– воскликнула Лёлишна. – Только позовите.
– А мне нужен не любой, а… – тут Эдуард Иванович вздохнул, как бы хотел этим сказать, что найти нужного ему мальчишку почти невозможно. – Он должен быть смелым, любознательным, упорным.
– Найдёте вы себе ученика, – сказал дедушка, – или ученицу.
– Ученика, – твёрдо проговорил Эдуард Иванович.
– Найдёте, найдёте, – обиженно сказала Лёлишна, словно она собиралась стать дрессировщицей, а её не брали. – Но как же вы его учить будете, если вы всё время из города в город переезжаете? Его же родители не отпустят.
– Можно взять его вместе с родителями, – сказал дедушка.
– Трудно, конечно, найти родителей, которые согласятся отпустить ребёнка со мной, – грустно произнёс Эдуард Иванович. – А кого с удовольствием отпускают, из такого дрессировщика не получится. Пришла как-то ко мне одна мамаша и говорит: «Возьмите вы моего лоботряса, справиться с ним никто не может. Авось, вам он пригодится. Подрессируйте его хоть немножко». Смех смехом, а найти ученика трудно.
– У нас есть смелые, любознательные, упорные мальчишки, – сказала Лёлишна.
– Очень хочу с ними познакомиться, – сказал Эдуард Иванович.
Когда улеглись спать, Лёлишна долго лежала с открытыми глазами, думала.
Конечно, она не собиралась стать дрессировщицей, но всё-таки обидно: почему Эдуард Иванович ищет ученика, а не ученицу?
Продолжаем подготовку к следующему номеру
До чего же радостно было просыпаться Лёлишне утром на другой день!
Открыв глаза и вспомнив обо всём, она испугалась: а вдруг это ей просто приснилось?
Вдруг нет никакого Чипа и никакого Эдуарда Ивановича?
Она встала, быстро оделась и – на кухню. И вскоре уже напевала:
Будет каша кип-кип-кип.
Её будет кушать Чип.
Кушать, наедаться,
Прыгать и смеяться.
Чип, Чип! Кип-кип!
Вдруг кто-то за её спиной громко чихнул.
– Будьте здоровы! – крикнула Лёлишна и рассмеялась оглянувшись: это был Чип. – Чем же мне тебя угостить?
Чип зевнул и потянулся, как кошка, выгнув спину. Лёлишна бросила ему кусок сахару. Чип благодарно помахал хвостом, похрустел сахаром, облизнулся и глазами попросил: «Давай ещё, не жадничай».
– Чип, ко мне! – раздался голос Эдуарда Ивановича.
«Давай, давай быстро! – просил взглядом тигрёнок. – Мне некогда! Угощай!»
Лёлишна отрицательно покачала головой.
«Смотри, пожалеешь». – И Чип утопал.
Может быть, он решил, что Лёлишна просто жадная. Но на самом деле она просто знала, что до завтрака детям сладкое давать нельзя. А тигрёнок – ребёнок.
Эдуард Иванович появился на кухне в зелёном, с широкими черными полосами длинном халате. Седые волосы были гладко зачёсаны.
– Доброе утро, хозяюшка, – сказал он, – сколько кусков сахару удалось добыть полосатому попрошайке?
– Всего-навсего один.
– И то зря. Сахар, хозяюшка, надо сначала заработать. Готовить мы с тобой будем по очереди. А как-нибудь я устрою тебе выходной день. Самый настоящий. Трудно тебе?
– Ну и что? Я привыкла.
– Вижу. Молодец.
– И всё-таки вам требуется ученик, а не ученица.
– Потому что это мужское дело! – крикнул из комнаты дедушка. – Если обязательно необходимо, чтобы львы кого-нибудь слопали, бросьте им меня.
– Не беспокойся, – ответила Лёлишна, – никто меня в укротительницы не берёт. А сейчас будем завтракать.
За столом дедушка был хмурым, не разговаривал и даже немного покапризничал. Каша показалась ему недосоленной, он солил ее, солил и до того досолил, что есть уже было нельзя.
Но он ел.
Незаметно смахивал слезинки и ел, бедный.
Лёлишна знала: в таких случаях лучше помалкивать, делать вид, что ничего не случилось.
Недавно она водила дедушку в больницу, а на другой день зашла к врачу, и тот объяснил, что у дедушки больные нервы. А это значит, что его нельзя раздражать, нельзя волновать, да и сердце у него, как говорится, неважное.
Выпив чаю, дедушка чуть успокоился, почувствовал себя виноватым и пробормотал:
– Нервы у меня пошаливают.
– А у кого они не пошаливают? – весело отозвался Эдуард Иванович. – И у зверей, и у людей. Вот и я старею, и нервы сдают.
– Я, видимо, тоже старею, – дедушка вздохнул. – Внучке со мной тяжело.
– Неправда, – мягко возразила Лёлишна, – без тебя мне было бы в миллион раз тяжелей.
Уходя, Эдуард Иванович пригласил её на репетицию и попросил привести с собой одного из смелых, любознательных, упорных мальчишек.
МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!
Читателя со слабыми нервами просят не читать! МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!
