Он кинулся к качавшемуся, почти потерявшему сознание мальчику. Но, почти добежав до Алкмены, Тал вдруг замер. Алкмена повернула голову и увидела, что солдаты криптеи нацелили на него копья. Она не колебалась ни секунды, а сделала то, что должна была сделать. Наверно, она инстинктивно сознавала, что умереть за любовь легче, чем жить с ней, и что летящий дротик причинит меньше боли ее бедному, израненному, нежному сердцу, нежели медленно угасающие радость и надежда – ас годами они неизменно должны были угаснуть. Алкмена метнулась вперед, чтобы принести в жертву любви все, что у нее было: жизнь. Стремительно летящий дротик сверкнул в лунном свете. Изо рта Алкмены вырвался не крик, а долгий, экстатический вздох. Она отдалась смерти, как любовнику. Тал подхватил ее на руки и опустился на колени. Он попытался вытащить дротик, но не смог: силы его оставили. Он наклонился и поцеловал Алкме-ну в губы, орошая слезами ее неподвижное лицо. Когда солдаты криптеи окружили его с оружием наготове, он по-прежнему стоял на коленях, прижимая к себе Алкмену, из спины которой торчал дротик. Увидев их, Тал положил тело Алкмены на землю и стал, переводя взгляд с одного железного, безжалостного солдата на другого, в лицах которых то ли от рождения, то ли из-за воспитания не было ничего человеческого.
Буагор Перимед вышел из-за деревьев и с легкой иронической усмешкой посмотрел на рыжебородого.
– Я свободный человек, буагор! – сказал бывший илот. – И македонец. Ты, правда, не знаешь, что это такое, но когда-нибудь узнаешь. Я прошу тебя о том, что мне полагается по праву как свободному человеку: одолжи мне твой кинжал. Раз твои безмозглые собаки-убийцы лишили меня моей… жизни, я хочу сам нанести себе последний удар. Прошу тебя как калокагата, как спартанца!
Буагор все еще улыбался. В предложении рыжебородого была своя прелесть. Компактность. Экономия. Рука Пери-меда потянулась к поясу и схватила кинжал. Он вытащил его из ножен и подал Талу.
– Да примут тебя великие боги, неодамод! Таких, как ты, я еще не встречал, – промолвил он.
Орхомен, прибежавший слишком поздно и не успевший предотвратить несчастье, которое он увидел во взгляде Ари– стона, нашел осиротевшего, потерявшего сознание юношу в примятой траве. Тот лежал ничком. В ярости и горе, ибо Орхомен безмерно любил Тала, он выхватил кинжал и занес его над головой. Но остановился.
– Нет, – пробормотал илиарх. – Как говорил Тал, «не смерть наказание, но жизнь». А коли так, то живи, отцеубийца! Я приговариваю тебя к жизни… и к мести Эриний. Когда-нибудь ты на коленях будешь молить меня нанести тебе удар, который я не нанес сейчас. Эриний позаботятся об этом. А если нет, то я сам постараюсь. Так что живи…
Илиарх сунул кинжал в ножны, поднял Аристона и медленно понес его к другим спартанцам, искавшим юношу в нежной, звездной ночи.
Глава VIII
Перимед, начальник тайной полиции, сидел в своей служебной комнате у окна. Однако его взор привлекал не радостный летний пейзаж. Нет, Перимед леденел от ужаса, неотступно думая о смерти, которая неотвратимо приближалась к нему под стук копыт лошади вестового, который наверняка уже подъезжал к лагерю Теламона.
Перимед сидел не шевелясь. Мысли путались и разбегались, не в силах объять всего, что стряслось за один-единственный час. У Перимеда в голове не укладывалось, что его солдат случайно убил благородную Алкмену, жену великого стратега, а он, Перимед, буагор криптеи, славившийся в полисе изощренностью ума, лисьей хитростью и железным сердцем, впервые в жизни поддался порыву чувств и был настолько тронут благородным, достойным поведением неодамода, то есть бывшего илота, что позволил этому красивому, огненнобородому животному самому лишить себя жизни, а не подверг его пыткам, дабы вырвать у него…
Что? Какого признания, во имя Зевса, могли они добиваться от Тала, ведь они и так уже все знали, это было очевидно?! Что он любовник Алкмены? Отец прекрасного златокудрого Аристона? Через освещенное окно хижины было видно, как жена стратега обвивала руками бывшего илота, словно плющ обвивает могучий дуб. А сходство между погибшим вольноотпущенником и полумертвым юношей, которых они положили рядом на щиты, чтобы перенести в Спарту, оказалось настолько разительным, что смрад греха, достигнув высокого Олимпа, защекотал ноздри богини Геры, хранительницы семейного очага.
