вы должны это знать, Валентин — вот и все. Я не оставлю вас в час битвы, я останусь возле вас, если бы даже вы приказывали мне оставить вас; я хочу — слышите ли вы? — я хочу, и дал клятву самому себе, если понадобится, защитить вас своим телом. Теперь дайте мне вашу руку и не будем более говорить об этом, не правда ли?
Валентин оставался с минуту неподвижен, горячая слеза сбежала по его загорелым щекам, он пожал руку честному и простодушному канадцу, и сказал ему в ответ только три слова.
— Благодарю, я согласен.
Они встали и вернулись к своей карете, но прежде Валентин сигналом уведомил Курумиллу, своего верного телохранителя, что он может оставить свой пост и что разговор кончился. Через четверть часа три товарища приехали в дом в улице Табука, где Курумилла уже их ждал.
Глава XXII
БЛАНКЕТ
На следующее утро в Мехико был праздник, в этом нет ничего необыкновенного в стране, где целый год беспрерывный праздник.
На этот раз дело было серьезнее: отмечалась годовщина провозглашения мексиканской независимости.
На восходе солнца по улицам, по всем перекресткам города разъезжал отряд солдат, объявлявший, при звуках труб и барабанов, что на другой день будет бой быков, благодарственные обедни во всех церквах, бесплатные спектакли, смотр гарнизона, фейерверк, иллюминация и бал на чистом воздухе.
Правительство устраивало все великолепно: народ с утра бегал по улицам, смеясь, крича, пуская ракеты, воспевая похвалы президенту республики и заранее празднуя завтрашнее торжество.
Дон Марсьяль, чтобы сбить с толку шпионов, без сомнения, расставленных около дома Валентина, оставил своего друга ночью и воротился к себе домой, а за несколько минут до рассвета отправился к Ралье.
Хотя было еще очень рано, однако француз уже встал и разговаривал с своим братом Эдуардом, в ожидании Тигреро.
Эдуард был готов к отъезду, брат давал ему последние распоряжения.
— Добро пожаловать, — дружелюбно сказал француз, дону Марсьялю, — я занимался нашим делом: брат мой Эдуард едет в нашу виллу, куда вчера уже уехали моя мать и брат Огюст, чтобы мы нашли там все в порядке по приезде.
Хотя Тигреро не совсем понял, что говорил ему банкир, он не стал переспрашивать, и молча поклонился.
— Итак, это решено, — продолжал Ралье, обращаясь к брату, — приготовь все, потому что мы, вероятно, приедем до полудня, то есть к завтраку.
— Ваш загородный дом недалеко от города? — спросил Тигреро, чтобы сказать что-нибудь.
— Только две мили, в Сан-Анджело, но в превосходно расположен на случай нападения. Вы знаете, что Сан-Анджело выстроен на склоне потухшего вулкана, окружен лавой и зубчатыми окалинами, которые делают очень трудным доступ к нему.
— Признаюсь, я этого не знал.
— В такой стране, как эта, надо принимать меры предосторожности и постоянно остерегаться. Поезжай же, любезный Эдуард, твое оружие в порядке, тебя провожают два решительных пеона, притом настал день, и ты совершишь просто прогулку. До свидания!
Братья пожали друг другу руки, и молодой человек, поклонившись дону Марсьялю, вышел из дома в сопровождении двух слуг, так же хорошо вооруженных, как он, и на прекрасных лошадях.
Во время этого разговора пеоны заложили карету.
— Прошу вас, — сказал Ралье.
— Как? — спросил дон Марсьяль. — В карету?
— Неужели вы думали, что я решусь поехать в монастырь верхом? Нас сейчас узнали бы.
— Но эта карета выдаст вас.
— Согласен; но не будут знать, кто в ней сидит, когда шторы будут опущены, а я это сделаю, прежде чем уеду из дома.
Тигреро сел возле француза, тот опустил шторы, и карета рванулась по направлению диаметрально противоположному тому, по которому должна была бы ехать в монастырь.
— Куда же мы едем? — спросил Тигреро через минуту.
— В монастырь бернардинок.
— Мне кажется, мы едем не по той дороге.
— Может быть, но эта дорога безопаснее.
— Смиренно признаюсь, что я ничего не понимаю.
Ралье расхохотался.
— Друг мой, — отвечал он, — вы поймете, когда придет время. Будьте спокойны! Знайте только, что, действуя таким образом, я буквально исполняю инструкции Валентина, моего и вашего друга. Не даром прозвали его уже давно Искателем Следов. Притом, вы знаете поговорку лугов, всегда казавшуюся мне чрезвычайно справедливой: «Самая краткая дорога от одного пункта до другого идет изгибом». Мы едем изгибом — вот и все. Притом во всем, что будет происходить, вы должны остаться зрителем, а не действующим лицом, и повиноваться мне во всем, что я прикажу. Эта роль вам не нравится?
