— Хорошо я тебя кормила?
— Замечательно. Как поживаешь. Флер? Не слишком устала?
— Ничуть. Как тебе понравилось быть кочегаром?
— Хорошо! Машинист у меня был молодчина. Энн будет жалеть — она еще отлеживается.
— Она очень помогла нам. Почти шесть лет прошло, Джон; ты мало изменился.
— Ты тоже.
— О, я-то? До ужаса.
— Ну, мне это не видно. Ты завтракала?
— Да. Садись и продолжай есть. Я зашла к Холли, надо поговорить о счетах. Она тоже не вставала?
— Кажется.
— Сейчас пройду к ней. Как тебе живется в Англии, Джон?
— Чудесно. Больше не уеду. Энн согласна.
— Где думаешь поселиться?
— Где-нибудь поближе к Валу и Холли, если найдем участок; буду заниматься хозяйством.
— Все увлекаешься хозяйством?
— Больше чем когда-либо.
— Как поэзия?
— Что-то заглохла.
Флер напомнила:
— «Голос, в ночи звенящий, в сонном и старом испанском городе, потемневшем в свете бледнеющих звезд».
— Боже мой! Ты это помнишь?
— Да.
Взгляд у него был такой же прямой, как прежде, ресницы такие же темные.
— Хочешь познакомиться с Майклом, Джон, и посмотреть моего младенца?
— Очень.
— Когда вы уезжаете в Уонсдон?
— Завтра или послезавтра.
— Так, может быть, завтра вы оба придете к завтраку?
— С удовольствием.
— В половине второго. И Холли, и тетя Уинифрид. Твоя мама еще в Париже?
— Да. Она думает там и остаться.
— Видишь. Джон, все улаживается, правда?
— Правда.
— Налить тебе еще кофе? Тетя Уинифрид гордится своим кофе.
— Флер, у тебя прекрасный вид.
— Благодарю. Ты в Робин-Хилле побывал?
— Нет еще. Там теперь обосновался какой-то вельможа.
— Как твоей, как Энн, здесь интересно показалось?
— Впечатление колоссальное. Говорят, мы благородная нация. Ты когда-нибудь это находила?
— Абсолютно — нет; относительно — может быть.
— Тут так хорошо пахнет.
— Нюх поэта. Помнишь нашу прогулку в Уонсдоне?
— Я все помню, Флер.
— Вот это честно. Я тоже. Мне не так-то скоро удалось запомнить, что я забыла. Ты сколько времени помнил?
— Наверно, еще дольше.
— Ну, Майкл — лучший из всех мужчин.
— Энн — лучшая из женщин.
— Как удачно, правда? Сколько ей лет?
— Двадцать один.
— Как раз тебе подходит. Даже если б нас не разлучили, я всегда была слишком стара для тебя. Ой, какие мы были глупые, правда?
— Не нахожу. Это было так естественно, так красиво.
— Ты по-прежнему идеалист. Хочешь варенья? Оксфордское.
— Да. Только в Оксфорде и умеют варить варенье.
— Джон, у тебя волосы лежат совсем как раньше. Ты мои заметил?
— Все старался.
— Тебе не нравится?
— Раньше, пожалуй, было лучше; хотя...
— Ты хочешь сказать, что мне не к лицу отставать от моды. Очень тонко! Что она стриженая, ты, по-видимому, одобряешь.
— Энн стрижка к лицу.
— Ее брат много тебе рассказывал обо мне?
— Он говорил, что у тебя прелестный дом, что ты ухаживала за ним, как ангел.
— Не как ангел, а как светская молодая женщина. Это пока еще не одно и то же.
— Энн была так благодарна. Она тебе говорила?
— Да. Но по секрету скажу тебе, что мы, кажется, отправили Фрэнсиса домой циником. Цинизм у нас в моде. Ты заметил ею во мне?
— По-моему, ты его напускаешь на себя.
— Ну, что ты? Я его отбрасываю, когда говорю с тобой. Ты всегда был невинным младенцем. Не улыбайся — был! Поэтому тебе и удалось от меня отделаться. Ну, не думала я, что мы еще увидимся.
