Повелители Стражи! Расплывчатые волкообразные очертания бегуна задрожали от предвкушения. Отец наверняка наградит его…
При других обстоятельствах Грифон непременно вступил бы в схватку с чудищем — но сейчас взгляд его был прикован к остальным черным фигурам, а острый слух подсказал ему, что первый бегун собирается напасть на Тройю и лорда Петрака. Грифон решил, что те вдвоем справятся с мерзкой тварью. На его долю оставалось еще не меньше полудюжины чудищ.
Грифон видел острые зубы бегунов, блеск налитых кровью глаз, гибкие, проворные тела хищников. Однако это были не обычные звери. Бегуны сливались и перетекали друг в друга, словно единое аморфное, бесплотное существо. Однако он не сомневался: если бегуны нападут на него, зубы их окажутся очень реальными!
Они окружали его: одни по часовой стрелке, другие — против. Грифон не помнил точно, сколько бегунов успело прорваться сквозь Ворота, пока те не захлопнулись. Один пробежал мимо птицельва и бросился на помощь тому, который предпочел напасть на Тройю и лорда Петрака. Еще один, вслед за первым, попытался было вцепиться в горло Грифону, но тот наотмашь ударил его когтистой лапой, и теперь чудище было мертво — или, по крайней мере, казалось мертвым. Видимо, нападая, бегуны обретали твердую форму — и тогда становились уязвимыми.
Грифон знал: еще мгновение — и атака повторится. Бегуны старались запутать его, сбить с толку, заставить неудачно и не вовремя повернуться — так, чтобы кто-то один исхитрился вцепиться в него, и тогда, пока Грифон будет сражаться с первым, на него набросится вся стая. Стратегия простая, но эффективная. Так можно было бы справиться с любым противником — только не с Грифоном.
Птицелев уже погрузился было в сферы волшебства, уже нашел подходящее заклинание — но тут заметил нечто, ошеломившее его. Там, в волшебном мире, его тоже поджидали бегуны! По крайней мере, часть сознания каждого из них была связана с теми самыми силами, у которых птицелев искал спасения. Грифон попал бы в ловушку, не будь он настороже. Но он успел бесшумно отступить, не замеченный чудищами.
Любопытно. Бегуны поджидают его на обоих уровнях — физическом и магическом. Попытайся он одолеть их с помощью волшебства, они бы его схватили. Если же применить физическую силу…
Стоп! Но ведь тот бегун, который свалился замертво, был уничтожен именно физической силой! Может быть, бегуны способны наблюдать за ним на обоих уровнях, но нападать — лишь на физическом? Значит ли это, что с точки зрения магии они всего-навсего безобидные привидения?
Все эти мысли промелькнули в голове у Грифона за считанные секунды. При этом он не спускал глаз с бегунов. Этим умением он в совершенстве овладел за долгие годы бессчетных военных кампаний. Наемник, не способный думать в минуту смертельной опасности, — уже наполовину мертвец.
Из-за спины Грифона доносились звуки борьбы, но он знал, что оборачиваться нельзя, даже на миг. Однако, если его догадка верна, он может обратить призрачное состояние бегунов себе на пользу…
Он позволил им обежать вокруг себя еще дважды, а затем повернулся к ним левым боком. Как ни умны были бегуны, они оставались всего-навсего животными. Инстинкт взял верх — и ближайшая к Грифону волкообразная тварь прыгнула на него.
С невероятной для большинства живых существ скоростью Грифон перехватил бегуна на лету и, пока тот не успел вновь перейти в бестелесное состояние, швырнул его собратьям. Те, конечно же, по-прежнему оставались призраками. Именно это и было нужно Грифону. Бегун был еще в воздухе и даже не успел сообразить, что произошло, — а птицелев уже вырвался из круга. Твари залаяли; одураченный бегун, щелкая зубами, бросился на Грифона, забыв, что снова утратил телесность.
Оказавшись за пределами круга и как нельзя удачней разозлив бегунов, Грифон рывком обернулся и, собрав все свои силы, направил на этих тварей мощный поток густой, вязкой энергии.
В мгновение ока ближний к нему бегун растворился и исчез. Следующий замер — и тоже растаял, точно льдинка, брошенная в костер. Третий попытался увернуться, но поток разорвал его надвое — и Грифон с изумлением увидел, что бесплотная тварь истекает кровью. По крайней мере, из умирающего чудища струилась темная влага.
Оставшиеся два бегуна сумели взвесить свои шансы и бросились прочь. Но Грифон успел вызвать из памяти нужное заклинание и обратил его к полю, по которому мчались ужасные твари.