Француз говорил все это тем веселым тоном и с тем очаровательным добродушием, которые составляли основу его характера и завоевывали ему любовь всех, с кем сводил его случай.
— Я буду охотно повиноваться, вам, сеньор дон Антонио, — отвечал Тигреро. — Доверие нашего общего друга к вам служит мне ручательством ваших намерений. Располагайте же мной, как хотите, не опасаясь ни малейшего возражения с моей стороны.
— Прекрасно сказано! — заметил, смеясь, банкир. — Прежде всего, любезный сеньор, вы сделаете мне удовольствие — перемените костюм.
— Переменить костюм! — вскричал Тигреро. — Но вам надо было сказать мне заранее!
— Ни к чему, любезный сеньор: у меня здесь есть все, что вам нужно.
— Здесь?
— Посмотрите-ка, — сказал банкир, вынимая из одного кармана кареты платье францисканца, а из другого сандалии и веревку, — вы уже надевали этот костюм.
— Точно.
— Наденьте же его опять, вот зачем: в монастыре бернардинок вас считают францисканцем; те, которым не известна наша тайна, должны думать будто я приехал с францисканцем.
— Я повинуюсь вам. Но ваш кучер не будет удивлен, когда из кареты, в которую сел кабальеро, выйдет францисканец?
— Мой кучер? Вы верно на него не посмотрели?
— Нет! Все индейцы похожи один на другого и все отвратительны.
— Это правда! Однако, посмотрите на него.
Дон Марсьяль наклонился вперед и немного раздвинул штору.
— Курумилла! — закричал он с удивлением. — Как он удачно переодет!
— Думаете ли вы, что он удивится?
— Я ошибся.
— Вы не дали себе труда подумать.
— Я переоденусь; однако, если вы позволите, я спрячу оружие под одежду.
— Если позволю! В случае надобности, пожалуй, прикажу. Но какое у вас оружие?
— Кинжал, нож и пара пистолетов.
— Прекрасно! Если понадобится, я могу вам найти винтовку.
Разговаривая таким образом, Тигреро переменил костюм, то есть просто надел рясу поверх платья, обвязался веревкой вместо пояса, заменил обувь сандалиями.
— Вот вы теперь францисканец вполне, — сказал француз, смеясь.
— Нет, мне еще недостает одной необходимой вещи.
— Чего же?
— Шляпы!
— Это правда.
— Я не знаю даже, как мы достанем эту часть моего костюма.
— Неверующий человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Валентин оставался с минуту неподвижен, горячая слеза сбежала по его загорелым щекам, он пожал руку честному и простодушному канадцу, и сказал ему в ответ только три слова.
— Благодарю, я согласен.
Они встали и вернулись к своей карете, но прежде Валентин сигналом уведомил Курумиллу, своего верного телохранителя, что он может оставить свой пост и что разговор кончился. Через четверть часа три товарища приехали в дом в улице Табука, где Курумилла уже их ждал.
Глава XXII
БЛАНКЕТ
На следующее утро в Мехико был праздник, в этом нет ничего необыкновенного в стране, где целый год беспрерывный праздник.
На этот раз дело было серьезнее: отмечалась годовщина провозглашения мексиканской независимости.
На восходе солнца по улицам, по всем перекресткам города разъезжал отряд солдат, объявлявший, при звуках труб и барабанов, что на другой день будет бой быков, благодарственные обедни во всех церквах, бесплатные спектакли, смотр гарнизона, фейерверк, иллюминация и бал на чистом воздухе.
Правительство устраивало все великолепно: народ с утра бегал по улицам, смеясь, крича, пуская ракеты, воспевая похвалы президенту республики и заранее празднуя завтрашнее торжество.
Дон Марсьяль, чтобы сбить с толку шпионов, без сомнения, расставленных около дома Валентина, оставил своего друга ночью и воротился к себе домой, а за несколько минут до рассвета отправился к Ралье.
Хотя было еще очень рано, однако француз уже встал и разговаривал с своим братом Эдуардом, в ожидании Тигреро.
Эдуард был готов к отъезду, брат давал ему последние распоряжения.
— Добро пожаловать, — дружелюбно сказал француз, дону Марсьялю, — я занимался нашим делом: брат мой Эдуард едет в нашу виллу, куда вчера уже уехали моя мать и брат Огюст, чтобы мы нашли там все в порядке по приезде.
Хотя Тигреро не совсем понял, что говорил ему банкир, он не стал переспрашивать, и молча поклонился.
— Итак, это решено, — продолжал Ралье, обращаясь к брату, — приготовь все, потому что мы, вероятно, приедем до полудня, то есть к завтраку.
