На самой середине реки показался маленький островок, к которому легко было пристать и который находился метрах в шестидесяти от индейца.
Сотавенто не раздумывал. Опустив удила своей лошади, он сошел с нее и отважно поплыл к острову.
Животное, освобожденное от тяжести всадника, казалось, встрепенулось и, направляемое инстинктом, тоже двинулось к этой земле, где оба — и животное, и всадник — нашли спасение.
Через четверть часа человек и лошадь вместе взбирались на песчаный берег острова.
Они были спасены!
Глава XXXVII. Лунный Свет
Было около четырех часов утра. Ночная гроза совершенно прошла, и небо сияло лазурью. День не заставил себя ждать. Генерал Карденас, печально облокотившись на парапет городского вала, размышлял, блуждая взглядом по равнине и лагерю мексиканцев, бивачные огни которого начинали гаснуть при первых лучах дня. Немного позади его адъютанты и ординарцы, небрежно опираясь на шпаги, с плохо скрываемым нетерпением ожидали, когда угодно будет их начальнику покинуть вал.
Мы сказали, что генерал размышлял. Эти размышления были мрачны и горьки: съестные и боевые припасы, расточаемые офицерами, обязанными их раздавать, редели. Скучавший гарнизон роптал втихомолку и не замедлил бы громко выразить свои жалобы. Кокагуила была совершенно заперта мексиканской армией, так что с самого начала осады никто не мог войти в город или выйти из него.
Генерал не получал решительно никаких известий, как будто находился за пятьсот миль от Мексики. Солдаты, привыкшие с самого начала восстания жить за счет деревенских жителей, вымогать у них деньги и грабить, тяготились диетой, на которую теперь были осуждены. Зловещий ропот слышался среди них. Сами офицеры пришли в уныние и желали изменить положение дела, которое с каждым днем все ухудшалось. Генерал с ужасом предвидел момент, когда все разом порушится и когда он принужден будет сдаться врагам, которых он считал такими презренными и старался довести до крайности бесцельными и не вызванными ничем жестокостями.
Вдруг генерал увидел в сумерках тень человека, приближавшегося к валу и принимавшего самые странные предосторожности. Этот человек, по-видимому, не очень заботился о том, чтобы его не видели из города, а прятался только от часовых, которые могли заметить его из лагеря.
Довольно много времени прошло, пока этот человек, с беспокойством оглядывавшийся на каждом шагу, подошел на расстояние пистолетного выстрела к валу.
Генерал выпрямился и, знаком подозвав офицера, сказал ему на ухо несколько слов. Офицер поклонился и удалился. Произнеся эти несколько слов, генерал снова занял свой наблюдательный пост.
Незнакомец все двигался, набираясь храбрости по мере приближения к валу.
Тут несколько человек совершили вылазку, и прежде чем неизвестный успел оказать бесполезное сопротивление, он был сбит с ног и втащен в город.
Впрочем нужно сознаться, что солдатам легко было это выполнить, так как пленник последовал за ними очень охотно.
Генерал ждал его, прохаживаясь по валу вдоль и поперек. Когда же неизвестный был приведен к нему, он молча посмотрел на него.
Это был еще молодой человек с интеллигентным и насмешливым лицом, крепкого сложения, высокого роста и очень стройный.
— Кто ты, негодяй? — грубо спросил его генерал. — Как ты смеешь шататься так близко от вала осажденного города?
— Черт возьми, — отвечал незнакомец на хорошем испанском языке, хотя с заметным иностранным акцентом, — я не шатался вокруг вала!
— Что же ты делал тогда?
— Я просто искал вход в город.
— Вот бесстыдный мошенник, — пробормотал генерал, — но он, по крайней мере, откровенен. А зачем хотел ты войти в Кокагуилу?
— Если вам все равно, генерал, то прикажите развязать веревки, стесняющие меня. Тогда мне легче будет ответить вам!
— Пусть так. Только предупреждаю, что при малейшем подозрительном движении я раскрою тебе череп.
— Это ваше дело, генерал! — отвечал тот беспечно.
По знаку генерала неизвестного освободили. Он, почувствовав себя свободным, испустил вздох облегчения.
— Ну! — сказал он. — Теперь, по крайней мере, можно болтать!
— Расположен ты отвечать мне?
— Спрашивайте.
— Как тебя зовут?
— Лунный Свет.
— Гм! Прекрасное имя для ночной птицы!
— Таково мое имя.
— Кто ты?
— Канадец и лесной бродяга. Но, генерал, если мы будем так продолжать, то не закончим никогда. Я люблю прямо приступать к делу: я пришел сделать вам одно предложение.
— Какое?
— О! О! Генерал, не так скоро. Сначала скажите, сколько дадите вы мне?
