Игорь уловил на себе тревожно-вопрошающий взгляд стоявшего рядом Ратибора, напряжением воли сбросил овладевшее было им оцепенение. Лицо главного воеводы было бесстрастным, на нем не было заметно каких-либо признаков волнения, лишь немного белее обычного стали широкие скулы да совсем скрылись под длинными густыми усами крепко стиснутые губы.
— Ромеи, княже, — тихо произнес он. — Мыслили скрестить меч с империей на суше, а придется мериться с ней силой на море.
— Но откуда они здесь? — выкрикнул Игорь. — Ведь имперский флот еще месяц назад должен был уйти к берегам теплых морей! Уйти полностью и надолго!
Ратибор пожал плечами.
— Разве теперь это важно? Что там ни случилось, ромеи перед нами и надобно готовиться к скорой брани. Тяжкой и кровавой будет она для нас.
— Ромеев столько, что нам не одолеть их. Так пусть сполна заплатят за нашу смерть, — со злостью проговорил Игорь, хватаясь за меч.
— Умереть легче всего, княже, — невозмутимо сказал Ратибор, не отрывая взгляда от приближавшихся византийских кораблей. — Пусть боги не даровали нам победу сегодня, мы одержим верх завтра А для этого надобно жить. — Он повернулся к Игорю, в упор посмотрел ему в лицо. — Следует прорываться, княже. Как можно скорее и обязательно в разные стороны.
— Согласен, главный воевода, — не раздумывая, ответил Игорь. — Спасибо за твои слова, — дрогнувшим голосом добавил он. — Ты прав: коли боги отвернулись от нас сейчас, мы заслужим у них право на победу в следующий раз…
Ключ , в котором плыла ладья Микулы, по команде воеводы Асмуса резко повернул вправо и, сбавляя скорость, начал принимать боевой порядок. Византийские корабли были уже рядом, всего в нескольких стрелищах от русичей. Ближе всех к ладье Микулы находился дромон с высокими, ярко раскрашенными бортами, вдоль которых часто блестели каски и копья легионеров. Несколько маневренных быстроходных памфил вырвались было перед ним, но, увидев устремившийся на них плотный строй русских ладей, тотчас поспешно отпрянули назад, под защиту бортов дромона. Тройка следовавших за ним тяжелых, неповоротливых грузовых кумвирий почти вплотную приткнулись к его корме.
Под дружными, сильными ударами гребцов борт вражеского корабля приближался с каждой секундой, угрожающе вырастал в размерах. Ладья Микулы вырвалась из общего строя ключа на несколько корпусов вперед, за ней смело шли на сближение с неприятелем остальные русские корабли: стремительные ладьи и более внушительные, с нашивными бортами насады. И вот дромон всего в полете стрелы от ладьи тысяцкого.
Микула поднялся со скамьи, плотнее надвинул на лоб шлем. Поправил бармицу, снял с борта висевший на нем свой щит, рванул из ножен меч.
— К бою, други! — далеко над морем разнесся его голос. — Смерть ромеям!
— Смерть! — оглушающе раздалось вокруг.
На скамьях вдоль бортов судна осталось всего несколько самых опытных и сильных гребцов, которые должны были не позволить ладье столкнуться с дромоном, заняв, однако, удобное для абордажа положение. Остальные дружинники проверяли оружие, натягивали на луках тетивы, поудобнее пристраивали на бедрах колчаны со стрелами. Один из воинов, пристроившийся до этого на дне ладьи на коленях, выпрямился, открывая взорам большую жаровню с ярко тлеющими угольями. С разных сторон десятки рук протянули к ней стрелы с привязанными к древкам пучками просмоленной пакли.
Микула оглянулся. Две ладьи, догнав его суденышко, плыли рядом, следом за ними широким полукругом надвигались на дромон другие ладьи и насады их ключа. Пора! Микула резко опустил меч, и десятки горящих стрел метнулись к византийскому кораблю, впиваясь в деревянные борта, застревая в такелаже, влетая внутрь его чрева через отверстия для уключин весел. Еще взмах меча — и новая стая горящих стрел обрушилась на неприятельское судно.
Ладья тысяцкого почти вплотную приблизилась к дромону. Гребцы сумели быстро и умело развернуть ее вдоль чужого борта, и врагов теперь разделяла лишь узкая полоска воды. Дружинники откладывали в сторону ненужные луки, обнажали мечи, выстраивались у ближайшего к дромону борта ладьи. Несколько воинов, прикрытых сверху щитами товарищей, лихорадочно готовили к броску на византийский корабль длинные лестницы с острыми крючьями на концах. Две другие вырвавшиеся вперед русские ладьи плыли чуть в стороне от суденышка Микулы, готовясь идти на абордаж дромона с кормы.
На палубе византийского корабля раздалась громкая, властная команда, и через его борта полыхнуло пламя. Длинные ярко-красные с дымными хвостами струи огня протянулись к русским ладьям, следовавшим сбоку Микулы, уткнулись в них. И вместо красавиц-ладей с десятками готовых к бою воинов на волнах выросли большие чадные костры, все еще продолжавшие по инерции свой бег к корме дромона. Леденящий душу, полный ужаса и боли крик пронесся над гигантскими кострами, из бушевавшего огня метнулись в море три-четыре объятые пламенем человеческие фигуры. А над бортом дромона снова взлетело пламя, и еще несколько языков огня, словно живые, потянулись к другим русским суденышкам.
«Греческий огонь»! Микула и раньше много слышал об этой таинственной горючей смеси, которую метали византийцы во врагов на суше и море, заживо испепеляя их. В зависимости от обстоятельств ромеи швыряли в неприятеля глиняные сосуды, которые при ударе о твердый предмет разбивались и разбрызгивали во все стороны самовозгоравшийся на воздухе горючий состав, либо выплескивали огненные струи через специально изготовленные метательные трубы-сифоны. Секрет огня был известен только византийцам, и сколько побед они выиграли лишь благодаря его применению! Если им сейчас не помешать, ромеи уничтожат все живое и неживое, что находится в окруженном их флотом пространстве.
— На копье! — что было сил крикнул Микула, нарушив нависшую над ладьей мертвую тишину.
Он оттолкнул плечом в сторону замешкавшегося дружинника, вырвал из его рук конец абордажной лестницы, изловчившись, ловко швырнул ее крючьями на борт дромона. Прежде чем византийцы успели их обрубить или оттолкнуть лестницу обратно, тысяцкий первым бросился по перекладинам на вражескую палубу. Двое легионеров у борта выставили ему навстречу копья, но в горло одного тут же впилась русская стрела, в грудь второго с силой вонзились несколько коротких метательных копий-сулиц.
Слыша за спиной яростные крики ринувшихся за ним по лестнице дружинников, Микула спрыгнул на палубу дромона. Увернулся от блеснувшего рядом с ним лезвия секиры, принял на щит укол широкого ромейского копья, отбил клинком удар чужого меча. Тотчас по его бокам выросли двое дружинников, за ними еще трое. Краем глаза Микула успел заметить, что и над другим бортом дромона появились остроконечные русские шлемы, как затем стена червленых щитов хлынула на палубу
— Смерть ромеям!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51