Хлопнула дверь.
– Эй, Лайон! – крикнул кто-то из угла.
– Лайон! – окликнул его другой.
– Джим, Пит, приветствую.
Глубокий, с хрипотцой, голос оказал на Энди странное воздействие: будто сотни тончайших иголок впились ей в спину.
Энди надеялась, что он сядет рядом, на один из свободных табуретов, тогда было бы проще завязать разговор. Но по звуку шагов она определила, что он направился в противоположный от стойки конец кафе. Краешком глаза она увидела голубую рубашку.
Гейб поспешил к нему:
– Как поживаешь, Лайон? Что будешь пить? «Чили»?
– Нет, сегодня слишком жарко. Знаешь, позавчера Грейси приготовила такой «Чили», что мне понадобилась пара порций марганцовки, чтобы привести желудок в порядок.
– А не мог живот у тебя разболеться из-за жемчужин, которые ты запил тем «Чили»?
– Может быть, может быть.
Этот голос… Каким же должен быть мужчина, обладающий таким завораживающим с голосом? Не в силах более сдерживать любопытство, Энди повернулась и взглянула на вошедшего в тот самый момент, когда он говорил Гейбу:
– Дай-ка мне корзиночку чизбургеров.
– Уже несу.
Энди даже не слышала, что ответил Гейб. Она была слишком поглощена человеком, который делал заказ. Он оказался вовсе не таким, каким она его себе рисовала. На вид Лайону Рэтлифу лет тридцать пять. Она же представляла его гораздо старше, вероятно, из-за того, что генералу Рэтлифу было уже за восемьдесят. Очевидно, его сын родился после войны.
Во всем облике Лайона Рэтлифаа была некоторая двойственность. Греческий нос, прямые темные волосы, четко очерченные черные брови смутно напоминали Энди героев фильмов на библейские сюжеты. Но чувственный выразительный рот выдавал страстность его натуры.
– Мясо, которое ты готовишь для меня, наверное, с нашего ранчо? – спросил он Гейба.
Глубокий, с хрипотцой, голос странно волновал Энди. Казалось, если будешь слушать его невнимательно, пропустишь нечто очень важное.
– А ты как думаешь? – ответил Гейб. Это самое лучшее мясо, которое можно купить.
Лайон рассмеялся. Потянувшись за стаканом с ледяным напитком, который Гейб поставил перед ним, он столкнулся взглядом с Энди. Буквально на секунду взгляд его серых глаз – да, отметила Энди, глаза у него были серые – задержался на ее лице, но этого было достаточно, чтобы привести ее в замешательство.
Конечно – это Энди почувствовала, – он оценил ее. Темно-карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, не могли оставить никого равнодушным, как и ее роскошные, цвета жженого сахара, волосы. Но не слишком ли молодит ее конский хвост, который она сегодня сделала? А вдруг – не приведи господи! – она выглядит как тридцатилетняя женщина, пытающаяся выглядеть моложе?
«Не будь психопаткой, Энди, – одернула она себя. – Ты хороша и нравишься мужчинам». Но испарина на лбу? Хотя в окне заведения Гейба и висела хвастливая вывеска двадцатилетней давности, возвещающая, что в помещении всегда свежий кондиционированный воздух, Энди чувствовала, что все ее тело покрыто липкой влагой. А вдруг он заметил это? Она неожиданно почувствовала себя так, словно ее живую уложили на стол и сделали вскрытие, а Лайон Рэтлиф – патологоанатом, исследующий очередной экземпляр.
Когда его взгляд остановился на ее губах, Энди не выдержала. Отвернувшись, она судорожно схватила стакан с чаем и поднесла к губам. И тут же с ужасом подумала, что этим привлекла еще большее внимание.
Да что с ней такое происходит! Ей же надо делать дело. Уже три дня она охотится за этим человеком, пытаясь узнать хоть что-нибудь о нем самом и его отце, буквально подбирая любые крохи информации, не отчаиваясь даже тогда, когда в ответ на свои вопросы слышала откровенную грубость. Часами она просиживала в этом мерзком салоне красоты и слушала местные сплетни, все это время вежливо, но твердо отказываясь от услуг парикмахерши, предлагавшей ей сделать химическую завивку, «просто чтобы придать волосам форму». Единственное, что она там узнала, так это то, что Лайону пришлось пропустить последние танцы в местном клубе, так как здоровье его папочки ухудшилось, а для благоустройства ранчо были заказаны новые саженцы. И еще она услышала, что маникюрша, живущая в их доме, прошла обучение у маркиза де Сада.