— Но ведь надо, чтобы я знал…
— Цифра справедливая. Я вам сейчас скажу ее: пятьсот унций, то есть около сорока тысяч франков.
— Как, пятьсот унций?! — вскричал генерал. — Ты производишь на меня впечатление шутника: берегись, чтобы я не приказал тебя повесить, и не научил, как шутить со мной.
— Вот и оказывай после этого услуги людям! — сказал канадец, философски пожимая плечами.
— Но, животное, — нетерпеливо вскричал генерал, — какую услугу оказываешь ты мне?
— Огромную, генерал, огромную!
— Посмотрим, объясни.
— Я ничего иного не желаю, но вы не даете говорить!
Генерал был или, по крайней мере, считал себя знатоком людей. Он вспомнил о свидании своем с Оливье и понял, что если этот человек осмелился предстать перед ним и говорить так, зная его репутацию, то у него должны быть важные мотивы и он должен быть уверен в безнаказанности. К тому же, серьезное положение, в котором он находился, заставило его искать выход всеми средствами. Итак, он обуздал себя, решив, что если канадец действительно смеется над ним, то будет немедленно повешен.
— Ну, говори, и пусть тебя сразит чума! — сказал он.
— Тогда, генерал, вот в чем дело. Но сначала дайте честное слово, что если мое сообщение будет так важно для вас, как я думаю, вы дадите требуемую мной сумму.
— Хорошо, но если ты меня обманешь, то будешь повешен или расстрелян… на выбор.
— Это мне безразлично. Торг закончен. Где деньги?
— Не думаешь ли ты, что я ношу пятьсот унций при себе?
— Черт возьми! Как же тогда быть? — сказал канадец, почесывая голову.
— Держи, — сказал генерал, давая ему два бриллиантовых кольца. — Эти алмазы стоят почти вдвое больше того, что ты требуешь. Доволен ли ты?
— Правда ли? Ба! Я рискую… Но слушайте… Сегодняшней ночью я, худо ли, хорошо ли, расположился биваком за три или четыре мили отсюда. К несчастью для меня поднялась буря и принудила искать более удобного и особенно более надежного убежища, чем то, которое я выбрал.
— Короче, короче!
— Сейчас, генерал. Ночь была такая темная, что, плохо зная страну, я заблудился и в темноте попал как раз в середину лагеря мексиканцев.
— А! А! И они хорошо тебя приняли, я полагаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Сотавенто не раздумывал. Опустив удила своей лошади, он сошел с нее и отважно поплыл к острову.
Животное, освобожденное от тяжести всадника, казалось, встрепенулось и, направляемое инстинктом, тоже двинулось к этой земле, где оба — и животное, и всадник — нашли спасение.
Через четверть часа человек и лошадь вместе взбирались на песчаный берег острова.
Они были спасены!
Глава XXXVII. Лунный Свет
Было около четырех часов утра. Ночная гроза совершенно прошла, и небо сияло лазурью. День не заставил себя ждать. Генерал Карденас, печально облокотившись на парапет городского вала, размышлял, блуждая взглядом по равнине и лагерю мексиканцев, бивачные огни которого начинали гаснуть при первых лучах дня. Немного позади его адъютанты и ординарцы, небрежно опираясь на шпаги, с плохо скрываемым нетерпением ожидали, когда угодно будет их начальнику покинуть вал.
Мы сказали, что генерал размышлял. Эти размышления были мрачны и горьки: съестные и боевые припасы, расточаемые офицерами, обязанными их раздавать, редели. Скучавший гарнизон роптал втихомолку и не замедлил бы громко выразить свои жалобы. Кокагуила была совершенно заперта мексиканской армией, так что с самого начала осады никто не мог войти в город или выйти из него.
Генерал не получал решительно никаких известий, как будто находился за пятьсот миль от Мексики. Солдаты, привыкшие с самого начала восстания жить за счет деревенских жителей, вымогать у них деньги и грабить, тяготились диетой, на которую теперь были осуждены. Зловещий ропот слышался среди них. Сами офицеры пришли в уныние и желали изменить положение дела, которое с каждым днем все ухудшалось. Генерал с ужасом предвидел момент, когда все разом порушится и когда он принужден будет сдаться врагам, которых он считал такими презренными и старался довести до крайности бесцельными и не вызванными ничем жестокостями.
Вдруг генерал увидел в сумерках тень человека, приближавшегося к валу и принимавшего самые странные предосторожности. Этот человек, по-видимому, не очень заботился о том, чтобы его не видели из города, а прятался только от часовых, которые могли заметить его из лагеря.
Довольно много времени прошло, пока этот человек, с беспокойством оглядывавшийся на каждом шагу, подошел на расстояние пистолетного выстрела к валу.
