Она обескураженно заморгала.
– Как это – зачем?
– Зачем тебе городское правительство?
– Я занималась им до того, как вышла замуж за Томаса. Ты сам знаешь, почему мне пришлось отказаться от этой темы, и знаешь также, что она – моя первая любовь.
– Угу… – Не видно было, чтобы ее объяснение Пинки счел достаточно убедительным. Закурив новую сигарету, он внимательно всмотрелся в собеседницу сквозь поднявшуюся дымовую завесу. – Но ты ведь уже застолбила за собой культуру. Весь шоу-бизнес – твой.
– Ты не представляешь себе, какая это скукотища, Пинки. Жизнь большого города со всеми его проблемами – вот чего мне не хватает. Кстати, у меня до сих пор сохранились отличные источники в городском правительстве.
– Что и говорить, умеешь ты лапшу на уши вешать, но я-то не дурак. – Пинки положил коротенькие ручки на стол и многозначительно подался вперед. – Тебе нужна сковорода, чтобы поджарить этого гуся – Хантера Макки.
Кари смущенно опустила глаза.
– Но я же профессиональный репортер, Пинки. Я не допущу, чтобы на мою журналистскую позицию влияли личные переживания. – Босс бросил на нее подозрительный взгляд, и она в отчаянии выкрикнула: – Честное слово, не допущу!
Откинувшись в кресле, он положил ноги на край письменного стола.
– Ну и что же будет с разделом программы, который ты ведешь сейчас? Давай рассмотрим этот вопрос чисто умозрительно. Потому что я еще не сказал, что согласен перевести тебя на другую работу.
– Отдадим его Салли Дженкинс. Она вполне сносно справлялась с этой работой, пока меня не было.
– Ты не хуже меня знаешь, какое это хлебное место, Кари. Тебя не то что подсидеть – зарезать готовы, лишь бы на него пробиться. В таких случаях ведь как иной раз бывает, а? Возвращаешься из отпуска – глядь, а местечко-то твое тю-тю… Так что если уступишь свой кусок хлеба с маслом мисс Большой Попке, а сама подашься вон туда и облажаешься, – Пинки мотнул головой в направлении центра города, где располагался комплекс зданий муниципалитета, – тогда уж на себя пеняй. Обратно ничего не получишь! Так стоит ли рисковать? Подумай хорошенько.
– Ей-богу не облажаюсь, Пинки! Ты что, уже совсем в меня не веришь?
– Верю. Но знаю также, что ты в первую очередь – женщина, которая живет не разумом, а эмоциями. И к тому же упрямая как осел. Надулась, видишь ли, на окружного прокурора, вот и вздумала…
– Ни на кого я не надулась.
– Черта с два не надулась! – взорвался Пинки. – Нечего меня на слове ловить! «Надулась» еще слишком мягко сказано о том, какие чувства ты к нему питаешь. – Он угрожающе поднес к ее носу похожий на обрубок указательный палец. – Короче, заруби себе на носу: мне вовсе не нужно, чтобы наша главная редакция превратилась в поле боя между тобой и Макки!
– До этого дело не дойдет. Я обещаю.
– Не позавидую тебе, если ты свое обещание нарушишь, – проворчал он, опуская ноги на пол.
Ее глаза радостно загорелись.
– Значит, решено? Новое место – мое?!
– Твое, твое…
– Спасибо, Пинки! – Она стремительно поднялась. – Когда приступать?
– Дик уходит в конце недели. Понедельник тебя устраивает?
– Значит, понедельник? Отлично! – Она повернулась было, чтобы уйти, но, вспомнив о чем-то важном, замерла на месте. – А можно Майк Гонсалес останется моим оператором?
– А прибавки к жалованью попросить не хочешь?
– Об этом я и не мечтаю.
– В таком случае забирай своего Майка, – ухмыльнулся Пинки, и она подпрыгнула на месте от радости. Поднявшись из кресла, директор отдела новостей глубоко затянулся сигаретой. Вид у него был не очень веселый. – Ты для меня все равно что дочь, Кари, и поэтому я хочу сказать тебе одну умную вещь: кинжал мести – оружие обоюдоострое. Иной раз колешь им кого-нибудь, а попадаешь в собственную задницу.
Она смешливо наморщила нос.
– Хорошо, запомню.
Однако у него оставались серьезные сомнения в том, что его предупреждение надолго задержится в ее белокурой головке.
– Ох, Кари, не нравится мне это.
– Да будет тебе ныть, трус несчастный. Где твоя любовь к приключениям? Сам подумай: ну что они могут с нами сделать, даже если и застукают?
Мученически вздохнув, Майк Гонсалес поволок свою тяжелую ношу выше по лестнице. В лифте госпиталя громоздкая видеокамера наверняка привлекла бы к себе излишнее внимание. Именно этого они сейчас пытались избежать.
– Да пойми же ты, не врачей с санитарками я боюсь, а Пинки.
Она тихо рассмеялась.