И вот теперь он сидит здесь, всего в нескольких футах от нее, а она впервые в жизни лишилась дара речи. Где же ее хладнокровная самоуверенность? Поразительная настойчивость, которая всегда позволяла ей добиваться своего, покинула Энди. Она встречалась с королями, премьер-министрами и президентами, включая двух президентов Соединенных Штатов, и ни один из них не заставил ее трепетать. А этот… Этот ковбой не успел зайти в обшарпанную забегаловку, как я вспыхнула до корней волос.
Пытаясь совладать с собой, Энди демонстративно взглянула на Лайона. В ответ – взгляд, наподобие дорожного катка начисто сокрушивший ее решимость.
Да, я слышал о равноправии полов и считаю, что это, в некотором роде, здорово, но в данный момент ты меня интересуешь как женщина и ни черта ты не можешь с этим проделать.
Она поняла его молчаливое послание так же ясно, как если бы он сказал это вслух.
Ладно, но кое-что все-таки было в ее силах. Она заставит его прекратить думать о том, о чем он думает. В спокойной, профессиональной манере она скажет ему, кто она такая и что здесь делает, как только он покончит со своим чизбургером.
Энди сделала вид, что изучает заляпанное жирными пятнами меню Гейба. На протяжении многих лет оно оставалось неизменным. Единственное, что менялось, – это новые цены, намалеванные поверх старых. Она заставила себя выпить еще один стакан отвратительного сахарного сиропа и принялась наблюдать за мамашей, утирающей мордашку маленькому сыну. Все ее усилия были напрасны: как только она запихивала ему в рот очередную ложку жареного картофеля, на подбородке малыша вновь появлялась полоска красного соуса.
Наконец Энди посмотрела на Лайона: он уже почти покончил с едой. И, медленно потягивая кофе, уверенно обхватил чашку длинными, тонкими, сильными пальцами. Лайон смотрел в окно и, казалось, целиком был поглощен созерцанием уличной суеты.
Неожиданно он отвернулся от окна, будто внезапно утратил интерес к уличным картинам, и в упор взглянул на Энди. Та улыбнулась, страстно надеясь, что ее улыбка не показалась ему глупой дежурной улыбкой флиртующей девицы.
– Привет, – как можно непринужденнее сказала она, подходя к нему.
С едва скрытым изумлением Лайон медленно оглядел ее с головы до ног. Однако изумление очень скоро уступило место другому выражению. Энди поежилась. Неужели он привык, что к нему в кафе подходят незнакомые женщины?
– Салют. – И больше ни слова в ответ.
Итак, ее задача оказалась еще трудней, чем она предполагала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Эй, Лайон! – крикнул кто-то из угла.
– Лайон! – окликнул его другой.
– Джим, Пит, приветствую.
Глубокий, с хрипотцой, голос оказал на Энди странное воздействие: будто сотни тончайших иголок впились ей в спину.
Энди надеялась, что он сядет рядом, на один из свободных табуретов, тогда было бы проще завязать разговор. Но по звуку шагов она определила, что он направился в противоположный от стойки конец кафе. Краешком глаза она увидела голубую рубашку.
Гейб поспешил к нему:
– Как поживаешь, Лайон? Что будешь пить? «Чили»?
– Нет, сегодня слишком жарко. Знаешь, позавчера Грейси приготовила такой «Чили», что мне понадобилась пара порций марганцовки, чтобы привести желудок в порядок.
– А не мог живот у тебя разболеться из-за жемчужин, которые ты запил тем «Чили»?
– Может быть, может быть.
Этот голос… Каким же должен быть мужчина, обладающий таким завораживающим с голосом? Не в силах более сдерживать любопытство, Энди повернулась и взглянула на вошедшего в тот самый момент, когда он говорил Гейбу:
– Дай-ка мне корзиночку чизбургеров.
– Уже несу.
Энди даже не слышала, что ответил Гейб. Она была слишком поглощена человеком, который делал заказ. Он оказался вовсе не таким, каким она его себе рисовала. На вид Лайону Рэтлифу лет тридцать пять. Она же представляла его гораздо старше, вероятно, из-за того, что генералу Рэтлифу было уже за восемьдесят. Очевидно, его сын родился после войны.
Во всем облике Лайона Рэтлифаа была некоторая двойственность. Греческий нос, прямые темные волосы, четко очерченные черные брови смутно напоминали Энди героев фильмов на библейские сюжеты. Но чувственный выразительный рот выдавал страстность его натуры.
– Мясо, которое ты готовишь для меня, наверное, с нашего ранчо? – спросил он Гейба.
Глубокий, с хрипотцой, голос странно волновал Энди. Казалось, если будешь слушать его невнимательно, пропустишь нечто очень важное.
– А ты как думаешь? – ответил Гейб. Это самое лучшее мясо, которое можно купить.
