– Ну, если не заснем, так скажем, – пообещал парень.
Ваня заснул, как ему показалось, всего на минутку, а уже кто-то потряс его за плечо:
– Эй, парнишка, вылазь, Эльтон твой скоро!
Ваня встрепенулся, выбрался из своего убежища, отряхнулся, огляделся и увидел, сто вагон почти полон пассажиров. Он поблагодарил парня и девушку и стал осторожно пробираться к выходу. Его сердце билось радостными толчками, ноги подкашивались то ли от волнения, то ли от слабости. Стоя за спиной пожилой проводницы, вглядывался в проплывающие мимо темные улицы, старался в очертаниях домов узнать знакомые места, ведь раза три бывал в Эльтоне с отцом.
Ступив на деревянный перрон, Ваня решил не дожидаться утра, сразу же идти в Смирновку. Но вот в какой она стороне? Перрон был пуст, он – единственный, кто сошел с поезда в Эльтоне. Дежурный помаячил в голове поезда, и сразу исчез, как только поезд тронулся.
Ваня подергал дверь вокзала. Заперто. Обойдя вокруг здания, увидел свет в одном окне, а рядом с окном – дверь. Ваня потянул за ручку, дверь открылась, и он вошел в просторную комнату, где сидели железнодорожники, пили чай.
– Чего тебе, парень? – спросил, отдуваясь, один. Рядом с ним на столе – фуражка с красным верхом и жезл: белый круг с черной каемкой на ручке. – Чего тебе? Если поезд нужен, то опоздал, только что отправили.
– Я спросить хочу, – Ваня сглотнул голодную слюну, неотрывно глядя на буханку хлеба, лежавшую на столе, на кружки с чаем.
«Хлеб. Душистый, наверное, и мягкий», – подумал он.
– Не подскажете, как до Смирновки добраться?
– Дождись утра, может, кто-нибудь и будет оттуда на подводе. А сегодня ты уже опоздал, праздник же – седьмое ноября. Все небось по домам празднуют, тебе одному не сидится на месте, – сказал другой железнодорожник.
– Не могу я до утра, – упрямо ответил Ваня.
– Ну тогда, как выйдешь отсюда, иди направо до первого перекрестка, а там опять направо повернешь, и шагай до самой окраины по той улице. Это и есть дорога на Смирновку. А лучше переждал бы до утра, опасно ведь ночью по степи идти – волки рыщут. Да и теплее днем, ночью замерзнешь совсем – вишь, не по сезону одет.
– Негде мне переждать, да и не хочу, – ответил Ваня, стараясь не смотреть на хлеб.
Дежурный перехватил его взгляд и спросил:
– Ты есть, может, хочешь? С дороги ведь. Из Саратова едешь?
Ваня кивнул, не решаясь признаться, откуда едет, и что очень голоден.
– Садись, парень, – пригласил железнодорожник, ндожидаясь его согласия. – Вот чайку попей да капустки поешь, все-таки праздник, его отметить надо.
Железнодорожник налил в пустую кружку чай, придвинул ее к Ване и подал краюху хлеба. Мальчишка не стал отнекиваться, сел за стол и начал есть. Поев, поблагодарил и вышел в холодную темноту, покрепче запахнув пиджак.
Утро застало Ваню далеко от Эльтона. И едва взошло невеселое солнце над кромкой земли, как Ваня увидел впереди какую-то возвышенность. Он побежал, чтобы быстрее ее достигнуть. Улаган, Улаган! А за ним – Смирновка! Он глядел вперед сквозь слезы, набежавшие на глаза, на дома родного хутора, на дымки, струившиеся из крыш. Потом оглянулся назад на дорогу, по которой увезли безвозвратно отца, и по которой Ваня наконец-то пришел домой.
Ваня быстро шагал по пустынной хуторской улице и улыбался. Его знобило, болела голова, видимо, все-таки он простыл. Но это – пустяки, главное – он дома, сейчас он увидит сестру. Но подойдя к хате, Ваня остановился – по двору ходил незнакомый старик-калмык.
– Где хозяева?!
Старик залопотал что-то на незнакомом языке. Ваня понял, что никакого толку от старика не добьешься, надо идти к соседям. Выйдя за ворота, он столкнулся с мужчиной, ведущим в поводе коня.
– Эй, да ты никак Ванюха Карпов? Ай я обознался, парень?
– Не обознались, дядя Семен, – пригляделся с улыбкой Ваня к мужику. – Это я, Иван Карпов.
Сосед крепко, по-мужски обнял Ваню.
– А где наши, дядя Семен, где Надя?
– А она, как муж в армию ушел, перебралась к свекрам, чего ей одной было в пустой хате куковать? А теперь и Петр вернулся.
Ваня поблагодарил Семена и быстрыми шагами направился на другой конец хутора, где стоял дом родителей Петра. Последние метры он бежал, как перед Улаганом, взлетел на крыльцо, задыхаясь от бега. И остановился – испугался: хорошо ли встретят, нужен ли он родным, ведь у сестры своя семья. Ваня, наверное, так долго бы стоял перед дверями, если бы не вышел во двор Петр.
– Ванюха?! – всплеснул Петр руками. – Ты чего тут стоишь, в дом не идешь? – он крепко стиснул плечи паренька, а потом толкнул его в дом, крича радостно и громко: – Надя, Надя! Посмотри, кто приехал!
Но сестра, простоволосая, с передником в руке уже сама выскочила на крыльцо, увидев брата из окна кухни.
– Ванечка, братик, – плакала Надя, положив брату голову на плечо. – Вырос-то как, большой-то какой, – приговаривала Надя. Петр тоже не сдержался, смахнул слезу рукавом.
В тот день хата Петра Жидкова едва вместила всех гостей. Ваня, отогревшись в бане, сидел во главе стола, одетый в Петрово белье и рубашку, сидевшие на нем смешно, мешковато, и улыбался, здороваясь со всеми солидно, по-взрослому, за руку.
Он уже знал от сестры, что старики Жидковы умерли в голодный тридцать третий год, когда хлебушка не было, даже картошки вдоволь не ели, что Петр вернулся со службы два месяца назад и работает в колхозе трактористом, а Надя – скотница на ферме. Он и сам поведал многое, но его заставляли вновь и вновь повторять сказанное, дивясь, как смог малец (хоть и ростом здоровый, а все равно – малец) добраться из такой дали – с неведомого и страшного от того Казахстана. Ваня охотно рассказывал о своих приключениях, и с каждым словом словно занозы вынимал из души, становилось легко на сердце. Лишь одну занозу не мог вынуть – смерть матери, сознание того, что не знает даже, где она похоронена, и не мог простить себе, что хоронили мать чужие люди, не он.
Только поздней ночью, когда все разошлись, рассказал сестре и зятю, как умерла мама, как увезли ее тело из поселка, где они жили, в близлежащий городок, а он не мог уехать на ночь глядя от маленьких братьев. Договорился с возчиком, что прибежит к моргу на рассвете попрощаться с мамой. Но так уморился мальчишка за день от хлопот и горя, что заснул крепчайшим сном, а когда проснулся – за окном вовсю разгуливал день.
Бросился Ваня в городок, но было уже поздно: мать вместе с другими умершими от тифа похоронили в какой-то из многочисленных городских общих могил. Возчика, который увез тело матери из поселка, Ваня тоже не нашел. А на кладбище в тот день появились три общие могилы. В которой из них его мать? Упал мальчишка на землю и громко заплакал навзрыд так, как никогда ни до того, ни после не плакал. А потом за ними из Компанейского приехал Миша, так больше Ваня и не бывал на том кладбище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95