Генерал выпрямился и, знаком подозвав офицера, сказал ему на ухо несколько слов. Офицер поклонился и удалился. Произнеся эти несколько слов, генерал снова занял свой наблюдательный пост.
Незнакомец все двигался, набираясь храбрости по мере приближения к валу.
Тут несколько человек совершили вылазку, и прежде чем неизвестный успел оказать бесполезное сопротивление, он был сбит с ног и втащен в город.
Впрочем нужно сознаться, что солдатам легко было это выполнить, так как пленник последовал за ними очень охотно.
Генерал ждал его, прохаживаясь по валу вдоль и поперек. Когда же неизвестный был приведен к нему, он молча посмотрел на него.
Это был еще молодой человек с интеллигентным и насмешливым лицом, крепкого сложения, высокого роста и очень стройный.
— Кто ты, негодяй? — грубо спросил его генерал. — Как ты смеешь шататься так близко от вала осажденного города?
— Черт возьми, — отвечал незнакомец на хорошем испанском языке, хотя с заметным иностранным акцентом, — я не шатался вокруг вала!
— Что же ты делал тогда?
— Я просто искал вход в город.
— Вот бесстыдный мошенник, — пробормотал генерал, — но он, по крайней мере, откровенен. А зачем хотел ты войти в Кокагуилу?
— Если вам все равно, генерал, то прикажите развязать веревки, стесняющие меня. Тогда мне легче будет ответить вам!
— Пусть так. Только предупреждаю, что при малейшем подозрительном движении я раскрою тебе череп.
— Это ваше дело, генерал! — отвечал тот беспечно.
По знаку генерала неизвестного освободили. Он, почувствовав себя свободным, испустил вздох облегчения.
— Ну! — сказал он. — Теперь, по крайней мере, можно болтать!
— Расположен ты отвечать мне?
— Спрашивайте.
— Как тебя зовут?
— Лунный Свет.
— Гм! Прекрасное имя для ночной птицы!
— Таково мое имя.
— Кто ты?
— Канадец и лесной бродяга. Но, генерал, если мы будем так продолжать, то не закончим никогда. Я люблю прямо приступать к делу: я пришел сделать вам одно предложение.
— Какое?
— О! О! Генерал, не так скоро. Сначала скажите, сколько дадите вы мне?
— Но ведь надо, чтобы я знал…
— Цифра справедливая. Я вам сейчас скажу ее: пятьсот унций, то есть около сорока тысяч франков.
— Как, пятьсот унций?! — вскричал генерал. — Ты производишь на меня впечатление шутника: берегись, чтобы я не приказал тебя повесить, и не научил, как шутить со мной.
— Вот и оказывай после этого услуги людям! — сказал канадец, философски пожимая плечами.
— Но, животное, — нетерпеливо вскричал генерал, — какую услугу оказываешь ты мне?
— Огромную, генерал, огромную!
— Посмотрим, объясни.
— Я ничего иного не желаю, но вы не даете говорить!
Генерал был или, по крайней мере, считал себя знатоком людей. Он вспомнил о свидании своем с Оливье и понял, что если этот человек осмелился предстать перед ним и говорить так, зная его репутацию, то у него должны быть важные мотивы и он должен быть уверен в безнаказанности. К тому же, серьезное положение, в котором он находился, заставило его искать выход всеми средствами. Итак, он обуздал себя, решив, что если канадец действительно смеется над ним, то будет немедленно повешен.
— Ну, говори, и пусть тебя сразит чума! — сказал он.
— Тогда, генерал, вот в чем дело. Но сначала дайте честное слово, что если мое сообщение будет так важно для вас, как я думаю, вы дадите требуемую мной сумму.
— Хорошо, но если ты меня обманешь, то будешь повешен или расстрелян… на выбор.
— Это мне безразлично. Торг закончен. Где деньги?
— Не думаешь ли ты, что я ношу пятьсот унций при себе?
— Черт возьми! Как же тогда быть? — сказал канадец, почесывая голову.
— Держи, — сказал генерал, давая ему два бриллиантовых кольца. — Эти алмазы стоят почти вдвое больше того, что ты требуешь. Доволен ли ты?
— Правда ли? Ба! Я рискую… Но слушайте… Сегодняшней ночью я, худо ли, хорошо ли, расположился биваком за три или четыре мили отсюда. К несчастью для меня поднялась буря и принудила искать более удобного и особенно более надежного убежища, чем то, которое я выбрал.
— Короче, короче!
— Сейчас, генерал. Ночь была такая темная, что, плохо зная страну, я заблудился и в темноте попал как раз в середину лагеря мексиканцев.
— А! А! И они хорошо тебя приняли, я полагаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83