– Если мы притащим ему слезливую историю, которую можно вставить в шестичасовой выпуск, ему наплевать будет, каким образом мы ее раздобыли.
– А об окружном прокуроре ты подумала? Он такой тарарам устроит – только держись! Зря, что ли, он этого мужика ото всех прячет?
– Вот этим я и заинтригована. Отчего такая секретность? Почему никто из нас не видел этого человека, после того как он был арестован за убийство жены? Чего добивается Макки?
– Но как ты узнала, что его в тюрьме кондрашка хватил?
– Почаще в суд наведываться надо. Там в кафетерии много чего болтают. – Услышав это объяснение, Майк уважительно хмыкнул. – Мои невольные информаторы уточнили даже, в какой именно госпиталь его уложили.
– А номер палаты ты откуда вынюхала? – спросил оператор.
Кари ответила ему озорной улыбкой.
– А это мой маленький секретик.
Так за разговором они в конце концов дошли до нужного этажа. Приоткрыв дверь, Кари настороженно вгляделась в глубь коридора.
– Надеюсь, наш несравненный мистер Макки не выставил охрану.
Охранников видно не было. Бесшумные и невидимые, телевизионщики шмыгнули в коридор, а затем в палату. Мужчина средних лет лежал на кровати, нервно вцепившись в одеяло.
– Кто вы? – спросил он, похожий на перепуганного кролика, когда Кари и Майк приблизились к нему.
– Меня зовут Кари Стюарт, мистер Гопкинс. Как вы себя чувствуете? – вежливо поинтересовалась она.
Его затравленный взгляд бегал от Кари к Майку, навьюченному устрашающим оборудованием. Затем в его настороженных глазах что-то промелькнуло: он узнал ее.
– Так вы та самая девушка с телевидения? – спросил пациент. На сей раз в его голосе звучал уже не испуг, а неподдельный интерес.
За долгие годы репортерской работы Кари усвоила психологическую закономерность: тех, кто каждый вечер появляется на экране домашнего телевизора, люди со временем начинают воспринимать как давних знакомых. В ситуациях, подобных этой, такая иллюзия личного знакомства как нельзя лучше играла ей на руку.
– Да. – Сев на стул рядом с кроватью, она украдкой нажала на кнопку диктофона. Еле заметного кивка Майку было достаточно, чтобы включить видеокамеру. Палату в ту же секунду наполнило мягкое, почти успокаивающее жужжание. – Вы видели меня по телевизору?
– О, конечно, мы с Эммой… – Мужчина тут же осекся, его губы затряслись, а в глазах сверкнули слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Как это – зачем?
– Зачем тебе городское правительство?
– Я занималась им до того, как вышла замуж за Томаса. Ты сам знаешь, почему мне пришлось отказаться от этой темы, и знаешь также, что она – моя первая любовь.
– Угу… – Не видно было, чтобы ее объяснение Пинки счел достаточно убедительным. Закурив новую сигарету, он внимательно всмотрелся в собеседницу сквозь поднявшуюся дымовую завесу. – Но ты ведь уже застолбила за собой культуру. Весь шоу-бизнес – твой.
– Ты не представляешь себе, какая это скукотища, Пинки. Жизнь большого города со всеми его проблемами – вот чего мне не хватает. Кстати, у меня до сих пор сохранились отличные источники в городском правительстве.
– Что и говорить, умеешь ты лапшу на уши вешать, но я-то не дурак. – Пинки положил коротенькие ручки на стол и многозначительно подался вперед. – Тебе нужна сковорода, чтобы поджарить этого гуся – Хантера Макки.
Кари смущенно опустила глаза.
– Но я же профессиональный репортер, Пинки. Я не допущу, чтобы на мою журналистскую позицию влияли личные переживания. – Босс бросил на нее подозрительный взгляд, и она в отчаянии выкрикнула: – Честное слово, не допущу!
Откинувшись в кресле, он положил ноги на край письменного стола.
– Ну и что же будет с разделом программы, который ты ведешь сейчас? Давай рассмотрим этот вопрос чисто умозрительно. Потому что я еще не сказал, что согласен перевести тебя на другую работу.
– Отдадим его Салли Дженкинс. Она вполне сносно справлялась с этой работой, пока меня не было.
– Ты не хуже меня знаешь, какое это хлебное место, Кари. Тебя не то что подсидеть – зарезать готовы, лишь бы на него пробиться. В таких случаях ведь как иной раз бывает, а? Возвращаешься из отпуска – глядь, а местечко-то твое тю-тю… Так что если уступишь свой кусок хлеба с маслом мисс Большой Попке, а сама подашься вон туда и облажаешься, – Пинки мотнул головой в направлении центра города, где располагался комплекс зданий муниципалитета, – тогда уж на себя пеняй. Обратно ничего не получишь! Так стоит ли рисковать? Подумай хорошенько.
– Ей-богу не облажаюсь, Пинки! Ты что, уже совсем в меня не веришь?
