Да и кто, кроме них, знал, кто он был, Витька, на самом деле…
Для соседей — блатняк, ворина. Сидел за кражи, что совершал по-пьянке. Освобождался всегда «по половинкам» за примерное поведение.
Так все выглядело со стороны.
В действительности, с тех пор, как Игумнов положил на него глаз, Витька давно уже резко изменил жизненный маршрут.
Помогал ментам.
Валялся на нарах в КПЗ, а потом в ИВаСи, вслушивался, хитрил. Менты ставили перед ним серьезные задания. «Установить, куда выбросили п у ш к у, кому сдали темное…» Витька жил с чужими документами, неделями г н и л в притонах, ставил на карту жизнь…
Свой грех перед обществом, если такой действительно был тяжелее, чем вина общества перед малолеткой, он давно искупил.
С Витькиной помощью менты размотали десятки нераскрытых убийств, разбоев, изнасилований, давно списанных в архив, признанных прокуратурой заведомо бесперспективными…
«Источнику стало известно… — писал он. — о том, что убийство на перроне совершил имя-рек…»
«Безымянный источник»!
В конце листа псевдоним — фамилия, взятая в кавычки.
Вот только похоронили его под настоящим именем, в точности неизвестным, никому, кроме матери и нескольких старших оперов, знавших его личное дело. Да ещё жене, к у р в е, которая его бросила, не выдержав их сумасшедшей жизни.
«Источник». Жил и не жил…
Игумнову стало тоскливо.
«В вечной командировке. Без биографии. В папке под грифом „совершенно секретно“ …
Без друзей, всегда один. Приговоренный к смерти строгим законом Тюрьмы. Вынужденный молчальник, пивший в одиночку в четырех стенах, запершись на ключ; обходивший стороной всех, чтобы не быть случайно опознанным; неотблагодаренный ни одним из потерпевших — для которых старался.
«А что дальше?!»
Жизнь, как шла так и идет.
Вместо раскрытых Витькой убийств и разбоев давно уже совершены новые. В сейфах полно таких же «висяков». И те братки, кого Витька сдал, давно уж либо полегли в непрекращающихся воровских разборках, либо отсидели срока и снова подсели по-новой…
Вопрос этот был к ним ко всем — и к ментам, и к агентам.
Стоило ли все того, чтобы коверкать свои жизни, мотаться ночами, не спать, рисковать, жить в состоянии непроходящего напряжения?!
«Сейчас вот Качан…»
Все, что было сделано этой ночью, чтобы найти пистолет, все коту под хвост…
«Фактически, все время раскрывали обстоятельства убийства Сохи на переходном мосту в Домодедово. Роль фирмы „Освальд“ в предшествовавшем похищении Мосула Авье….»
— Давайте, ребята, ещё по граммулечке, — витькина мать держала стопку косо, расплескивая водку. — Помянем его…
На неё нахлынули воспоминания.
— В детстве пришел раз из школы. Говорит, больше, мам, не пойду. Всем учителька дала лыжи на физкультуре, а у него лыжи с креплениями отобрала, отдала другому ребятенку — у того отец где-то. Большая шишка… И так и не ходил. Не могла заставить…
Дверь громко хлопнула.
Помощница, наконец, появилась.
— Привет…
Ксения прошла к столу, на ходу показала длинные, меж полами распахнувшейся дорогой шубы, стройные ноги. Села рядом с Игумновым — он держал ей место — откинула на плечи волосы. Она знала Витеньку. П л а т н и к начальника розыска приглядывал за нею, когда им обоим приходилось работать в транзитных залах на вокзале.
Витькина мать тоже её знала.
— Милая, не забыла!..
Она не связывала приезд Ксении с Игумновым. Впрочем, и должность его она все равно не знала. Как и название предприятия, на котором работал сын. Витька говорил, да она забыла:
«Какой-то почтовый ящик…»
— Небось набегалась за день, Ксения. Садись. Помянем светлую душу Витеньки. Царствие ему небесное…
— Спасибочки…
Ксения знала, как себя вести. Кивнула ментам, Качану. В прошлый раз она тоже сидела на том же месте. Подвинула тарелку.
Улучив минуту, когда её оставили без внимния. быстро шепнула:
— Мосул вернулся в общежитие. В курсе? Ему заказали билеты на ближайший рейс в Лагос. Днем он улетит…
— Вполне объяснимо…
— Сейчас ищут курьера с «начинкой». Никак не найдут. У него скоро критический срок. Он у вас?
— Его завезли в Склиф. Как ты сама?
— Perfect! Совершенно!
Она вернулась из общежития в отличном настроении. Ей можно было позавидовать: впереди вся жизнь и каждый день — новые надежды и свежие впечатления. Фортуна к ней пока благоволила.
— Молодец…
Ксения благодарно прижалась к нему коленом. Потом и вовсе заплела Его ногу. Так уже бывало.
— На тебя не накатили, когда ты звонила?
— Нет, никто даже не обратил внимания…
Витькина мама наполнила стопки. Все снова пригубили.
— Ты чего? Завязал? — Ксения обратила внимание — Качан поставил рюмку нетронутой.
— Да нет. — Он улыбнулся. — Просто завтра меня кинут…
— Кто?!
— Начальство…
— Да ладно! — Путана показала ослепительно белые зубы.
— Честно. Это и по мне тоже поминки…
Он недоговорил. У Игумнова прозвонил сотовый. У телефона был Карпец . Он звонил с вокзала. Был хорошо слышен голос дикторши, объявлявшей об отправлении очередного сцепа. Пухлогубая, она их едва размыкала и в конце почти каждого слова у неё слышалось явственное «м».
— … Отправляетися-м… со второго… пути-м…
Уже вовсю ходили электропоезда.
— С вами поговорят… — Карпец обращался к Игумнову всегда только на «вы».
Трубку взял Никола.
— Это я…
— Что-нибудь случилось?
— Я на вокзале. У меня… п л е т к а, Игумнов…
Он выбрал совсем новое словечко.
«Может, чтобы Карпец не понял…»
На ф е н е последних лет п л е т к о й называли оружие!
— «Макаров»?!
— Да. Из Домодедова. Он был у этих к о з л о в…
***
В отличии от молодых нынешних воров Никола вел краховый образ жизни — без машины, одетый посто, как многие вокруг; в ресторанах почти не бывал: «пить — это да, а жрать — дело свинячье»!
Ментов он по-прежнему презирал.
В машине, когда Цуканов снял с него наручники, Никола сразу решил, что останется в Домодедово. Ехать с Цукановым, со вторым ментом, сидевшим рядом с водителем — скользким, с быстрым присматривающимся взглядом — ему было ни к чему. Кроме Игумнова у него не было среди них ни одного, кому он доверял или сочувствовал.
«Все продажные суки…»
Он отрабатывал им разрешение прописаться в столице, прекращение унизительного надзора, тасканий, преследований…
— Я выйду у станции…
— Сам доберешься? — Цуканов по обыкновению спешил. Никола это видел. У воров Цуканов не мог бы стать авторитетом. — А то подбросим…
— Езжайте…
До станции было ещё не меньше километра.
Скользкий тип, сидевший с водилой, вновь коснулся Николы холодными цепкими глазами.
Никола окунул подбородок в воротник.
У него не было дел ни в Москве, ни в любом другом месте. Дела возникали внезапно сами по себе. Так было сызмала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63