— Ну, ну, спокойно!
— Это нечестно, — задыхаясь от злобы, проговорил Уорнер. — Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне…
— Я нечаянно.
— Не советую вам, Фосс…
— Как? — Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:
— Никому не советую напоминать мне об этом.
— Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, — с усмешкой ответил Доллас. — А что касается ваших ухваток, то должен вам сказать…
— Мои ухватки — это мои ухватки, сэр!
— Фра Фостер, — поправил Доллас.
— Ладно, забудем…
— И всё-таки не советую вам таскать при себе пистолет.
— С чего вы взяли?..
Доллас рассмеялся.
— Не схватились же вы за задний карман потому, что у вас там лежит евангелие.
— Ладно, ладно…
— И все же — вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.
— Особой разницы не вижу.
Доллас состроил кислую гримасу.
— Честное слово, Уорнер, став духовной особой, вы сохранили замашки… — Он покрутил в воздухе пальцами.
— Стесняетесь произнести слово «гангстер»? Не смущайтесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть… Тем более, что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.
— Повторяете пропаганду красных, брат мой?
— Кой чорт! Правда есть правда!
— В первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрасный тезис.
— Вольно же вам напоминать мне об электрическом стуле…
— А вы заплатили мне за молчание? — иронически спросил Доллас.
Уорнер исподлобья посмотрел на него и угрожающе проговорил:
— В конце концов, если это вас устроит, можете огласить мой послужной список хотя бы с амвона…
— Ну, ну, — примирительно промямлил Доллас, — это не в интересах дела.
— То-то… Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что вы избежали каторги по делу о подложном чеке…
— Эй, Джордж!
На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого внимания и продолжал:
— …только потому, что были сенатором и тот судья, к которому попало пело, тоже был «в деле». Я же молчу.
Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брызнет сквозь все поры его щёк. Его голос стал похож на шипение пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:
— Когда у меня будет красная шапка…
— Ого!
— Она будет вот на этой голове!.. — Доллас постучал крючковатым пальцем по своему черепу. — Тогда я буду иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который смахивает на что-то вроде подрыва авторитета святой церкви, брат мой.
— Ну, за красного-то вы меня не выдадите, тут я спокоен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!
— Политика есть политика; не только вы, но даже я не могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповедовать завтра. Если верх возьмут красные…
— То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеровского кресла… Тогда мы вспомним разговор об электрическом стуле, — со смехом закончил Уорнер.
— Ну, довольно! — сердито отмахнулся Доллас. — У вас шутки висельника. — И он перешёл на деловой тон: — Когда мне представят проект нового устава третьего ордена?
— Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту ритуальную белиберду.
— Я же вам говорил: нужно сделать освобождение членов ордена от присяги земным властям не условным, а безусловным. Принимая обет терциара, человек тем самым автоматически перестаёт быть подданным своего земного государства и становится беспрекословным исполнителем единственной воли — его святейшества папы. При трудности сношений с Римом для агентуры, находящейся на востоке Европы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро получить отсюда разрешение от своих обязательств и присяг. Из-за этого он может оказаться связанным, если он истинно верующий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть шансы пролезть в административный аппарат, на руководящие посты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и обещать ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперёд и безусловное царство небесное, если он сумеет добыть себе билет коммуниста.
— Такие вещи в устав не впишешь, — хмуро проговорил Уорнер.
— Но каждый терциар должен это знать. Церковные каналы ещё дают нам возможность проникнуть в Восточную Европу.
— Н-да!.. — многозначительно протянул Уорнер и потянулся огромной пятернёй к затылку.
— Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кирпичом по витрине — и дело сделано! Но Восточная Европа — не лавка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили все ваши требования, вы получили нужных вам людей, действуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам толкую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто покрупнее!
— Послушайте, Фосс… Я хотел сказать: фра Фостер… Как будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь идёт о том, чтобы выпотрошить целые страны.
— И поставить на колени несколько народов!
— Все ясно, но ведь нужно время, вы сами только что говорили о веках…
— Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном радио! — вспылил Доллас. — Мне нужна работа, а вы с вашей шайкой возитесь, как старые бабы!
— Я попрошу вас… фра Фостер! — обиженно сказал Уорнер. — У меня была не «шайка», а первоклассное дело, сэр! Одно из лучших дел в Штатах.
— Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте работу!
— Я привёл вам две тысячи отборных малых…
— Мы платим им жалованье сенаторов!
— Они сделали честь вместе со мной перейти на службу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.
— Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают мне дело!
— Две тысячи ребят, собранных в этот кулак, — Уорнер поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда, кулачище, — равноценны…
— Шайке Аль-Капоне?
— Вы обижаете нас, сэр… то-есть брат мой…
— Ставите себя на одну доску с Костелло?
— Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чём мы можем потягаться и с государственным департаментом, — с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. — Именно так… брат мой. — Он ещё больше распахнул сутану. — Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть виски со льдом.
— Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и электрические вентиляторы тоже… Дайте срок.
— Если так чувствуешь себя в «святом городе», то что же ждёт в преисподней?
— За хорошие деньги сам сатана разведёт под вашей сковородкой бутафорский огонь.
— «За хорошие деньги»! Тут заработаешь, как бы не так.
— Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал создать особый фонд для поощрения работы по моему отделу «Про Руссиа».
— Старый чорт! Тоже тянется к России…
— А кто к ней не тянется?
— Кстати о Ванденгейме! — оживился вдруг Уорнер. — Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ на производство новейших реактивных штучек для военного министерства.
