— Как теперь?
Катала убрал руку.
— Все, начальник… Закурить найдется?
— Пока перебьешься! — Игумнов обернулся к старшему оперу. — Деньги при нем?
— Вот… — Качан достал целлофановый пакет. — Почти все новыми сотенными. Сложены по девять штук, десятой обернуто.
— Вернешь, начальник? — спросил катала.
Игумнов спросил у старшего опера:
— Розенбаум тут?
— Сейчас.
— А ты пока считай деньги… — Игумнов подвинул катале пакет. — Все тут?
— Отпускаешь меня?!
Качан быстро вернулся вместе с потерпевшей. Старуха Розенбаум снова играла под дурочку. Или под маленькую девочку. Игумнов вспомнил бабку незадолго до ее смерти, свою злость на беспомощность старухи. Казалось, бабка переживает от того, что, выкормив и воспитав сумасбродного внука, обженив, а потом разведя и снова женив, она должна была еще довести его до пенсии, похоронить, а затем уже спокойно умереть с сознанием исполненного долга. Но тут из-за болезни что-то застопорило.
— Здравствуйте… — Потерпевшая сразу заметила пачки сотенных на столе. Катала продолжал считать.
— Они?
— Кроме этих… — Розенбаум показала на стопку старых сотенных, они лежали особняком. В коридоре послышались шаги. Бакланов — в тяжелой, просоленной форме гаишника, так и не сменивший ее в течение суток — вошел в кабинет; за ним со своей обманной суетливой улыбочкой прошмыгнул младший инспектор. Позади топал брюхатый Цуканов. Игумнов показал рукой, чтобы они не мешали. Снова обернулся к Розенбаум.
— Почему вы считаете, что деньги — ваши?
— Я их складывала по десять, — объяснила старуха. — А потом видите: они все новенькие! Я их обменивала. Каждую.
Катала заерзал. Оставшиеся купюры он уже не считая просто сгреб в кучу.
— Все! — объявил он. — Все на месте. Расписаться в протоколе обыска?
— Конечно.
— А насчет суммы? Указать?
— Все как положено!
Протокол лежал вместе с деньгами. Катала вывел сумму прописью. В конце нескромно, на пол-листа, поставил подпись.
— Вот!
Игумнов положил документ в стол.
— Могу идти? — Катала поднялся. Пакет с деньгами все еще лежал на столе.
— Как я могу задержать? Но вот женщина… — Игумнов кивнул на потерпевшую. — Она утверждает, что деньги у нее украли в том поезде, где ты их выиграл…
— Это — ее проблемы! Все ко мне?
— Ты, главное, не волнуйся!
— Я и не волнуюсь! Документы у меня в порядке. Прописка, паспорт…
Игумнов обернулся к Качану.
— А ты сказал: «Паспорта нет!»
Это была чистейшая импровизация.
— Может, выронили… — Качан пожал плечами. — Какие трудности? В спецприемнике новый выпишут…
— Меня задержали с паспортом! — Катала заволновался. Перспектива оказаться в спецприемнике его не обрадовала.
— Будем искать!
— Долго?
— По закону до двух месяцев.
Катала оглядел ментов. Все молчали. С ним боролись его же — нечистыми средствами. Было ясно: с деньгами старухи по-хорошему его отсюда не выпустят.
— Ладно! Пусть будет по-вашему… — Катала сгреб со стола стопку потертых сотенных. Остальные деньги Игумнов подвинул потерпевшей.
— Забирайте… Собственник вправе истребовать ценности у недобросовестного приобретателя… Карпец! — он обернулся к младшему инспектору. — Сходи в дежурку, помоги человеку с его паспортом.
— А закурить? — спросил освобожденный.
— Держи.
— Спасибо…
Катала протопал к двери.
— Прощай, мент!
— Прощай.
Игумнов не оскорбился. Словечки, появлявшиеся вначале как презрительные, со временем нередко звучали весьма престижно.
— Теперь у вас будут из-за меня неприятности…
Женщина собрала деньги, улыбнулась давешней дурковатой улыбкой.
Прокатившаяся в течение ночи волна крутых мафиозных разборов отошла, оставив зримые следы недавнего своего пребывания. Недалеко от Московской кольцевой автодороги, вблизи гаражей, гаишники обнаружили стоявшее за забором такси ММТ 71-31. На переднем сиденье находился труп водителя. Константин Карпухин был убит выстрелом в упор в затылок. Таксист был единственным известным милиции человеком, который при желании мог свидетельствовать о последних до их гибели часах жизни Лейтенанта, Кабана, «персональщика», Уби, Хабиби, Пай-Пая…
«Только трупы! Ни подозреваемых, ни свидетелей!»
Из дежурки доставили свежую ориентировку: «Розыск документов, похищенных в поезде Новосибирск — Москва, и подозреваемого в их краже лица по минованию надобности отменить… Скубилин».
«Голубоглазый больше не разыскивается!»
Теперь даже случайно невозможно было зацепить большое начальство и то, что произошло с ним в «СВ».
Никто пока не знал о коротком сообщении, появившемся с утра в русской газете, издающейся в Нью-Йорке, в разделе оперативной информации: «…тренерский коллектив которого заметно усилился с прибытием этой ночью из Москвы на постоянное место жительства известных мастеров международного ринга — братьев Баранниковых…»
Речь шла о не менее известном профессиональном боксерском клубе.
— Все! Уезжаем! — объявил Игумнов Бакланову и другим. — Тут, помнится, неподалеку ресторан «Цветы Галиции»…
— Только не в «Цветы»! — Качан помрачнел. — Рядом полно и других забегаловок…
— Только туда! Сам видишь: нас хотят сбросить со счетов. И не только они!
Надо было все серьезно осмыслить.
— Полный вакуум осведомленности! «Пусть мафия, если ей нравится, убивает друг друга, а мы будем подбирать трупы!» Мечта генерала Скубилина!.. — Игумнов захлопнул сейф, металлическая полоска зубов, делавшая его похожим на уголовника, опасно блеснула.
— Но черт возьми! Я не нанимался в могильщики!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49