Лайон рассмеялся. Потянувшись за стаканом с ледяным напитком, который Гейб поставил перед ним, он столкнулся взглядом с Энди. Буквально на секунду взгляд его серых глаз – да, отметила Энди, глаза у него были серые – задержался на ее лице, но этого было достаточно, чтобы привести ее в замешательство.
Конечно – это Энди почувствовала, – он оценил ее. Темно-карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, не могли оставить никого равнодушным, как и ее роскошные, цвета жженого сахара, волосы. Но не слишком ли молодит ее конский хвост, который она сегодня сделала? А вдруг – не приведи господи! – она выглядит как тридцатилетняя женщина, пытающаяся выглядеть моложе?
«Не будь психопаткой, Энди, – одернула она себя. – Ты хороша и нравишься мужчинам». Но испарина на лбу? Хотя в окне заведения Гейба и висела хвастливая вывеска двадцатилетней давности, возвещающая, что в помещении всегда свежий кондиционированный воздух, Энди чувствовала, что все ее тело покрыто липкой влагой. А вдруг он заметил это? Она неожиданно почувствовала себя так, словно ее живую уложили на стол и сделали вскрытие, а Лайон Рэтлиф – патологоанатом, исследующий очередной экземпляр.
Когда его взгляд остановился на ее губах, Энди не выдержала. Отвернувшись, она судорожно схватила стакан с чаем и поднесла к губам. И тут же с ужасом подумала, что этим привлекла еще большее внимание.
Да что с ней такое происходит! Ей же надо делать дело. Уже три дня она охотится за этим человеком, пытаясь узнать хоть что-нибудь о нем самом и его отце, буквально подбирая любые крохи информации, не отчаиваясь даже тогда, когда в ответ на свои вопросы слышала откровенную грубость. Часами она просиживала в этом мерзком салоне красоты и слушала местные сплетни, все это время вежливо, но твердо отказываясь от услуг парикмахерши, предлагавшей ей сделать химическую завивку, «просто чтобы придать волосам форму». Единственное, что она там узнала, так это то, что Лайону пришлось пропустить последние танцы в местном клубе, так как здоровье его папочки ухудшилось, а для благоустройства ранчо были заказаны новые саженцы. И еще она услышала, что маникюрша, живущая в их доме, прошла обучение у маркиза де Сада.
И вот теперь он сидит здесь, всего в нескольких футах от нее, а она впервые в жизни лишилась дара речи. Где же ее хладнокровная самоуверенность? Поразительная настойчивость, которая всегда позволяла ей добиваться своего, покинула Энди. Она встречалась с королями, премьер-министрами и президентами, включая двух президентов Соединенных Штатов, и ни один из них не заставил ее трепетать. А этот… Этот ковбой не успел зайти в обшарпанную забегаловку, как я вспыхнула до корней волос.
Пытаясь совладать с собой, Энди демонстративно взглянула на Лайона. В ответ – взгляд, наподобие дорожного катка начисто сокрушивший ее решимость.
Да, я слышал о равноправии полов и считаю, что это, в некотором роде, здорово, но в данный момент ты меня интересуешь как женщина и ни черта ты не можешь с этим проделать.
Она поняла его молчаливое послание так же ясно, как если бы он сказал это вслух.
Ладно, но кое-что все-таки было в ее силах. Она заставит его прекратить думать о том, о чем он думает. В спокойной, профессиональной манере она скажет ему, кто она такая и что здесь делает, как только он покончит со своим чизбургером.
Энди сделала вид, что изучает заляпанное жирными пятнами меню Гейба. На протяжении многих лет оно оставалось неизменным. Единственное, что менялось, – это новые цены, намалеванные поверх старых. Она заставила себя выпить еще один стакан отвратительного сахарного сиропа и принялась наблюдать за мамашей, утирающей мордашку маленькому сыну. Все ее усилия были напрасны: как только она запихивала ему в рот очередную ложку жареного картофеля, на подбородке малыша вновь появлялась полоска красного соуса.
Наконец Энди посмотрела на Лайона: он уже почти покончил с едой. И, медленно потягивая кофе, уверенно обхватил чашку длинными, тонкими, сильными пальцами. Лайон смотрел в окно и, казалось, целиком был поглощен созерцанием уличной суеты.
Неожиданно он отвернулся от окна, будто внезапно утратил интерес к уличным картинам, и в упор взглянул на Энди. Та улыбнулась, страстно надеясь, что ее улыбка не показалась ему глупой дежурной улыбкой флиртующей девицы.
– Привет, – как можно непринужденнее сказала она, подходя к нему.
С едва скрытым изумлением Лайон медленно оглядел ее с головы до ног. Однако изумление очень скоро уступило место другому выражению. Энди поежилась. Неужели он привык, что к нему в кафе подходят незнакомые женщины?
– Салют. – И больше ни слова в ответ.
Итак, ее задача оказалась еще трудней, чем она предполагала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41