— Ни единого реала! Это-то меня с толку и сбивает… Словом, дон Рамон де Ла Крус выслал за ними погоню по всем направлениям.
— О! Тогда можно не волноваться, на их след скоро нападут.
— Самое странное, что они и следов за собой никаких не оставили — ни малейшего признака, который мог был служить указанием для поисков, как будто они улетели по воздуху, прости Господи, или земля поглотила их! Ни одна живая душа не видела их и не слышала. Городские ворота оставались заперты, цепи натянуты у входа в порт; где же они могли пройти?
— Скажите, пожалуйста, как странно! И ничего они после себя не оставили?
— Напротив, я совсем забыл упомянуть!
— Вот видите!
— Судите сами, насколько это поможет нам в розысках: они написали метровыми буквами на стене своей камеры: До скорого свидания, плюгавые испанцы!
— Шутка, признаться, не очень милая.
— Губернатор находит ее возмутительной и видит в ней угрозу.
— Скорее хвастовство, черт возьми! Этим десятерым ускользнуть бы от преследователей!
— Им трудно придется, я с вами согласен… Но оставим их и вернемся к тому, что я собирался сообщить вам.
— Разумеется! Эти негодяи меня нисколько не интересуют.
— Вчера на балу несколько дам договорились прибыть сегодня ко мне на корвет с некоторыми родственниками и друзьями, конечно ими же приглашенными. В числе этих дам я назову вам, среди прочих, донью Линду, дочь губернатора дона Рамона де Ла Круса, и донью Флору, дочь дона Хесуса. Меня предупредили об этом только полчаса назад. Распорядившись относительно завтрака, я поспешил явиться к вам, любезный граф, с покорнейшей просьбой помочь мне принять дам на моем корвете.
— Предложение ваше очень любезно, капитан, и я принимаю его с большим удовольствием.
— Вот и отлично! Как видите, я не находил со своей стороны никаких препятствий завтракать с вами. Достигнув теперь цели своих дипломатических переговоров, я бегу опрометью — прием назначен на половину двенадцатого. До скорого свидания, как написали эти мошенники!
Молодые люди засмеялись, пожали еще раз друг другу руки, и капитан вышел.
Немедленно вошел Мигель.
— Ну, видно, дело устроили мастерски, — сказал Лоран.
— Неплохо, — согласился буканьер с усмешкой. — Кажется, вы имеете кое-какие вести?
— И самые свежие. По словам сеньора дона Пабло, губернатор просто взбешен, что с ним сыграли такую шутку. Он разослал во все стороны отряды в погоню за нашими бедными товарищами.
— Что ж, скатертью дорога! Моцион полезен, хотя беглецов им не догнать.
— Где они? Здесь?
— Разумеется, как и было условлено.
— Только пусть уж притаятся как мыши.
— Ничуть не бывало! Хосе с самого утра занят их гримировкой и переодеванием. Они теперь сами не узнали бы себя в зеркале. Этот краснокожий черт — мастер на подобные превращения, просто глазам своим не веришь.
— Все равно необходима осторожность.
— Хосе утверждает, что лучшее средство скрыться — это смело показываться на людях.
— В этом парадоксе есть доля правды, но только не следует заходить слишком далеко.
— Число ваших слуг никому не известно, там и здесь добавить по лишнему — в доме, в саду и в конюшне, — и никто этого не заметит. Вот посмотрите, какой подбор самых разнообразных слуг вам готовят, ваше сиятельство! Бартелеми, между прочим, ваш дворецкий, превратился в великолепнейшего идальго, какого можно себе вообразить. Умора просто! Честное слово, мы боимся взглянуть друг на друга!
— Сумасброды! Все же я повторяю, будьте осторожны.
— Да ведь Хосе отвечает за все!
— У тебя с некоторых пор Хосе с языка не сходит. Что это ты так восхищаешься им?
— Он вовсе не то, чем кажется.
— Стало быть, и он также переодет?
— Еще бы! И мы все — это прелесть что такое!
— Странную мы разыгрываем комедию…
— Которая вскоре превратится в трагедию!.. Впрочем, я нисколько не скрываю своего пристрастия к Хосе, а вам известно, ваше сиятельство, что я с бухты-барахты никем восхищаться не стану.
— Тебе надо отдать должное.
— Этого же человека, доложу вам, я просто полюбил от души; он храбр, честен, предан, я готов за него ручаться.
— Монбар знаток в людях и очень хвалил мне его.
— Стало быть, мы можем не волноваться. Разговаривая таким образом, Лоран с помощью Мигеля надел богатый костюм, на груди его красовался орден Золотого Руна, который в то время давали кому-либо чрезвычайно редко и за одни только величайшие заслуги.
Мигель улыбнулся, заметив, как Лоран небрежно прикалывал его.
— Чего зубы-то скалишь? — спросил мнимый граф. — Разве я не имею права носить этот орден?
— Да сохранит меня Бог сомневаться в этом, ваше сиятельство! — с живостью возразил буканьер. — Бесспорно, вы более всякого другого имеете на него право, только мне смешно видеть орден Золотого Руна на груди одного из главных предводителей Береговых братьев, ожесточенных врагов Испании.
— Правда, для нас с тобой это противоречие очень забавно. Положил ты мне золота в карманы?
— Положил, ваше сиятельство.
— Подай теперь мои бриллианты.
— Я поеду с вами?
— Нет, черт возьми! Я еду на корвет «Жемчужина», а ты так горячо возлюбил это очаровательное судно, что способен наделать там гвалта. Ведь я знаю тебя, друг сердечный, как облупленного, и мне приходится принимать свои меры… Серьезно, Мигель, чем ближе развязка, тем хитрее и осторожнее должны мы поступать.
— Вы же обещали мне «Жемчужину»!
— И получишь ее, жадный человек, но потерпи еще немного.
— Хорошо, — проворчал Мигель, словно собака, у которой отняли кость, — подождем, но ведь один же вы туда не поедете?
— Я возьму с собой Шелковинку.
— Вот счастливчик! Только ему такая удача на роду и написана!
— Не приревновал ли ты, чего доброго? — засмеялся Лоран. — Лошади готовы?
— Ждут у дверей.
— Тогда я немедленно отправляюсь; не жди меня скоро, я пробуду на корвете несколько часов, сам еще не знаю сколько.
— Ладно. Они вышли.
На дворе Шелковинка — или, вернее, Юлиан, так как это было его настоящее имя, — предвидя, что поедет с хозяином, уже вскочил в седло, надев богатый костюм пажа.
Граф также сел на лошадь, махнул Мигелю рукой на прощание и отъехал от дома в сопровождении Юлиана и ливрейного слуги, который должен был привести назад лошадей.
Испано-американцы не знают иного способа передвижения помимо поездки верхом.
Редко можно встретить их пеших: как для самого кратчайшего переезда, так и для самого продолжительного они садятся на лошадь и, так сказать, всю жизнь проводят в седле.
Возбуждая всеобщее оживление, граф неторопливым шагом проехал часть города и наконец достиг гавани. Он сошел с лошади и сделал знак своему пажу также спешиться. Ливрейный слуга взял в поводья лошадей и тотчас повернул назад, а Лоран тем временем подозвал одного из множества лодочников, лодки которых лепились вдоль пристани, и велел отвезти себя на корвет капитана Сандоваля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59