Трава перед бегунами, ярдах в десяти от них, потянулась в их сторону явно с недобрыми намерениями. Но, как и предполагал Грифон, бегуны не обратили внимания на физическую угрозу и продолжали стремительный бег… Птицелев видел, как поле окружило и поглотило их. Когда от бегунов ничего не осталось, он удовлетворенно кивнул. Дело было в том, что, не желая причинять вреда полю, Грифон расположил дальше на поле магические ворота. Когда чудовища промчались сквозь них, те захлопнулись.
На беду бегунов, выхода не было. Грифон отправил их в бесконечную Пустоту — алчное, неутолимое небытие, способное поглотить целый мир и при этом ничуть не насытиться. Шансы выбраться назад были слишком ничтожны; почти наверняка бегуны станут добычей какой-нибудь другой твари, слоняющейся по Пустоте.
Грифон научился проделывать это после того, как они с Синим Драконом едва не подверглись подобной участи в лапах одного из родных сыновей этого Короля-Дракона. Птицелев и Синий Дракон построили такие же магические ворота (по какой-то неясной древней привычке их называли «мерцающей дырой») и уже выбирались из Пустоты, когда мятежный отпрыск Короля-Дракона отрезал им выход. Лишь опыт и умение быстро соображать спасли им жизнь. Кстати, Моргис теперь носил титул именно того дракона-бунтовщика. Впрочем, мертвым ни к чему титулы и звания…
Внезапно Грифон вспомнил о тех двух бегунах, которые напали на Тройю и лорда Петрака. Птицелев не отдавал себе отчета в том, что в первую очередь подумал о женщине-кошке. Но если бы он и заметил это, то убедил бы себя, что волнуется за нее лишь потому, что она — не Повелитель Стражи, как оленеглавый Петрак, а всего-навсего Страж и, стало быть, менее искушена…
К его великому облегчению, оба оказались целы и невредимы, но Воля Леса выглядел донельзя удрученным. Тройя успокаивала его. Когда Грифон подошел ближе, она подняла на него взгляд и растерянно прошептала:
— С ним никогда раньше такого не было… Петрак посмотрел на птицельва. Оленья голова на могучих плечах придавала его печальному облику еще большую трагичность.
— Прости меня, — сказал Воля Леса. — Чем быстрей убывают Земли Мечты, тем отвратительней становятся поступки, которые мне приходится совершать. Да, эти существа были ужасны — но они жили, они наслаждались жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
При других обстоятельствах Грифон непременно вступил бы в схватку с чудищем — но сейчас взгляд его был прикован к остальным черным фигурам, а острый слух подсказал ему, что первый бегун собирается напасть на Тройю и лорда Петрака. Грифон решил, что те вдвоем справятся с мерзкой тварью. На его долю оставалось еще не меньше полудюжины чудищ.
Грифон видел острые зубы бегунов, блеск налитых кровью глаз, гибкие, проворные тела хищников. Однако это были не обычные звери. Бегуны сливались и перетекали друг в друга, словно единое аморфное, бесплотное существо. Однако он не сомневался: если бегуны нападут на него, зубы их окажутся очень реальными!
Они окружали его: одни по часовой стрелке, другие — против. Грифон не помнил точно, сколько бегунов успело прорваться сквозь Ворота, пока те не захлопнулись. Один пробежал мимо птицельва и бросился на помощь тому, который предпочел напасть на Тройю и лорда Петрака. Еще один, вслед за первым, попытался было вцепиться в горло Грифону, но тот наотмашь ударил его когтистой лапой, и теперь чудище было мертво — или, по крайней мере, казалось мертвым. Видимо, нападая, бегуны обретали твердую форму — и тогда становились уязвимыми.
Грифон знал: еще мгновение — и атака повторится. Бегуны старались запутать его, сбить с толку, заставить неудачно и не вовремя повернуться — так, чтобы кто-то один исхитрился вцепиться в него, и тогда, пока Грифон будет сражаться с первым, на него набросится вся стая. Стратегия простая, но эффективная. Так можно было бы справиться с любым противником — только не с Грифоном.
Птицелев уже погрузился было в сферы волшебства, уже нашел подходящее заклинание — но тут заметил нечто, ошеломившее его. Там, в волшебном мире, его тоже поджидали бегуны! По крайней мере, часть сознания каждого из них была связана с теми самыми силами, у которых птицелев искал спасения. Грифон попал бы в ловушку, не будь он настороже. Но он успел бесшумно отступить, не замеченный чудищами.