— Ваш загородный дом недалеко от города? — спросил Тигреро, чтобы сказать что-нибудь.
— Только две мили, в Сан-Анджело, но в превосходно расположен на случай нападения. Вы знаете, что Сан-Анджело выстроен на склоне потухшего вулкана, окружен лавой и зубчатыми окалинами, которые делают очень трудным доступ к нему.
— Признаюсь, я этого не знал.
— В такой стране, как эта, надо принимать меры предосторожности и постоянно остерегаться. Поезжай же, любезный Эдуард, твое оружие в порядке, тебя провожают два решительных пеона, притом настал день, и ты совершишь просто прогулку. До свидания!
Братья пожали друг другу руки, и молодой человек, поклонившись дону Марсьялю, вышел из дома в сопровождении двух слуг, так же хорошо вооруженных, как он, и на прекрасных лошадях.
Во время этого разговора пеоны заложили карету.
— Прошу вас, — сказал Ралье.
— Как? — спросил дон Марсьяль. — В карету?
— Неужели вы думали, что я решусь поехать в монастырь верхом? Нас сейчас узнали бы.
— Но эта карета выдаст вас.
— Согласен; но не будут знать, кто в ней сидит, когда шторы будут опущены, а я это сделаю, прежде чем уеду из дома.
Тигреро сел возле француза, тот опустил шторы, и карета рванулась по направлению диаметрально противоположному тому, по которому должна была бы ехать в монастырь.
— Куда же мы едем? — спросил Тигреро через минуту.
— В монастырь бернардинок.
— Мне кажется, мы едем не по той дороге.
— Может быть, но эта дорога безопаснее.
— Смиренно признаюсь, что я ничего не понимаю.
Ралье расхохотался.
— Друг мой, — отвечал он, — вы поймете, когда придет время. Будьте спокойны! Знайте только, что, действуя таким образом, я буквально исполняю инструкции Валентина, моего и вашего друга. Не даром прозвали его уже давно Искателем Следов. Притом, вы знаете поговорку лугов, всегда казавшуюся мне чрезвычайно справедливой: «Самая краткая дорога от одного пункта до другого идет изгибом». Мы едем изгибом — вот и все. Притом во всем, что будет происходить, вы должны остаться зрителем, а не действующим лицом, и повиноваться мне во всем, что я прикажу. Эта роль вам не нравится?
Француз говорил все это тем веселым тоном и с тем очаровательным добродушием, которые составляли основу его характера и завоевывали ему любовь всех, с кем сводил его случай.
— Я буду охотно повиноваться, вам, сеньор дон Антонио, — отвечал Тигреро. — Доверие нашего общего друга к вам служит мне ручательством ваших намерений. Располагайте же мной, как хотите, не опасаясь ни малейшего возражения с моей стороны.
— Прекрасно сказано! — заметил, смеясь, банкир. — Прежде всего, любезный сеньор, вы сделаете мне удовольствие — перемените костюм.
— Переменить костюм! — вскричал Тигреро. — Но вам надо было сказать мне заранее!
— Ни к чему, любезный сеньор: у меня здесь есть все, что вам нужно.
— Здесь?
— Посмотрите-ка, — сказал банкир, вынимая из одного кармана кареты платье францисканца, а из другого сандалии и веревку, — вы уже надевали этот костюм.
— Точно.
— Наденьте же его опять, вот зачем: в монастыре бернардинок вас считают францисканцем; те, которым не известна наша тайна, должны думать будто я приехал с францисканцем.
— Я повинуюсь вам. Но ваш кучер не будет удивлен, когда из кареты, в которую сел кабальеро, выйдет францисканец?
— Мой кучер? Вы верно на него не посмотрели?
— Нет! Все индейцы похожи один на другого и все отвратительны.
— Это правда! Однако, посмотрите на него.
Дон Марсьяль наклонился вперед и немного раздвинул штору.
— Курумилла! — закричал он с удивлением. — Как он удачно переодет!
— Думаете ли вы, что он удивится?
— Я ошибся.
— Вы не дали себе труда подумать.
— Я переоденусь; однако, если вы позволите, я спрячу оружие под одежду.
— Если позволю! В случае надобности, пожалуй, прикажу. Но какое у вас оружие?
— Кинжал, нож и пара пистолетов.
— Прекрасно! Если понадобится, я могу вам найти винтовку.
Разговаривая таким образом, Тигреро переменил костюм, то есть просто надел рясу поверх платья, обвязался веревкой вместо пояса, заменил обувь сандалиями.
— Вот вы теперь францисканец вполне, — сказал француз, смеясь.
— Нет, мне еще недостает одной необходимой вещи.
— Чего же?
— Шляпы!
— Это правда.
— Я не знаю даже, как мы достанем эту часть моего костюма.
— Неверующий человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53