Однако это знание ничего не проясняло. Да, конечно, измена жены каралась смертью, но когда речь шла о гражданке, ее обычно наказывал сам оскорбленный муж. Если же, в редких случаях, он ни карал, ни миловал ее, она могла быть приговорена к казни, которую после суда эфоров совершал палач. Разумеется, простые копьеносцы криптеи не имели права убивать Алкмену, словно периэкскую сучку или илотскую хрюшку. Неважно, что она натворила.
Рассказывать правду все равно бесполезно. Кто поверит, что тупица Ксанф случайно убил ее, пытаясь вызволить из беды юношу, которого, как ему, дураку набитому, показалось, преследовал похотливый педераст? Никто не поверит. После пятиминутного допроса эфоры установят очевидный факт: Тал несомненно хотел спасти мальчика, который явно сам перерезал себе запястья, не в силах вынести вопиющего позора матери, ведь она так кощунственно попрала брачные обеты и… по вполне понятным причинам отдалась этому потрясающему самцу, которого он, Перимед, сам с удовольствием затащил бы к себе в постель.
Но оттого, что он все понимал, было только еще хуже. Теперь буагору предстояло решить, как выгородить себя или же, если не получится, быстро и безболезненно умереть. Ибо безмерная любовь Теламона к жене была общеизвестна, его никогда не уличали в связях с другими женщинами или мальчиками. Вне всякого сомнения, он потребует предать смерти и Ксанфа, и Перимеда.
Перимед вынул из ножен кинжал и уставился на безжалостный клинок, который лишь несколько часов назад вонзился в роскошную плоть Тала и бесшумно лишил его жизни. И вот теперь…
Но Перимед не мог! Не мог! Он слишком любил себя! Сильней, чем Нарцисс! Он никогда не любил никого другого, даже тех красивеньких мальчиков и женщин, которых он в приливе сладострастия завлекал к себе в постель. И чтобы теперь его жизнь оборвалась из-за того, что какая-то великолепно сложенная рыжебородая скотина-неодамод вдруг почему-то его растрогала?! Нет, это слишком! Надо немножко повременить, подумать, пустить в ход свою хитрость… Наверняка найдется какая-нибудь лазейка. Наверняка!
И, поскольку боги любят зло, лазейка действительно нашлась.
В комнату вошел илиарх той илы, которая отправилась вместе с Перимедом на ферму Тала. Он быстро салютовал Перимеду своим мечом.
– Говори, Пелей, – сказал Перимед.
– Мой командир, – произнес Пелей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Буагор Перимед вышел из-за деревьев и с легкой иронической усмешкой посмотрел на рыжебородого.
– Я свободный человек, буагор! – сказал бывший илот. – И македонец. Ты, правда, не знаешь, что это такое, но когда-нибудь узнаешь. Я прошу тебя о том, что мне полагается по праву как свободному человеку: одолжи мне твой кинжал. Раз твои безмозглые собаки-убийцы лишили меня моей… жизни, я хочу сам нанести себе последний удар. Прошу тебя как калокагата, как спартанца!
Буагор все еще улыбался. В предложении рыжебородого была своя прелесть. Компактность. Экономия. Рука Пери-меда потянулась к поясу и схватила кинжал. Он вытащил его из ножен и подал Талу.
– Да примут тебя великие боги, неодамод! Таких, как ты, я еще не встречал, – промолвил он.
Орхомен, прибежавший слишком поздно и не успевший предотвратить несчастье, которое он увидел во взгляде Ари– стона, нашел осиротевшего, потерявшего сознание юношу в примятой траве. Тот лежал ничком. В ярости и горе, ибо Орхомен безмерно любил Тала, он выхватил кинжал и занес его над головой. Но остановился.