— И я не думал. Жаль, что Энн еще не встала.
— Ты не говорил ей обо мне.
— Почему ты знаешь?
— По тому, как она смотрит на меня.
— К чему было говорить ей?
— Совершенно не к чему. Что прошло... А забавно всетаки с тобой встретиться. Ну, руку. Пойду к Колли.
Их руки встретились над его тарелкой с вареньем.
— Теперь мы не дети, Джон. Так до завтра. Мой дом тебе понравится. A rivederci!
Поднимаясь по лестнице, она упорно ни о чем не думала.
— Можно войти, Холли?
— Флер! Милая!
На фоне подушки смуглело тонкое лицо, такое милое и умное. Флер подумалось, что нет человека, от которого труднее скрыть свои мысли, чем от Холли.
— Вот счета, — сказала она. — В десять мне предстоит разговор с этим ослом-чиновником. Это вы заказали столько окороков?
Тонкая смуглая рука взяла счета, и на лбу между большими серыми глазами появилась морщинка.
— Девять? Нет... да. Правильно. Вы видели Джона?
— Да. Единственная ранняя птица. Приходите все к нам завтра к завтраку.
— А вы думаете, что это будет разумно. Флер?
— Я думаю, что это будет приятно.
Она встретила пытливый взгляд серых глаз твердо и с тайной злостью. Никто не посмеет прочесть у нее в мыслях, никто не посмеет вмешаться!
— Ну отлично, значит, ждем вас всех в час тридцать. А теперь мне надо бежать.
И она побежала, но так как ни с каким «ослом-чиновником» ей встретиться не предстояло, она вернулась в Гринпарк и села на скамейку.
Так вот какой Джон теперь! Ужасно похож на Джона — тогда! Глаза глубже, подбородок упрямей — вот, собственно, и вся разница. Он все еще сияет, он все еще верит во что-то. Он все еще восхищается ею. Д-да!
В листьях над ее головой зашумел ветерок. День выдался на редкость теплый — первый по-настоящему теплый день с самой пасхи! Что им дать на завтрак? Как поступить с папой? Он не должен здесь оставаться! Одно дело в совершенстве владеть собой; в совершенстве владеть собственным отцом куда труднее. На ее короткую юбку лег узор из листьев, солнце грело ей колени; она положила ногу на ногу и откинулась на спинку скамьи. Первый наряд Евы — узор из листьев... «Разумно?» — сказала Холли. Как знать?.. Омары? Нет, что-нибудь английское. Блинчики непременно. Чтобы отделаться от папы, нужно напроситься к нему в Мейплдерхем, вместе с Китом, на послезавтра; тогда он уедет, чтобы все для них приготовить. Мама еще не вернулась из Франции. Эти уедут в Уонсдон. Делать в городе нечего. Солнце пригревает затылок — хорошо! Пахнет травой... жимолостью! Ой-ой-ой!
Х. ПОСЛЕ ЗАВТРАКА
Что из всех человеческих отправлений самое многозначительное — это принятие пищи, подтвердит всякий, кто участвует в этих регулярных пытках. Невозможность выйти из-за стола превращает еду в самый страшный вид человеческой деятельности в обществе, члены которого настолько культурны, что способны проглатывать не только пищу, но и собственные чувства.
Такое представление, во всяком случае, сложилось у Флер во время этого завтрака. Испанский стиль ее комнаты напоминал ей, что не с Джоном она провела в Испании свой медовый месяц. Один курьез произошел еще до завтрака. Увидев Майкла, Джон воскликнул:
— Алло! Вот эго интересно! Флер тоже была в тот день в Маунт-Вернон?
Это что такое? От нее что-то скрыли?
Тогда Майкл сказал:
— Помнишь, Флер? Молодой англичанин, которого я встретил в Маунт-Вернон?
— «Корабли, проходящие ночью», — сказала Флер.
Маунт-Вернон! Так это они там встретились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83