Только в нашем цирке!
В пустом цирке неуютно и холодновато. Даже летом.
Ветер похлопывает брезентовым куполом. Над ареной включено всего несколько ламп. Балкончик для оркестра пуст.
На манеже работали трое акробатов. Четвёртый стоял в сторонке и недовольно повторял:
– Темп! Темп!
Лёлишна с Виктором задержались в проходе, поёживаясь от холодка.
Они взялись за руки, словно перед входом в сказку. И как во всякой сказке, здесь было и страшновато, и таинственно, и, главное, очень интересно.
Акробатов сменили жонглёры. Улыбаясь, они бросали друг в друга мячами, тарелками, булавами, кольцами.
И Лёлишна с Виктором радостно шептали:
– Темп! Темп! Темп!
Так они могли стоять и глазеть без конца, но тут один из жонглёров спросил:
– Вы к кому?
– К Эдуарду Ивановичу.
– Это вон туда, – жонглёр показал на вход, вернее, на выход, под балкончиком для оркестра, – там его и найдёте. Только рты закройте.
Лёлишна и Виктор посмотрели друг на друга: рты у них были широко раскрыты. Посмеявшись, ребята пошли к выходу на арену.
Тут в коридоре они снова остановились и снова широко раскрыли рот. Здесь были клетки со львами, разные непонятные, диковинные сооружения, сновали люди, два клоуна дрались бамбуковыми палками, один дяденька прыгал на… руке.
– В сторону, в сторону, не мешайте!
Ребята отскочили, пропуская рабочих, несущих огромные шесты.
– Брысь отсюда!
Они опять отскочили, чтобы не попасть под колёса какого-то невероятного сооружения.
– Сюда, ребятишки, сюда! – услышали они голос Эдуарда Ивановича.
Стены его маленькой комнаты были оклеены красочными афишами. Лёлишна видела их не впервые, но только сейчас обратила внимание, что на афишах укротитель выглядит моложе и волосы у него не седые, а чёрные.
– Когда-то я был таким, каким сейчас бываю только на рекламе, – грустно сказал Эдуард Иванович. Он уже облачился в голубые шаровары и красную куртку.
Откуда-то сверху на плечо к дрессировщику спрыгнул мартыш и уставился на гостей.
– Знакомьтесь, – проговорил Эдуард Иванович, – Хлоп-Хлоп, самый хитрый, самый обидчивый, самый недисциплинированный зверь в нашей труппе. Давно бы отдал его в зоопарк, но люблю.
Хлоп-Хлоп обнял хозяина за шею и пискнул: дескать, правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– А мне нужен не любой, а… – тут Эдуард Иванович вздохнул, как бы хотел этим сказать, что найти нужного ему мальчишку почти невозможно. – Он должен быть смелым, любознательным, упорным.
– Найдёте вы себе ученика, – сказал дедушка, – или ученицу.
– Ученика, – твёрдо проговорил Эдуард Иванович.
– Найдёте, найдёте, – обиженно сказала Лёлишна, словно она собиралась стать дрессировщицей, а её не брали. – Но как же вы его учить будете, если вы всё время из города в город переезжаете? Его же родители не отпустят.
– Можно взять его вместе с родителями, – сказал дедушка.
– Трудно, конечно, найти родителей, которые согласятся отпустить ребёнка со мной, – грустно произнёс Эдуард Иванович. – А кого с удовольствием отпускают, из такого дрессировщика не получится. Пришла как-то ко мне одна мамаша и говорит: «Возьмите вы моего лоботряса, справиться с ним никто не может. Авось, вам он пригодится. Подрессируйте его хоть немножко». Смех смехом, а найти ученика трудно.
– У нас есть смелые, любознательные, упорные мальчишки, – сказала Лёлишна.
– Очень хочу с ними познакомиться, – сказал Эдуард Иванович.
Когда улеглись спать, Лёлишна долго лежала с открытыми глазами, думала.
Конечно, она не собиралась стать дрессировщицей, но всё-таки обидно: почему Эдуард Иванович ищет ученика, а не ученицу?
Продолжаем подготовку к следующему номеру
До чего же радостно было просыпаться Лёлишне утром на другой день!
Открыв глаза и вспомнив обо всём, она испугалась: а вдруг это ей просто приснилось?
Вдруг нет никакого Чипа и никакого Эдуарда Ивановича?
Она встала, быстро оделась и – на кухню. И вскоре уже напевала:
Будет каша кип-кип-кип.
Её будет кушать Чип.
Кушать, наедаться,
Прыгать и смеяться.
Чип, Чип! Кип-кип!
Вдруг кто-то за её спиной громко чихнул.
– Будьте здоровы! – крикнула Лёлишна и рассмеялась оглянувшись: это был Чип. – Чем же мне тебя угостить?
Чип зевнул и потянулся, как кошка, выгнув спину. Лёлишна бросила ему кусок сахару. Чип благодарно помахал хвостом, похрустел сахаром, облизнулся и глазами попросил: «Давай ещё, не жадничай».
– Чип, ко мне! – раздался голос Эдуарда Ивановича.