– Нет, – пробормотал илиарх. – Как говорил Тал, «не смерть наказание, но жизнь». А коли так, то живи, отцеубийца! Я приговариваю тебя к жизни… и к мести Эриний. Когда-нибудь ты на коленях будешь молить меня нанести тебе удар, который я не нанес сейчас. Эриний позаботятся об этом. А если нет, то я сам постараюсь. Так что живи…
Илиарх сунул кинжал в ножны, поднял Аристона и медленно понес его к другим спартанцам, искавшим юношу в нежной, звездной ночи.
Глава VIII
Перимед, начальник тайной полиции, сидел в своей служебной комнате у окна. Однако его взор привлекал не радостный летний пейзаж. Нет, Перимед леденел от ужаса, неотступно думая о смерти, которая неотвратимо приближалась к нему под стук копыт лошади вестового, который наверняка уже подъезжал к лагерю Теламона.
Перимед сидел не шевелясь. Мысли путались и разбегались, не в силах объять всего, что стряслось за один-единственный час. У Перимеда в голове не укладывалось, что его солдат случайно убил благородную Алкмену, жену великого стратега, а он, Перимед, буагор криптеи, славившийся в полисе изощренностью ума, лисьей хитростью и железным сердцем, впервые в жизни поддался порыву чувств и был настолько тронут благородным, достойным поведением неодамода, то есть бывшего илота, что позволил этому красивому, огненнобородому животному самому лишить себя жизни, а не подверг его пыткам, дабы вырвать у него…
Что? Какого признания, во имя Зевса, могли они добиваться от Тала, ведь они и так уже все знали, это было очевидно?! Что он любовник Алкмены? Отец прекрасного златокудрого Аристона? Через освещенное окно хижины было видно, как жена стратега обвивала руками бывшего илота, словно плющ обвивает могучий дуб. А сходство между погибшим вольноотпущенником и полумертвым юношей, которых они положили рядом на щиты, чтобы перенести в Спарту, оказалось настолько разительным, что смрад греха, достигнув высокого Олимпа, защекотал ноздри богини Геры, хранительницы семейного очага.
Однако это знание ничего не проясняло. Да, конечно, измена жены каралась смертью, но когда речь шла о гражданке, ее обычно наказывал сам оскорбленный муж. Если же, в редких случаях, он ни карал, ни миловал ее, она могла быть приговорена к казни, которую после суда эфоров совершал палач. Разумеется, простые копьеносцы криптеи не имели права убивать Алкмену, словно периэкскую сучку или илотскую хрюшку. Неважно, что она натворила.
Рассказывать правду все равно бесполезно. Кто поверит, что тупица Ксанф случайно убил ее, пытаясь вызволить из беды юношу, которого, как ему, дураку набитому, показалось, преследовал похотливый педераст? Никто не поверит. После пятиминутного допроса эфоры установят очевидный факт: Тал несомненно хотел спасти мальчика, который явно сам перерезал себе запястья, не в силах вынести вопиющего позора матери, ведь она так кощунственно попрала брачные обеты и… по вполне понятным причинам отдалась этому потрясающему самцу, которого он, Перимед, сам с удовольствием затащил бы к себе в постель.
Но оттого, что он все понимал, было только еще хуже. Теперь буагору предстояло решить, как выгородить себя или же, если не получится, быстро и безболезненно умереть. Ибо безмерная любовь Теламона к жене была общеизвестна, его никогда не уличали в связях с другими женщинами или мальчиками. Вне всякого сомнения, он потребует предать смерти и Ксанфа, и Перимеда.
Перимед вынул из ножен кинжал и уставился на безжалостный клинок, который лишь несколько часов назад вонзился в роскошную плоть Тала и бесшумно лишил его жизни. И вот теперь…
Но Перимед не мог! Не мог! Он слишком любил себя! Сильней, чем Нарцисс! Он никогда не любил никого другого, даже тех красивеньких мальчиков и женщин, которых он в приливе сладострастия завлекал к себе в постель. И чтобы теперь его жизнь оборвалась из-за того, что какая-то великолепно сложенная рыжебородая скотина-неодамод вдруг почему-то его растрогала?! Нет, это слишком! Надо немножко повременить, подумать, пустить в ход свою хитрость… Наверняка найдется какая-нибудь лазейка. Наверняка!
И, поскольку боги любят зло, лазейка действительно нашлась.
В комнату вошел илиарх той илы, которая отправилась вместе с Перимедом на ферму Тала. Он быстро салютовал Перимеду своим мечом.
– Говори, Пелей, – сказал Перимед.
– Мой командир, – произнес Пелей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135