– Верю. Но знаю также, что ты в первую очередь – женщина, которая живет не разумом, а эмоциями. И к тому же упрямая как осел. Надулась, видишь ли, на окружного прокурора, вот и вздумала…
– Ни на кого я не надулась.
– Черта с два не надулась! – взорвался Пинки. – Нечего меня на слове ловить! «Надулась» еще слишком мягко сказано о том, какие чувства ты к нему питаешь. – Он угрожающе поднес к ее носу похожий на обрубок указательный палец. – Короче, заруби себе на носу: мне вовсе не нужно, чтобы наша главная редакция превратилась в поле боя между тобой и Макки!
– До этого дело не дойдет. Я обещаю.
– Не позавидую тебе, если ты свое обещание нарушишь, – проворчал он, опуская ноги на пол.
Ее глаза радостно загорелись.
– Значит, решено? Новое место – мое?!
– Твое, твое…
– Спасибо, Пинки! – Она стремительно поднялась. – Когда приступать?
– Дик уходит в конце недели. Понедельник тебя устраивает?
– Значит, понедельник? Отлично! – Она повернулась было, чтобы уйти, но, вспомнив о чем-то важном, замерла на месте. – А можно Майк Гонсалес останется моим оператором?
– А прибавки к жалованью попросить не хочешь?
– Об этом я и не мечтаю.
– В таком случае забирай своего Майка, – ухмыльнулся Пинки, и она подпрыгнула на месте от радости. Поднявшись из кресла, директор отдела новостей глубоко затянулся сигаретой. Вид у него был не очень веселый. – Ты для меня все равно что дочь, Кари, и поэтому я хочу сказать тебе одну умную вещь: кинжал мести – оружие обоюдоострое. Иной раз колешь им кого-нибудь, а попадаешь в собственную задницу.
Она смешливо наморщила нос.
– Хорошо, запомню.
Однако у него оставались серьезные сомнения в том, что его предупреждение надолго задержится в ее белокурой головке.
– Ох, Кари, не нравится мне это.
– Да будет тебе ныть, трус несчастный. Где твоя любовь к приключениям? Сам подумай: ну что они могут с нами сделать, даже если и застукают?
Мученически вздохнув, Майк Гонсалес поволок свою тяжелую ношу выше по лестнице. В лифте госпиталя громоздкая видеокамера наверняка привлекла бы к себе излишнее внимание. Именно этого они сейчас пытались избежать.
– Да пойми же ты, не врачей с санитарками я боюсь, а Пинки.
Она тихо рассмеялась.
– Если мы притащим ему слезливую историю, которую можно вставить в шестичасовой выпуск, ему наплевать будет, каким образом мы ее раздобыли.
– А об окружном прокуроре ты подумала? Он такой тарарам устроит – только держись! Зря, что ли, он этого мужика ото всех прячет?
– Вот этим я и заинтригована. Отчего такая секретность? Почему никто из нас не видел этого человека, после того как он был арестован за убийство жены? Чего добивается Макки?
– Но как ты узнала, что его в тюрьме кондрашка хватил?
– Почаще в суд наведываться надо. Там в кафетерии много чего болтают. – Услышав это объяснение, Майк уважительно хмыкнул. – Мои невольные информаторы уточнили даже, в какой именно госпиталь его уложили.
– А номер палаты ты откуда вынюхала? – спросил оператор.
Кари ответила ему озорной улыбкой.
– А это мой маленький секретик.
Так за разговором они в конце концов дошли до нужного этажа. Приоткрыв дверь, Кари настороженно вгляделась в глубь коридора.
– Надеюсь, наш несравненный мистер Макки не выставил охрану.
Охранников видно не было. Бесшумные и невидимые, телевизионщики шмыгнули в коридор, а затем в палату. Мужчина средних лет лежал на кровати, нервно вцепившись в одеяло.
– Кто вы? – спросил он, похожий на перепуганного кролика, когда Кари и Майк приблизились к нему.
– Меня зовут Кари Стюарт, мистер Гопкинс. Как вы себя чувствуете? – вежливо поинтересовалась она.
Его затравленный взгляд бегал от Кари к Майку, навьюченному устрашающим оборудованием. Затем в его настороженных глазах что-то промелькнуло: он узнал ее.
– Так вы та самая девушка с телевидения? – спросил пациент. На сей раз в его голосе звучал уже не испуг, а неподдельный интерес.
За долгие годы репортерской работы Кари усвоила психологическую закономерность: тех, кто каждый вечер появляется на экране домашнего телевизора, люди со временем начинают воспринимать как давних знакомых. В ситуациях, подобных этой, такая иллюзия личного знакомства как нельзя лучше играла ей на руку.
– Да. – Сев на стул рядом с кроватью, она украдкой нажала на кнопку диктофона. Еле заметного кивка Майку было достаточно, чтобы включить видеокамеру. Палату в ту же секунду наполнило мягкое, почти успокаивающее жужжание. – Вы видели меня по телевизору?
– О, конечно, мы с Эммой… – Мужчина тут же осекся, его губы затряслись, а в глазах сверкнули слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70