«Давай, давай быстро! – просил взглядом тигрёнок. – Мне некогда! Угощай!»
Лёлишна отрицательно покачала головой.
«Смотри, пожалеешь». – И Чип утопал.
Может быть, он решил, что Лёлишна просто жадная. Но на самом деле она просто знала, что до завтрака детям сладкое давать нельзя. А тигрёнок – ребёнок.
Эдуард Иванович появился на кухне в зелёном, с широкими черными полосами длинном халате. Седые волосы были гладко зачёсаны.
– Доброе утро, хозяюшка, – сказал он, – сколько кусков сахару удалось добыть полосатому попрошайке?
– Всего-навсего один.
– И то зря. Сахар, хозяюшка, надо сначала заработать. Готовить мы с тобой будем по очереди. А как-нибудь я устрою тебе выходной день. Самый настоящий. Трудно тебе?
– Ну и что? Я привыкла.
– Вижу. Молодец.
– И всё-таки вам требуется ученик, а не ученица.
– Потому что это мужское дело! – крикнул из комнаты дедушка. – Если обязательно необходимо, чтобы львы кого-нибудь слопали, бросьте им меня.
– Не беспокойся, – ответила Лёлишна, – никто меня в укротительницы не берёт. А сейчас будем завтракать.
За столом дедушка был хмурым, не разговаривал и даже немного покапризничал. Каша показалась ему недосоленной, он солил ее, солил и до того досолил, что есть уже было нельзя.
Но он ел.
Незаметно смахивал слезинки и ел, бедный.
Лёлишна знала: в таких случаях лучше помалкивать, делать вид, что ничего не случилось.
Недавно она водила дедушку в больницу, а на другой день зашла к врачу, и тот объяснил, что у дедушки больные нервы. А это значит, что его нельзя раздражать, нельзя волновать, да и сердце у него, как говорится, неважное.
Выпив чаю, дедушка чуть успокоился, почувствовал себя виноватым и пробормотал:
– Нервы у меня пошаливают.
– А у кого они не пошаливают? – весело отозвался Эдуард Иванович. – И у зверей, и у людей. Вот и я старею, и нервы сдают.
– Я, видимо, тоже старею, – дедушка вздохнул. – Внучке со мной тяжело.
– Неправда, – мягко возразила Лёлишна, – без тебя мне было бы в миллион раз тяжелей.
Уходя, Эдуард Иванович пригласил её на репетицию и попросил привести с собой одного из смелых, любознательных, упорных мальчишек.
МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!
Читателя со слабыми нервами просят не читать! МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!
Только в нашем цирке!
В пустом цирке неуютно и холодновато. Даже летом.
Ветер похлопывает брезентовым куполом. Над ареной включено всего несколько ламп. Балкончик для оркестра пуст.
На манеже работали трое акробатов. Четвёртый стоял в сторонке и недовольно повторял:
– Темп! Темп!
Лёлишна с Виктором задержались в проходе, поёживаясь от холодка.
Они взялись за руки, словно перед входом в сказку. И как во всякой сказке, здесь было и страшновато, и таинственно, и, главное, очень интересно.
Акробатов сменили жонглёры. Улыбаясь, они бросали друг в друга мячами, тарелками, булавами, кольцами.
И Лёлишна с Виктором радостно шептали:
– Темп! Темп! Темп!
Так они могли стоять и глазеть без конца, но тут один из жонглёров спросил:
– Вы к кому?
– К Эдуарду Ивановичу.
– Это вон туда, – жонглёр показал на вход, вернее, на выход, под балкончиком для оркестра, – там его и найдёте. Только рты закройте.
Лёлишна и Виктор посмотрели друг на друга: рты у них были широко раскрыты. Посмеявшись, ребята пошли к выходу на арену.
Тут в коридоре они снова остановились и снова широко раскрыли рот. Здесь были клетки со львами, разные непонятные, диковинные сооружения, сновали люди, два клоуна дрались бамбуковыми палками, один дяденька прыгал на… руке.
– В сторону, в сторону, не мешайте!
Ребята отскочили, пропуская рабочих, несущих огромные шесты.
– Брысь отсюда!
Они опять отскочили, чтобы не попасть под колёса какого-то невероятного сооружения.
– Сюда, ребятишки, сюда! – услышали они голос Эдуарда Ивановича.
Стены его маленькой комнаты были оклеены красочными афишами. Лёлишна видела их не впервые, но только сейчас обратила внимание, что на афишах укротитель выглядит моложе и волосы у него не седые, а чёрные.
– Когда-то я был таким, каким сейчас бываю только на рекламе, – грустно сказал Эдуард Иванович. Он уже облачился в голубые шаровары и красную куртку.
Откуда-то сверху на плечо к дрессировщику спрыгнул мартыш и уставился на гостей.
– Знакомьтесь, – проговорил Эдуард Иванович, – Хлоп-Хлоп, самый хитрый, самый обидчивый, самый недисциплинированный зверь в нашей труппе. Давно бы отдал его в зоопарк, но люблю.
Хлоп-Хлоп обнял хозяина за шею и пискнул: дескать, правильно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39