж я прихватил ее зубами и принялся вертеть и наклонять голову, пока капли из меха с водой не начали попадать на палку и стекать по ней в мою сторону.
Сперва вода капала все больше на землю, мимо палки, но я вцепился в нее как бульдог — и будьте уверены, в конце концов кое-какие капли стали попадать мне в рот. Нельзя сказать, чтобы это было сильно много, но когда тебя столько держали без воды, так даже самая маленькая капля здорово, просто здорово хороша.
У меня уже заболели челюсти и шею свело, но я не решался шевельнуться — боялся, что выроню палку или вода по ней потечет мимо.
И тут вдруг один индеец заметил, чем я занимаюсь, и созвал остальных. Ну, сэр, такого громкого смеха вы в жизни не слышали! Они всей толпой собрались вокруг, все тыкали в меня пальцами и обсуждали мою выдумку. То, что я сделал, это был новый трюк, и они меня зауважали, потому что я не сдавался, но их планов это никак не изменило. Когда они все насмотрелись, один из воинов наклонился и выдернул палку у меня изо рта, да так резко, что чуть не выворотил вместе с нею несколько зубов. Я обозвал его никчемным койотом, ворующим объедки у собак, а он меня двинул ногой.
Всю ночь я лежал там на песке, распяленный между колышков, воды у меня не было ни капли, а надежды еще меньше. Ночью через меня прополз тарантул, направляясь куда-то по своим делам, а муравьи облюбовали ссадины, оставшиеся после палочных ударов. Когда рассвело, апачи развязали мне ноги и отвели к муравейнику — у них там были вколочены в землю столбы, и я хорошо представил, что они замышляют.
Вдруг ни с того ни с сего грохнул выстрел, раздался истошный вопль, потом несколько вскриков со стонами, и тут же все воины племени повскакивали на своих пони и понеслись на этот шум. Не знаю уж, что там у них стряслось…
А когда они все смотали, я поступил так же.
Мы, сакеттовские ребята, часто бегали наперегонки, и я всегда мог удержаться на уровне среднего бегуна; так что я сорвался с места, как вспугнутый заяц, и понесся, не обращая внимания на острые камни и щебенку под ногами. А скво бросились за мной следом, и вопили они так, что чуть не лопнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Конечно, мне сейчас было не до мечтаний, но мысли сами все возвращались к горной хижине, где я родился, стоявшей почти под самым перевалом Дэннис-Гэп, в Теннесси. Эта старая хижина, при всей своей убогости, была такая уютная; а сейчас она, наверно, заброшенная и пустая, если только в нее не перебрался какой-нибудь скваттер.
В рассветном холоде птицы в кустах рассказывали свои байки — значит, вокруг все спокойно. Так они радостно звенели, что вряд ли поблизости творилось что-то недоброе.
Ступни у меня были воспалены, а икры страшно ныли от неуклюжей походки — я на ходу все выворачивал ноги, чтобы хоть чуток поберечь подошвы. Я поднялся на ноги, но при первом же шаге меня резанула такая боль, что слезы выступили на глазах. В общем, я снова сел. Господи, подумать страшно, в какую я неприятную историю попал…
Это место не годилось для долгой стоянки. Нужно было двигаться дальше, во что бы то ни стало… Внезапно боковым зрением я уловил какое-то движение на склоне. Повернул туда голову — и увидел волка.
Это был волк с разорванным ухом, и он следил за мной.
Глава 2
Не знаю, что случилось с остальными волками, но этот был здесь, и я его хорошо помнил.
— Привет, парень! — сказал я, собрал объедки, оставшиеся около костра, и бросил ему.
Он поднялся на ноги, двинулся вперед, потом остановился. Я повернулся к нему спиной, взвалил на плечо свой тюк и, взяв дубинку, пошел поперек склона.
Выйдя на открытое место, я посмотрел с горы назад. Далеко внизу, еще на равнине, я заметил какое-то движение — там ехало несколько человек.
У меня перехватило горло. Все-таки они явились, и это означало, что у меня нет ни одного шанса спастись. Ни единого…
Если они продолжают идти по моему следу, то, несомненно, меня поймают.
Волк подошел к тому месту, куда я бросил мясные объедки, и обнюхал их.
…Мои неприятности начались, когда мы с Галлоуэем решили заняться скотоводством. Мы хотели найти для себя какие-нибудь новые края, не слишком набитые людьми. Мы хотели поселиться где-нибудь в горах или поблизости от гор, и нам нужна была земля, где была бы трава и вода.
