— Проклятый день! Мы были на волосок от поражения. У меня до сих пор стоит в ушах крик русов. Я никогда прежде не видел их так близко.
— Мой император, с нами был Бог. Сам святой Федор на белом коне скакал впереди твоих легионов.
— Ты путаешь святого Федора с желтой бурей, — поправил собеседника Цимисхий. — Если бы не этот спасительный для нас ураган со смерчами, мы сейчас уже бежали бы к Клиссурам.
— Однако сего не случилось, император.
— Этого не случилось сегодня, проэдр, — уточнил Иоанн. — Но если утром князь Святослав снова двинет на нас дружины, мне придется уйти от крепости, даже не приняв боя. Ибо никакая небесная или земная сила уже не заставит моих солдат выступить против русов. Неужели киевский князь победил меня?
Отведя глаза в сторону, проэдр ушел от ответа, перевел разговор на другое.
— Император, как поступить с болгарином, лазутчиком боярина Самуила, обманувшим своего господина? Как пригодились бы в сегодняшней битве те легионы, что по его вине ушли к македонским перевалам. Очень жаль, что наш человек при болгарском патриархе Дамиане слишком поздно узнал и сообщил, что князь Святослав и Дамиан не достигли согласия, а потому мятежные охридцы комита Шишмана не могут ударить по нашим войскам в Македонии и соединиться с русами воеводы Владимира. Из-за ложного донесения этого болгарина-лазутчика ты и не смог одержать сегодня победу, император.
Спокойный доселе голос Иоанна перешел в крик.
— Пусть с ног этого предателя сейчас же снимут кожу и посадят его в чан с рассолом. А утром бросят в яму к голодным псам.
— Как жаль, император, что этого нельзя сделать со всеми врагами Империи, — хихикнул Василий.
Иоанн не поддержал шутки. Отсутствующим взглядом он еще какое-то время смотрел на огонь светильника, затем перевел его на подобострастно согнувшуюся фигуру Василия.
— Проэдр, ты пришел ко мне глубокой ночью. Знаю, что перед этим ты принял гонца из столицы. Значит, он явился с чем-то важным?
— Да. Из Константинополя сообщают, что Варда Фока поднял в Азии восстание. Часть твоих войск перешла к нему, бунтовщики движутся на столицу.
Иоанн молчал. Во взгляде, которым он уставился теперь в серое полотнище шатра, читалась безнадежность.
— Проэдр, Империя бессильна против русов, — с тоской выговорил он. — Тем более она бессильна одновременно против двух врагов. Киевский князь смел и бесстрашен, честен и прям, поэтому он не так страшен и опасен, как способный на любую подлость Фока. Завтра утром ты отправишься послом к князю Святославу и предложишь ему мир. Обещай все, чего он захочет и потребует, соглашайся уплатить дань на всех живых и мертвых русов. Не скупись на обещания и болгарам, его союзникам. Но только мир, какой угодно ценой!
— Император, даже простодушные и доверчивые русы не позволят обмануть себя во второй раз. Ведь со времени предыдущего мирного договора с Русью, нарушенного нами этой весной, не прошло еще года.
— Поэтому я посылаю тебя, Василий. Тебя, который единственный в Империи носит звание проэдр, то есть первого после императора. Если подобное не по силам тебе, кто другой сможет это сделать?
Иоанн дернул за висевший возле кресла шнур. Над входом в шатер зазвенел колокольчик, появился слуга.
— Пусть приведут пленника, — приказал Иоанн. Сверкая обнаженными мечами, в шатер вошла плотная группа легионеров. Перед креслом императора они разомкнулись, открыв взору Цимисхия сотника Всеслава со связанными за спиной руками. Русич стоял без шлема, в разрубленной в нескольких местах кольчуге. На его голове зияла рана, лицо было в запекшейся крови. Сотник спокойно, без признаков страха смотрел на Иоанна.
— Кто ты? — спросил по-русски Цимисхий.
Умный и опытный военачальник, он давно усвоил, что знание нравов и обычаев противника часто играет в ходе боевых действий далеко не последнюю роль. Не преуменьшал он и умения самому понимать язык врага. Готовясь зимой к предстоящей войне со славянами, Иоанн постарался, по мере возможности, узнать о русах и болгарах как можно больше, уделив часть времени и знакомству с их языками. Врага, с которым Империя постоянно воевала и никак не могла покорить, нельзя было не знать даже императору Нового Рима!
— Я русич, император, — гордо прозвучал ответ.
— Ты храбрый воин, рус. Я всегда мечтал иметь у себя таких солдат, как ты.
— Ты мой враг, император ромеев. Поэтому твое желание так и останется несбыточной мечтой.
— Жалею об этом, ибо ценю отвагу не только у собственных солдат, но и у воинов противника. Ведь прежде чем мои легионеры взяли тебя в плен, многие из них заплатили за это жизнью.
Всеслав презрительно скользнул взглядом по обступившим его византийцам.
— Император, тебе надлежит знать, что воины-русичи предпочитают полону смерть. Если сейчас я стою перед тобой живым, то лишь потому, что меня ослепил песком Перун и отдал, незрячего, в руки врагов.
— Я не совсем понял его, — обратился Иоанн к находившемуся среди легионеров-конвоиров толмачу-переводчику.
— Рус говорит, что в бою от него отвернулись его языческие боги. Только поэтому он в твоих руках, император, — почтительно ответил переводчик.
— Этот варвар обуян гордыней, — высокомерно проговорил Цимисхий. — Скажи ему, толмач, что за смерть моих солдат он достоин того же. Лишь в моей власти решить, даровать ему жизнь или лишить ее.
Всеслав бесстрастно выслушал слова переводчика, что-то быстро ему ответил, с улыбкой посмотрел на Иоанна.
— Рус говорит, что не страшится смерти, император, — произнес переводчик, не дожидаясь обращения Цимисхия.
— Это я понял и сам, — сказал Иоанн, внимательно прислушивавшийся к словам пленника. — Но он сказал нечто еще, чего я не разобрал. Именно это и вызывает у руса радость, что весьма странно в его положении. Что же может его веселить?
— Рус говорит… он жалеет… ему очень обидно, что не удастся дожить до завтра, — с запинками произнес переводчик.
— Выходит, он все-таки боится умереть! — торжествующе воскликнул Цимисхий.
. — Это не совсем так… — уклончиво сказал переводчик.
Иоанн нахмурился.
— Я хочу слышать, что ответил рус, — глядя в глаза переводчика, медленно и жестко проговорил он. — А если ты станешь утаивать правду и юлить, я велю вырвать твой лживый язык и бросить его собакам.
— Он не страшится смерти, но сожалеет, что не доживет до завтра, — скороговоркой начал переводчик, съеживаясь под недобрым взглядом Цимисхия. — Ибо завтра на этом холме и в том шатре будет великий князь Святослав с русами. И пленный русский центурион печалится, что тоже не окажется здесь со своими воинами.
— Он дерзок, этот рус, — процедил сквозь зубы Иоанн. — И все-таки сегодня он не умрет. Толмач, скажи ему, что византийский император не враг Руси, наоборот, он желает дружбы с князем Святославом и не помышляет о захвате Болгарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41