— Глупости, не может быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Это нечестно, — задыхаясь от злобы, проговорил Уорнер. — Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне…
— Я нечаянно.
— Не советую вам, Фосс…
— Как? — Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:
— Никому не советую напоминать мне об этом.
— Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, — с усмешкой ответил Доллас. — А что касается ваших ухваток, то должен вам сказать…
— Мои ухватки — это мои ухватки, сэр!
— Фра Фостер, — поправил Доллас.
— Ладно, забудем…
— И всё-таки не советую вам таскать при себе пистолет.
— С чего вы взяли?..
Доллас рассмеялся.
— Не схватились же вы за задний карман потому, что у вас там лежит евангелие.
— Ладно, ладно…
— И все же — вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.
— Особой разницы не вижу.
Доллас состроил кислую гримасу.
— Честное слово, Уорнер, став духовной особой, вы сохранили замашки… — Он покрутил в воздухе пальцами.
— Стесняетесь произнести слово «гангстер»? Не смущайтесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть… Тем более, что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.
— Повторяете пропаганду красных, брат мой?
— Кой чорт! Правда есть правда!
— В первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрасный тезис.
— Вольно же вам напоминать мне об электрическом стуле…
— А вы заплатили мне за молчание? — иронически спросил Доллас.
Уорнер исподлобья посмотрел на него и угрожающе проговорил:
— В конце концов, если это вас устроит, можете огласить мой послужной список хотя бы с амвона…
— Ну, ну, — примирительно промямлил Доллас, — это не в интересах дела.
— То-то… Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что вы избежали каторги по делу о подложном чеке…
— Эй, Джордж!
На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого внимания и продолжал:
— …только потому, что были сенатором и тот судья, к которому попало пело, тоже был «в деле». Я же молчу.
Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брызнет сквозь все поры его щёк. Его голос стал похож на шипение пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:
— Когда у меня будет красная шапка…
— Ого!
— Она будет вот на этой голове!.. — Доллас постучал крючковатым пальцем по своему черепу. — Тогда я буду иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который смахивает на что-то вроде подрыва авторитета святой церкви, брат мой.
— Ну, за красного-то вы меня не выдадите, тут я спокоен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!
— Политика есть политика; не только вы, но даже я не могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповедовать завтра. Если верх возьмут красные…
— То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеровского кресла… Тогда мы вспомним разговор об электрическом стуле, — со смехом закончил Уорнер.
— Ну, довольно! — сердито отмахнулся Доллас. — У вас шутки висельника. — И он перешёл на деловой тон: — Когда мне представят проект нового устава третьего ордена?
— Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту ритуальную белиберду.
— Я же вам говорил: нужно сделать освобождение членов ордена от присяги земным властям не условным, а безусловным. Принимая обет терциара, человек тем самым автоматически перестаёт быть подданным своего земного государства и становится беспрекословным исполнителем единственной воли — его святейшества папы. При трудности сношений с Римом для агентуры, находящейся на востоке Европы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро получить отсюда разрешение от своих обязательств и присяг. Из-за этого он может оказаться связанным, если он истинно верующий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть шансы пролезть в административный аппарат, на руководящие посты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и обещать ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперёд и безусловное царство небесное, если он сумеет добыть себе билет коммуниста.
— Такие вещи в устав не впишешь, — хмуро проговорил Уорнер.
— Но каждый терциар должен это знать. Церковные каналы ещё дают нам возможность проникнуть в Восточную Европу.
— Н-да!.. — многозначительно протянул Уорнер и потянулся огромной пятернёй к затылку.
— Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кирпичом по витрине — и дело сделано! Но Восточная Европа — не лавка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили все ваши требования, вы получили нужных вам людей, действуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам толкую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто покрупнее!
— Послушайте, Фосс… Я хотел сказать: фра Фостер… Как будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь идёт о том, чтобы выпотрошить целые страны.
— И поставить на колени несколько народов!
— Все ясно, но ведь нужно время, вы сами только что говорили о веках…
— Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном радио! — вспылил Доллас. — Мне нужна работа, а вы с вашей шайкой возитесь, как старые бабы!
— Я попрошу вас… фра Фостер! — обиженно сказал Уорнер. — У меня была не «шайка», а первоклассное дело, сэр! Одно из лучших дел в Штатах.
— Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте работу!
— Я привёл вам две тысячи отборных малых…
— Мы платим им жалованье сенаторов!
— Они сделали честь вместе со мной перейти на службу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.
— Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают мне дело!
— Две тысячи ребят, собранных в этот кулак, — Уорнер поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда, кулачище, — равноценны…
— Шайке Аль-Капоне?
— Вы обижаете нас, сэр… то-есть брат мой…
— Ставите себя на одну доску с Костелло?
— Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чём мы можем потягаться и с государственным департаментом, — с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. — Именно так… брат мой. — Он ещё больше распахнул сутану. — Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть виски со льдом.
— Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и электрические вентиляторы тоже… Дайте срок.
— Если так чувствуешь себя в «святом городе», то что же ждёт в преисподней?
— За хорошие деньги сам сатана разведёт под вашей сковородкой бутафорский огонь.
— «За хорошие деньги»! Тут заработаешь, как бы не так.
— Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал создать особый фонд для поощрения работы по моему отделу «Про Руссиа».
— Старый чорт! Тоже тянется к России…
— А кто к ней не тянется?
— Кстати о Ванденгейме! — оживился вдруг Уорнер. — Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ на производство новейших реактивных штучек для военного министерства.
— Глупости, не может быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129