Потолковали мы с Теллом Сакеттом и со старым Кэпом Раунтри, его приятелем, и они рассказали нам про местность, прилегающую к рекам Анимас, Флорида и Ла-Плата. Нам показалось, что было бы неплохо прогуляться в те края и своими глазами поглядеть, как там и что. Галлоуэй был занят, он помогал Пармали Сакетту управляться со стадом, которое тот недавно купил в Аризоне, так что я решил отправиться вперед и разведать те места. Приятней прогулки мне в жизни совершать не доводилось — пока я не наткнулся на этих апачей.
Они меня приметили и ринулись ко мне, а я решил держаться от них подальше, тут же развернул коня обратно и пустил его вскачь. Примерно на четвертом скачке конь угодил копытом в нору суслика. Когда я поднялся, в глазах и ушах было полно песка, винтовка оказалась под конем, который валялся со сломанной ногой, а индейцы неслись на меня галопом.
Их было слишком много, чтобы драться, ну, я и решил попытаться изобразить из себя смельчака и встретить их лицом к лицу. Индейцы — народ чувствительный ко всякому такому, и если я не буду стрелять и сострою смелую мину, так они может, отнесутся ко мне по-другому.
Ну, пошел я им навстречу, а когда они появились, обругал их на апачском наречии, как умел, и говорю, мол, так с друзьями не обращаются.
Только фокус не вышел. Они меня связали по рукам и ногам и отвезли к себе в лагерь. Все собрались — интересно им было поглядеть, стойкий ли я мужчина; начали они с того, что содрали всю одежду и выложили меня на солнце, привязав к вбитым в землю колышкам. Подвесили мех с водой возле самой головы, вода из него сочилась капля за каплей в нескольких дюймах от моих губ, но мне они воды не давали.
Детвора со всего лагеря и кое-кто из скво меня не оставляли в покое — швыряли в лицо песок, колотили палками, иной раз по полчаса кряду. Но добились они только одного — я проклинал их на чем свет стоит. Тогда они решили попробовать что-нибудь более действенное.
Пока они сидели вокруг костра и решали, что им со мной делать, я использовал это время с толком.
Один из мальчишек бил меня, бил, пока приморился; бросил свою палку, а она упала мне на грудь — да там и осталась. Я и стал корчиться и выпячивать грудь, пока эта палка не сползла поближе ко рту; тут уж я прихватил ее зубами и принялся вертеть и наклонять голову, пока капли из меха с водой не начали попадать на палку и стекать по ней в мою сторону.
Сперва вода капала все больше на землю, мимо палки, но я вцепился в нее как бульдог — и будьте уверены, в конце концов кое-какие капли стали попадать мне в рот. Нельзя сказать, чтобы это было сильно много, но когда тебя столько держали без воды, так даже самая маленькая капля здорово, просто здорово хороша.
У меня уже заболели челюсти и шею свело, но я не решался шевельнуться — боялся, что выроню палку или вода по ней потечет мимо.
И тут вдруг один индеец заметил, чем я занимаюсь, и созвал остальных. Ну, сэр, такого громкого смеха вы в жизни не слышали! Они всей толпой собрались вокруг, все тыкали в меня пальцами и обсуждали мою выдумку. То, что я сделал, это был новый трюк, и они меня зауважали, потому что я не сдавался, но их планов это никак не изменило. Когда они все насмотрелись, один из воинов наклонился и выдернул палку у меня изо рта, да так резко, что чуть не выворотил вместе с нею несколько зубов. Я обозвал его никчемным койотом, ворующим объедки у собак, а он меня двинул ногой.
Всю ночь я лежал там на песке, распяленный между колышков, воды у меня не было ни капли, а надежды еще меньше. Ночью через меня прополз тарантул, направляясь куда-то по своим делам, а муравьи облюбовали ссадины, оставшиеся после палочных ударов. Когда рассвело, апачи развязали мне ноги и отвели к муравейнику — у них там были вколочены в землю столбы, и я хорошо представил, что они замышляют.
Вдруг ни с того ни с сего грохнул выстрел, раздался истошный вопль, потом несколько вскриков со стонами, и тут же все воины племени повскакивали на своих пони и понеслись на этот шум. Не знаю уж, что там у них стряслось…
А когда они все смотали, я поступил так же.
Мы, сакеттовские ребята, часто бегали наперегонки, и я всегда мог удержаться на уровне среднего бегуна; так что я сорвался с места, как вспугнутый заяц, и понесся, не обращая внимания на острые камни и щебенку под ногами. А скво бросились за мной следом, и вопили они так, что чуть не лопнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42