Любопытно. Бегуны поджидают его на обоих уровнях — физическом и магическом. Попытайся он одолеть их с помощью волшебства, они бы его схватили. Если же применить физическую силу…
Стоп! Но ведь тот бегун, который свалился замертво, был уничтожен именно физической силой! Может быть, бегуны способны наблюдать за ним на обоих уровнях, но нападать — лишь на физическом? Значит ли это, что с точки зрения магии они всего-навсего безобидные привидения?
Все эти мысли промелькнули в голове у Грифона за считанные секунды. При этом он не спускал глаз с бегунов. Этим умением он в совершенстве овладел за долгие годы бессчетных военных кампаний. Наемник, не способный думать в минуту смертельной опасности, — уже наполовину мертвец.
Из-за спины Грифона доносились звуки борьбы, но он знал, что оборачиваться нельзя, даже на миг. Однако, если его догадка верна, он может обратить призрачное состояние бегунов себе на пользу…
Он позволил им обежать вокруг себя еще дважды, а затем повернулся к ним левым боком. Как ни умны были бегуны, они оставались всего-навсего животными. Инстинкт взял верх — и ближайшая к Грифону волкообразная тварь прыгнула на него.
С невероятной для большинства живых существ скоростью Грифон перехватил бегуна на лету и, пока тот не успел вновь перейти в бестелесное состояние, швырнул его собратьям. Те, конечно же, по-прежнему оставались призраками. Именно это и было нужно Грифону. Бегун был еще в воздухе и даже не успел сообразить, что произошло, — а птицелев уже вырвался из круга. Твари залаяли; одураченный бегун, щелкая зубами, бросился на Грифона, забыв, что снова утратил телесность.
Оказавшись за пределами круга и как нельзя удачней разозлив бегунов, Грифон рывком обернулся и, собрав все свои силы, направил на этих тварей мощный поток густой, вязкой энергии.
В мгновение ока ближний к нему бегун растворился и исчез. Следующий замер — и тоже растаял, точно льдинка, брошенная в костер. Третий попытался увернуться, но поток разорвал его надвое — и Грифон с изумлением увидел, что бесплотная тварь истекает кровью. По крайней мере, из умирающего чудища струилась темная влага.
Оставшиеся два бегуна сумели взвесить свои шансы и бросились прочь. Но Грифон успел вызвать из памяти нужное заклинание и обратил его к полю, по которому мчались ужасные твари.
Трава перед бегунами, ярдах в десяти от них, потянулась в их сторону явно с недобрыми намерениями. Но, как и предполагал Грифон, бегуны не обратили внимания на физическую угрозу и продолжали стремительный бег… Птицелев видел, как поле окружило и поглотило их. Когда от бегунов ничего не осталось, он удовлетворенно кивнул. Дело было в том, что, не желая причинять вреда полю, Грифон расположил дальше на поле магические ворота. Когда чудовища промчались сквозь них, те захлопнулись.
На беду бегунов, выхода не было. Грифон отправил их в бесконечную Пустоту — алчное, неутолимое небытие, способное поглотить целый мир и при этом ничуть не насытиться. Шансы выбраться назад были слишком ничтожны; почти наверняка бегуны станут добычей какой-нибудь другой твари, слоняющейся по Пустоте.
Грифон научился проделывать это после того, как они с Синим Драконом едва не подверглись подобной участи в лапах одного из родных сыновей этого Короля-Дракона. Птицелев и Синий Дракон построили такие же магические ворота (по какой-то неясной древней привычке их называли «мерцающей дырой») и уже выбирались из Пустоты, когда мятежный отпрыск Короля-Дракона отрезал им выход. Лишь опыт и умение быстро соображать спасли им жизнь. Кстати, Моргис теперь носил титул именно того дракона-бунтовщика. Впрочем, мертвым ни к чему титулы и звания…
Внезапно Грифон вспомнил о тех двух бегунах, которые напали на Тройю и лорда Петрака. Птицелев не отдавал себе отчета в том, что в первую очередь подумал о женщине-кошке. Но если бы он и заметил это, то убедил бы себя, что волнуется за нее лишь потому, что она — не Повелитель Стражи, как оленеглавый Петрак, а всего-навсего Страж и, стало быть, менее искушена…
К его великому облегчению, оба оказались целы и невредимы, но Воля Леса выглядел донельзя удрученным. Тройя успокаивала его. Когда Грифон подошел ближе, она подняла на него взгляд и растерянно прошептала:
— С ним никогда раньше такого не было… Петрак посмотрел на птицельва. Оленья голова на могучих плечах придавала его печальному облику еще большую трагичность.
— Прости меня, — сказал Воля Леса. — Чем быстрей убывают Земли Мечты, тем отвратительней становятся поступки, которые мне приходится совершать. Да, эти существа были ужасны — но они жили, они наслаждались жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69